Народная армия атамана Бычкова
Материал из серии «Как это было». Почти сто лет назад русскому народу привалило счастье в виде большевистской власти, установившейся по итогам гражданской войны. Это та самая власть, которая сначала обрушила Империю в руины и тьму красного варварства, опустила, так сказать, до «сохи», а потом, ценой всех соков выжатых из русского народа (да-да, еще и из других коренных народов России) породила и атомную бомбу, и луноход, и непонятную этнополитическую общность - «советский народ». А ее адепты до сих пор на полном серьезе ставят это себе в заслугу…
Но вернемся ко времени окончания гражданской и победы большевиков. Народ воспринял «народную власть» по-разному. Про Кронштадский мятеж матросов, Тамбовское восстание крестьян и Ижевско-Воткинскую рабочую дивизию написано немало. Я же хотел рассказать о менее известных эпизодах народного сопротивления большевикам. И начну с Бухтарминского восстания семиреченских казаков в 1920 году.
Надо сказать, что в гражданскую войну многие сибирские и семиреченские казаки предпочли остаться в стороне, не доверяя ни одной из сторон. Насколько это повлияло на проигрыш Белой армии можно только предполагать. Но вот самим казакам такая позиция ничего хорошего не принесла, что стало ясно с первых дней установления нового режима.
Бухтарминский край, оторванный от центров Семипалатинской губернии горными хребтами и сотнями верст, всегда жил своей особой, замкнутой жизнью, откровенно тяготясь зависимостью от уездного начальства в Усть-Каменогорске. Жило там около 100 тысяч человек - казаков и крестьяне-старожилы (так называемые, «кержаки» ). Люди были в основном зажиточные и консервативные.
Весной в здешние места перебралось немалое количество коммунаров из Петрограда и прилегающих районов. Сначала переселенцы партизанили против Колчака. А после его разгрома стали формировать комячейки (аналог комбедов в европейской части страны), которые и стали основными проводниками «новой политики советской власти». Политика была незамысловатой: у коренного населения урезались земельные наделы в пользу приехавших «коммунаров», конфисковалось имущество, опять же в пользу голытьбы, помогали в проведении продразверстки и «трудовых мобилизаций» (это когда каждую общину обязывали выделить работников на выполнение каких-либо работ, например, лесозаготовок в пользу «государства», работа эта естественно не оплачивалась)… Ничего удивительного, что такая политика вызвала у коренного населения Бухтармы обоснованное негодование. Пришлые люди, без роду и племени, вели себя как захватчики…
Ухудшило ситуацию то, что среди этой революционной голытьбы оказалось ожидаемо мало толковых руководителей. А потому наладить нормальное управление краем не получалось. Запасов зерна не было. Продовольственных пайков не хватало даже социально близким семьям красноармейцев. «Спецы» вообще влачили полуголодное существование, что отнюдь не повышало их рвения на службе новой власти. Страшным дефицитом стала соль, которой в связи с тем, что в крае росли пресные травы, требовалось много и для скота, и для людей. Начался сильный падеж скота и болезни населения. «Почва Бухтарминского края, - признавали местные коммунисты, - была довольно приготовлена к пламени восстания», скромно умалчивая о том, чьими усилиями осуществлялась эта «подготовка».
В конце июня 1920 года власть преподнесла бухтарминцам сразу три «подарка»: началась очередная продразверстка (отбирали часто последнее), и в разгар полевого сезона, когда каждая пара рук на счету - объявили призыв молодежи в РККА, а взрослых мужиков в очередной раз «отмобилизовали» на лесозаготовки. Случайно это было или из желания поглумиться, но сочетание получилось гремучее. Начались поджоги скирд «неизвестными», дезертирство призывников и мобилизованных, стрельба по ночам по домам коммунаров. Кое-где коммунистов били и при свете дня. Местный ревком объявил край на «осадном положении» и сформировав из актива комячеек и некоторого числа красноармейцев отряд в 120 штыков, приступил к «наведению порядка»: арестам тех, кто возмущался громче всех. Штаб ревкома располагался в станице Больше-Нарымской. Население стало стихийно создавать партизанские отряды, которые уходили в леса (благо, край был ими богат).
Очень быстро нашлись и те (из числа офицеров), кто смог наладить связь между отдельными группами и координировать их действия. 15 июля утром в Больше-Нарымской произошла неудачная попытка вооруженного переворота. Коммунисты сумели быстро арестовать зачинщиков и радостно отрапортовали о победе в Усть-Каменогорск. Но вечером того же дня в станицу вошел крупный отряд партизан и отряд ревкома обратился в бегство до соседней деревни Усть-Нарымской. Там к ним присоединились остатки комячеек, изгнанные в тот же день из соседних станиц и деревень. Часть коммунистов, не сумев прорваться к ревкому, стала стекаться к главному промышленному объекту края - Зыряновскому руднику. Согласованность действий партизан, в один день разными отрядами захвативших ряд населенных пунктов, позволяет говорить о том, что это было подготовленная операция, а не стихийный бунт.
В Больше-Нарымской образовалось и «правительство» повстанцев - Временный комитет, который возглавил атаман А.С. Бычков, командовавший самым крупным отрядом партизан (по имевшейся информации, Бычков был боевым офицером, успевшим повоевать и с немцами, и с красными). Для руководства партизанами был создан Военный штаб в составе Бычкова, Козлова (бывший станичный атаман) и Мамонтова (бывший волостной старшина).Этот штаб объявил о создании Народной армии, в которую началась мобилизация казаков и крестьян. Во все стороны рассылались конные нарочные с призывом к восстанию. Тут надо отметить две характерные особенности этого восстания (характерные в том плане, что они были присущи и многим другим подобным народным восстаниям начала 1920-х). Во-первых, восставшим не хватало кадровых офицеров (все-таки почти все офицеры, способные выступить против красных открыто уже сделали это в ходе гражданской) и даже унтер-офицеров. Это вело к низкому качеству управления отрядами (особенно, когда их численность превышала пару десятков знакомых с детства односельчан). И в открытых столкновениях преимущество было на стороне регулярных частей РККА. Вторая особенность - идеология восставших, которую ряд исследователей называли «эсеровской». Крестьяне выступали против большевиков, но не за воссоздание России как империи. Это было для них слишком абстрактно. Нет, их идеал был «крестьянская республика» без продразверстки и большевистских комиссаров, которую и впрямь воспевали в своих агитках эсеры, энесы и прочие социалисты того времени. Вот только, как это часто бывает с агитками, предлагаемая их авторами модель могла существовать лишь на бумаге. Итак, неорганизованная, плохо вооруженная масса людей с лозунгами построения химеры против регулярной армии и отлаженной машины красного террора. Конец был очевиден…
Но вернемся к Бухтарминскому восстанию. Несмотря на всю подготовку, уже в первые дни образовалось как минимум два «укрепрайона» большевиков. И именно вокруг них развернулись основные боевые действия. Первый - это Зыряновский рудник.
В районе рудника работали на лесозаготовках курсанты Сибирских инженерных курсов РККА. Они попытались с наскоку разгромить партизан. Но проблема была в том, что курсанты ехали рубить лес, а не воевать, боеприпасов было мало, а местность малознакома, и они спешно отступили на рудник. Комиссар инженерных курсов Туманович запросил по телеграфу у Усть-Каменогорска срочного подкрепления, но все что ему прислали несколько перепуганных вохровцев - резервов у уездного руководства было мало, да и в серьезность восстания там пока еще верили с трудом.
Тем временем, поднимались новые станицы. Красных разбили в бою у села Красивое - остатки комячеек вынуждены были бежать вниз по течению Иртыша. Затем был разгромлен гарнизон красноармейцев в Гусиной пристани (речной порт на Иртыше). В общем, за несколько дней восстание охватило практически весь Бухтарминский край и стало представлять потенциальную угрозу для алтайских большевиков. Но к этому времени активизировался второй центр большевистских сил, сыгравший решающую роль в последовавших событиях. Это - 229-й Новгородский стрелковый полк 26-й стрелковой дивизии, охранявший государственную границу в пределах Семипалатинской губернии.
Казалось бы, один полк, что это - в сравнении с армиями Тухачевского, которые потребовались большевикам на Тамбовщине. Но, надо понимать, что это была полностью укомплектованное, боеспособное подразделение из нескольких сотен опытных бойцов. А какими силами располагал Бычков. Ядро его «армии» составляли казаки, имевшие в большинстве боевой опыт, некоторое личное оружие. Но как уже говорилось - остро не хватало офицеров и унтер-офицеров, способных организовать управление в боевой обстановке. Не лучше была ситуация с боеприпасами - в основном то, что захватывали с пленными и убитыми красноармейцами. Но мало кто из тех представлял собой ходячий арсенал.
Еще грустнее выглядела крестьянская часть «армии». Мобилизованных крестьян за неимением огнестрельного оружия снабжали самодельными пиками. Те, кому не хватало пик, брали вилы, дубинки и т. п. От «пикарей» в настоящем бою толку было мало. Поэтому их использовали так: во время наступления посылали вперед, в лоб, чтобы испугать противника массой войск, конные сотни тем временем пытались охватить вражеские фланги. Если взять на испуг не удавалось и коммунисты встречали наступавших плотным огнем, «пикари», конечно, удирали, тогда основная тяжесть боя ложилась на лучше вооруженных и более организованных казаков.
И все равно, поначалу, казакам удалось потеснить и подразделения 229-го полка, взяв под контроль всю Бухтарминскую казачью линию и тракт на монгольский город Кобдо. Именно в Кобдо отправился представитель бычковцев Ушаков искать контакты с консульством правительства Колчака. Они рассчитывали получить от белых помощь боеприпасами, оружием и даже воинскими подразделениями. А там, если получится - отгородиться от Совдепии и основать в Бухтарме свою казачье-крестьянскую республику. Миссия Ушакова провалилась по банальной причине - ситуация изменилась быстрее, чем он смог найти тех, с кем можно было договариваться о помощи.
Что интересно восставшие не стали изобретать велосипед и сохранили существовавшую структуру государственной власти, избавив ее от коммунистов. Причем часто это происходило с полного согласия этих структур. Бычковцы отправляли конных нарочных в еще не восставшие села и станицы, адресовали свои распоряжения действующим исполкомам, и те нередко принимали их к исполнению: арестовывали комячейки, объявляли мобилизацию в Народную армию, выбирали командный состав и т. д. Большинство исполкомов приняло самое активное участие в восстании. Потом, когда восстание было подавлено коммунистам пришлось совсем упразднить в крае выборные органы, заменив их ревкомами, наполненные «варягами» из губернского центра. Это, к слову, о поддержке «народной советской власти» на местах.
Массово поддержали восстание и так называемые «спецы», расставшиеся с иллюзиями, что они как профессионалы будут нужны любому режиму. То есть, нужны-то они были, но за людей их большевистское руководство не считало. Особенно отличился районный продовольственный комитет, все «спецы» которого встали в ряды восставших и сыграли притом немалую роль. Так, Ананьин, заведующий отделом товарных заготовок райпродкома, стал адъютантом главкома Бычкова, а затем командовал одним из повстанческих полков. Спецом был и отправленный на переговоры за кордон Ушаков, и многие другие… Но, конечно, основу бычковцев составили казаки - станицы поднялись поголовно.
К 17 июля определились три направления дальнейших боев. Первое - Зыряновский рудник, второе - Южное - на тех позициях, которые контролировал 229-й полк и третье -в районе Гусиной пристани. С нее и начнем.
В ночь на 18 июля из Усть-Каменогорска на пароходе «Роза Люксембург» для подавления восстания вышел отряд уездного военкома Федорова (2 роты в 170 штыков, кавалерийским разъездом и пулеметной командой). На рассвете отряд занял Гусиную пристань (которую никто не оборонял) и начал наступление на близлежащую станицу Вороньевскую. Казаки понимали, что из-за недостатка оружия им в открытом бою не выстоять, маневрировали, постоянно угрожая красным конной атакой с тыла. Маневрировали успешно, так что никакую станицу с ходу военком не занял. А вечером 18-го Федоров по прямому проводу сообщил в Усть-Каменогорск: «Необходимо во что бы то ни стало подкрепление, главное - патроны, пулеметы. В общем, положение очень серьезное. Скорее шлите мне людей». Лишь к ночи, под прикрытием пулеметов его отряд смог войти в оставленную казаками станицу.
Подкрепления пришли и силы Федорова возросли к 20 июля до 365 штыков при нескольких пулеметах и достаточном количестве боеприпасов. После этого он перешел в новое наступление. Основные силы шли по тракту вдоль Иртыша, а часть отряда - на пароходе «Роза Люксембург». В течение 20 июля под контроль красных перешло еще несколько деревень. Однако нельзя сказать, что это продвижение давалось им легко. Деревня Бородино (символичное название) за 19-23 июля вообще несколько раз переходила из рук в руки.
21 июля отряд Федорова получил из Усть-Каменогорска еще одно мощное подкрепление - учебная команда 35-го запасного полка, пулеметный взвод (5 пулеметов), роту ВОХР (102 штыка, 1 пулемет) и большой запас патронов. Одновременно ему было приказано взять основные станицы, поддержавшие бычковцев. Коммунисты двинулись в сторону станицы Мало-Красноярской. Однако чтобы пройти путь в 19 верст, коммунистам потребовалось четверо суток…
Более успешно для восставших складывались дела на Зыряновском направлении. К вечеру 18 июля несколько отрядов казаков и крестьян практически прижали красных к территории рудника. Отчаявшийся командир курсантов, не надеясь уже на Усть-Каменогорск, послал прямо в Омск - самому начальнику военно-учебных заведений Сибири - одну за другой две телеграммы. И в обеих просил о немедленной высылке подкрепления. Во второй телеграмме он писал: « ... запас патронов истощается. Положение курсов безвыходное. Посылайте пополнение, патроны, пулеметы». 20 июля бои шли уже на окраинах поселка при руднике. Командир красных снова телеграфировал : «Положение у нас скверное, патронов нет, единственный пулемет не работает, восстание разрастается».
Вечером 20 июля рудник был взят. Группа военкома Федорова оказалась под угрозой окружения - если бы части бычковцев от рудника двинулись к Иртышу. Но к тому времени красные успели мобилизовать достаточно большие силы для подавления восстания.
Решающие бои на Зыряновском направлении произошли 22-23 июля. О них, к сожалению, известно очень мало. 22 июля повстанцы выступили из Зыряновска по дороге на село Ключи и, отойдя от рудника на 8 верст, заняли оборону: расположились цепью на горе Орел и на горном «седле». Красные, получив подкрепления, перешли в наступление. Согласно донесениям, имел место «упорный бой». 22 июля повстанцы были вынуждены оставить Зыряновск. Развивая свой успех, коммунисты 23 июля отогнали восставших от рудника (взято около 100 пленных и много пик), а на правом фланге фронта в который раз заняли деревню Бородино. Остатки бычковцев обратились в отступление.
20-21 июля начал активно действовать и 229-й полк, командир которого стянул свои подразделения в один кулак и двинулся на восставших. Крупный бой произошел у поселка Сорвенок. Хотя казаки имели два пулемета, использовать их эффективно в этом бою из-за дефицита патронов они не могли. В конечном итоге солдаты 229-го полка выбили их из поселка. Повстанцы, потеряв только пленными 62 человека, отступили (красные потеряли в бою шесть человек, в том числе одного убитым). Затем последовало несколько схожих столкновений.
Сводный отряд 229-го полка действовал стремительно, не заботясь о собственном тыле. Не тратя время на «усмирение» небольших станиц в своем тылу, двинулся на запад, на повстанческую «столицу» Больше-Нарымскую. Красные командиры понимали, что самое главное - как можно быстрее ликвидировать основную живую силу противника, а также органы его управления.
К 24 июля штаб Народной армии потерял контроль над ситуацией, все резервы Бычкова были исчерпаны, а основные силы связаны тяжелыми боями на северо-западе - в районах Зыряновского рудника и станицы Мало-Красноярской. Повстанцев охватила паника, и многие бросились спасаться в горы. На следующий день отряд военкома Федорова соединился с 229-м полком и у бычковцев не осталось ни одного шанса на победу. Неудачей обернулась попытка дать решающий бой у села Солоновка 26 июля - повстанцы были вновь разбиты (противостоять пиками пулеметным расчетам красных было нереально).
Остатки Народной армии Бычкова обратились в бегство. Большая часть крестьян откололась от них и пытались отсидеться в горах поодиночке и небольшими группами. Ядро восставших - казаки - отступали к границе, уклоняясь от прямых стычек с красноармейцами, благодаря тому, что казаки практически все были на лошадях. В августе часть казаков скрылась в горах Джайдак, откуда осенью перебралась в Монголию. Другая часть, во главе с Бычковым попыталась закрепиться в деревне Берель (недалеко от границы), используя окрестные горы как своего рода «укрепрайон». Однако вскоре в Берель с боем ворвались объединенные силы 229-го полка и добровольцев из числа членов комячеек.
Взятие коммунистами Берели, между прочим, очень показательно. Красные, ворвавшись в деревню, начали ее грабить и насиловать женщин, подожгли в центре самые богатые дома. Расхищено было имущество не только крестьян, но и государственной Монгольской экспедиции по закупке скота (мануфактура, чай и спички, предназначавшиеся для натурального товарообмена). Разграбив дома, красные отступили в станицу Урыльскую. Через день их разведка увидела, что пожар сам по себе утих, тогда коммунисты снова зажгли Берель, но на этот раз не только в центре, а со всех сторон. Деревня перестала существовать. Вероятно, красные уничтожали Берель, чтобы лишить партизан потенциальной материальной базы, но сделано все было на редкость варварски и бездумно: одного хлеба сгорело около 100 тонн, весь 229-й полк мог кормиться им целый год.
Последний бой остатков бычковцев во главе со своим атаманом произошел 12 августа. Казакам позарез надо было раздобыть хоть немного патронов. Узнав, что в Верхнем Зимовье стоят только 15 красноармейцев, повстанцы решили напасть на них. Однако, пока отряд шел к деревне, ситуация кардинально изменилась. В Верхнее Зимовье прибыли два взвода 229-го полка, сопровождавшие обоз с патронами, а также сильная разведывательная группа, присланная из Катон-Карагая. Повстанцы наткнулись на довольно значительные силы противника и от такой неожиданности растерялись. Однако, оправившись от первоначального замешательства, казаки ринулись на красных. Не стреляя (патронов не было) в безнадежные)конные атаки. Всякий раз отступали, неся страшные потери от ружейного огня в упор, и наконец не выдержали, обратились в бегство. Только в долине у Верхнего Зимовья полегло более 110 повстанцев, а были еще трупы в соседнем лесу. Это был последний бой бычковцев…
Какие выводы можно сделать из истории Бухтарминского восстания (выводы, впрочем, относящиеся к большинству схожих бунтов и восстаний начала 20-х годов). Первое - их безнадежная запоздалость. В начале 1918-го избавить Россию от большевизма (и в частности - от Брестского мира) было вполне реально. Но крестьянское большинство не поддержало белых, соблазнившись посулами красных, или просто - надеясь отсидеться в стороне. Многие казаки, забыв о присяге также грезили о вольготной жизни «казачьих республик». Спустя несколько лет, познакомившись с комбедами, продразверсткой, расказачиванием и прочими «радостями военного коммунизма» крестьяне с казаками спохватились. Но было поздно - поезд уже ушел.
Вторая причина обреченности всех мятежей также лежит на поверхности. Никогда и нигде плохо вооруженная, неорганизованная масса без достаточного числа грамотных офицеров не смогла выиграть у регулярной армии, имевшей налаженное тыловое снабжение. Партизаны периода ВОВ - это все же было организованная сила, имевшая связь с «большой землей». У бычковцев, колыванцев, антоновцев и проч. Никакой «большой земли» за спиной не было. А перспектива была невеселая - бежать в горы, скрываясь в наспех вырытых землянках от зимы и отрядов карателей. Или идти в безнадежные психические атаки с шашкой на пулеметы…
Понимали это вожди восставших. Учитывая, что среди них, как раз, хватало офицеров с боевым опытом (по имеющейся информации Бычков был Георгиевским кавалером, прошедшим Первую мировую). Думается, да. Почему же шли на заведомо безнадежный бунт. Возможно потому, что есть вещи, с которыми мириться нельзя. Несмотря на то, что сопротивление кажется бесполезным, а силы врага необоримыми. Для руководителей Бухтарминского восстания - таким врагом были большевики.
А чем же закончилось восстание для мирных жителей Бухтармы. Для тех, кто остался надеясь на милость победителя. На то, что хлеборобы нужны при любой власти. Их ждало плотное знакомство с карателями и активистами комячеек.
Сторонние наблюдатели, случайно оказавшиеся в зоне боевых действий, отмечали исключительную жестокость, с которой был подавлен Бухтарминский мятеж. Части РККА, идущие на подавление, получали приказы применять по отношению к повстанцам «красный террор», то есть, попросту говоря, им давалось право расстреливать без суда любого, замеченного с оружием в руках. Что касается местных коммунистов, то они, испытав ненависть толпы и зачастую случайно избежав расправы, убивали без инструкций - мстили. Аресты и расстрелы сопровождались бесчинствами, насилием над женщинами, бессистемными реквизициями и открытым грабежом. Особенно этим грешили комячейки, которые имели прямую корысть: пользуясь моментом, устраняли более зажиточных односельчан и наживались за счет их хозяйств и имущества.
Сильнее всего пострадали казачьи станицы. К 1.01.1916 г. в них числилось 3296 душ мужского пола казачьего сословия. А В информационной сводке Семипалатинского губревкома (31.10.1920) об этих станицах уже говорилось: «... Мужское население совсем отсутствует, за исключением нескольких стариков и вернувшихся подростков».
Многочисленные группы повстанцев, скрывавшиеся в горах, время от времени вынуждены были спускаться в деревни за продовольствием. Они делали внезапные набеги, вырезали комячейки, угоняли скот, грабили имущество у жителей, не принимавших участия в восстании, у лиц, сочувствовавших коммунистам. Только после упорной борьбы и благодаря наступившим морозам коммунисты смогли переломить ситуацию, и движение резко пошло на убыль, хотя отдельные группы партизан действовали и в следующем году.
Остатки казачьих и кержацких семей были добиты спустя девять лет коллективизацией. Край заселили новые люди - переселенная беднота. Но они так и не смогли стать его хозяевами. Спустя несколько десятилетий Бухтарма перестала быть русской землей, а ее население побежало от нового «суверенного режима» в Россию. Но это уже совсем другая история…
Подробнее о восстании бухтарминцев можно прочитать в книге В. Шулдякова «Гибель Сибирского казачьего войска».