ПОЭТ И ЦАРЬ: о вывертах биографии Т.Шевченко

[george_vestovoj]

Так уж повелось у нас в советские времена, что персонажи отечественной истории изображались исключительно в двух цветах. Одних (русских царей, кроме Петра І, “буржуазных националистов”, реакционеров и т. д.) густо мазали черной краской, превращая в некое средоточие пороков и преступлений. Других (главным образом представителей “революционно-демократического лагеря”) делали подобием ангелочков, тщательно следя, чтобы на воображаемых белых одеждах не появилось ни единого пятнышка. Просто неприличным считалось говорить о недостатках людей, на официальном уровне признанных великими, их неблаговидные поступки, как правило, замалчивались, а образ жизни лакировался до неузнаваемости.
Мало что изменилось и в постсоветское время. Разве только некоторые личности из реестра черных попали в белые, а кое-кто из недавних “чистых” был ниспровергнут в грязь. В остальном же всё осталось по-прежнему: или однозначно черное, или однозначно белое.
Между тем, подобное изображение знаменитых людей в стиле индийского кино (если хороший, то: ах, какой хороший! - и добрый, и смелый, и благородный; ну а если плохой, то уж хуже некуда) порождает массу вопросов и неясностей. Почему жизнь определенного исторического деятеля сложилась так, а не иначе? Отчего такого хорошего человека не понимали окружающие? За что судьба наказывала тех, кто, кажется, совсем был без греха?
Пытаясь удовлетворить читательское любопытство и в то же время не выйти за черно-белые рамки, авторы биографических сочинений пускаются в пространные объяснения, призванные скорее затемнить суть проблемы, чем прояснит её, не брезгуют и сознательными фальсификациями, подгоняя факты под заранее утвержденный образ. В результате вопросов становится больше, а торжество истины отдаляется.

Всё вышеизложенное в полной мере можно отнести к биографии, пожалуй, самого знаменитого из деятелей украинской культуры - Тараса Григорьевича Шевченко. О великом Кобзаре написано немало научных монографий и статей, романов и повестей, сняты художественные и документальные фильмы, поставлены спектакли. Имя его увековечено в тысячах названий населенных пунктов, улиц, вузов, театров, а неясности в жизнеописании поэта так и остаются загадками для большинства его почитателей, да и просто для людей, неравнодушных к собственной истории.
Одной из таких загадок до сих пор является необъяснимая суровость царского приговора Кобзарю по делу о Кирилло-Мефодиевском обществе. Следствие не установило факта причастности поэта к тайной организации, да и сами кирилло-мефодиевцы не успели сделать ничего существенного, что могло бы навлечь гнев самодержца. Недаром большинство из них отделались весьма мягкими наказаниями и даже не потеряли права делать карьеру на государственной службе. Откуда же тогда такая строгость к Шевченко, сосланному на долгие годы в оренбургские степи тянуть солдатскую лямку? Отчего с такой неумолимостью отклонял Николай І все прошения о помиловании приговоренного? Почему, наконец, уже после смерти императора его сын и наследник Александр ІІ не спешил облегчить участь поэта?
Не прибавляет ясности и пристальное изучение личности Николая І, чей подлинный облик разительно отличался от нарисованного советскими историками образа “жестокого деспота”. Просвещенный монарх, в чье царствование русская культура достигла расцвета, покровитель Пушкина, Жуковского, Гоголя и вдруг: “Под строжайший надзор с запрещением писать и рисовать”. Чем же прогневил Тарас Григорьевич державного повелителя? Ключ к разгадке этой истории находится в биографии поэта.

Надо сказать, что ко времени проведения следствия о Кирилло-Мефодиевском обществе (1847) Шевченко был уже известен императору. Именно царская семья несколькими годами ранее выкупила будущего великого поэта и художника из крепостной неволи.
“Шевченкознавцы” советской закваски очень не любят вспоминать об этом, и если иногда проговариваются, то тут же делают оговорку: дескать, выкупая Тараса из рабства, царственные особы просто таким образом развлекались, им, мол, было абсолютно все равно, куда пойдут деньги, полученные от лотереи, в которой члены царской семьи принимали участие. Факты, однако, свидетельствуют о другом.
Как известно, хозяин Шевченко, помещик П. В. Энгельгардт, был чужд порывов душевного благородства. Ему совсем не улыбалась мысль ради каких-то “интересов искусства” отпустить на волю талантливого крепостного, бесплатно рисовавшего для него портреты. Ни Карл Брюллов, ни другой великий художник - А. Г. Венецианов, не смогли склонить помещика к освобождению Тараса. Брюллов обратился за содействием к своему другу, поэту В. А. Жуковскому, бывшему тогда воспитателем наследника престола. Жуковский рассказал обо всем императрице Александре Федоровне, а та, в свою очередь, сообщила о крепостном художнике супругу.
По приказу Николая І в дело вмешались министр императорского двора князь П. М. Волконский и президент Академии художеств А. Н. Оленин. Но Энгельгардт неожиданно заартачился. Он заявил, что и сам царь не имеет права принудить его расстаться с частью собственности и категорически отказался освободить Шевченко.
Император оказался в затруднительном положении. У нас привыкли изображать российских царей эдакими самодурами, из одной лишь прихоти отправляющими своих подданных в ссылку, а то и на эшафот. Действительность (по крайней мере, в ХІХ веке) была далека от таких картин. Русские государи, в том числе и Николай І, рассматривали свою самодержавную власть как особый вид ответственности перед Богом. Монарх не забывал, что на него направлены взоры миллионов людей, которым он обязан подавать пример в исполнении законов. И хотя Николай І прекрасно сознавал необходимость ликвидации крепостничества (всё царствование его прошло в подготовке к великой крестьянской реформе, осуществленной уже его сыном), на тот момент крепостное право существовало. Царь мог бы самым суровым образом наказать Энгельгардта, если бы тот нарушил закон, но просто так отнять у помещика хотя бы одного крепостного, даже во имя самых благих побуждений, он не имел юридических оснований.
С другой стороны, и Энгельгардт, поостыв, сообразил, что ссора с царем ничего хорошего ему не принесет. Он предпочел пойти на попятную и согласился отпустить Шевченко за 2500 рублей - огромную в то время сумму, во много раз превышающую среднюю цену крепостного крестьянина. Даже далеко не бедствовавшие Брюллов и Жуковский не могли запросто выложить такие деньги из своего кармана. Им пришлось вновь обратиться к императрице. Александра Федоровна согласилась заплатить, но с условием, чтобы Брюллов нарисовал для нее давно обещанный портрет Жуковского. Художник приступил к работе.

А тем временем известие о талантливом крепостном художнике распространялось по Петербургу, и некоторые представители высшего света были не прочь иметь у себя его работы. Среди заинтересовавшихся Шевченко аристократов оказался и некий генерал, заказавший художнику свой портрет, за который обещал приличные деньги. Но то ли портрет вышел не очень удачным, то ли заказчик слишком уж придирался, а только забирать собственное изображение и оплачивать труд художника генерал отказался.
Обиженный Тарас решил отомстить. Он замазал мундир и эполеты, дорисовал взамен белую рубаху, полотенце и бритвенные принадлежности и продал картину в качестве вывески в цирюльню, куда имел обыкновение ходить бриться его обидчик.
Можно представить себе гнев генерала, узревшего себя изображенным в роли зазывалы у цирюльника. Он тут же приобрел вывеску, а затем поехал к Энгельгардту, объявив о желании купить у него дерзкого крепостного.
Помещик, наверное, про себя посмеялся над покупателем, но отказывать ему не стал, тем более, что генерал соглашался заплатить большую сумму, чем условленные с Брюлловым 2,5 тысячи. Торги быстро близились к завершению и, вероятно, Шевченко ожидала незавидная участь, если бы не новое вмешательство императрицы.
Дело в том, что, узнав о предполагаемой своей продаже, Тарас бросился к Брюллову, тот немедленно сообщил новость Жуковскому, а последний - Александре Федоровне. Из дворца Энгельгардту было передано высочайшее неудовольствие нарушением достигнутых ранее договоренностей, и сделка расстроилась.
Вскоре Брюллов закончил обещанный портрет Жуковского, который разыграли в лотерею среди членов царской семьи. Вырученные за лотерейные билеты деньги были переданы Энгельгардту, и Шевченко получил, наконец, отпускную. Произошло это знаменательное событие 22 апреля 1838 года.
Справедливости ради следует заметить, что историю с генералом некоторые исследователи считают вымыслом, из рода анекдотов, неизбежно преследующих жизнеописания всех выдающихся людей. Учитывая, однако, что правдивость “анекдота” отстаивалась некоторыми весьма близкими к поэту людьми, можно признать его правдивым.
Но если эта история и вызывает у кого-то недоверие, то роль царской семьи в освобождении Шевченко из крепостной зависимости никакому сомнению не подлежит. Сам Тарас Григорьевич упоминает об этом факте в собственноручно написанной автобиографии (есть еще и другая “автобиография” поэта, написанная его другом П. А. Кулишом), а также в автобиографической повести “Художник”. Кроме того, имеются другие свидетельства и сохранившиеся в архивах документы.

Дальнейшая судьба Т. Г. Шевченко известна. Учеба в Академии художеств, издание “Кобзаря”, литературная известность. Имя Николая І помогло бывшему крепостному еще раз, когда он выполнил иллюстрации к роскошному изданию подготовленной известным историком Н. А. Полевым книги “Русские полководцы”, посвященной царствовавшему императору. Участие Шевченко в таком издании стало лучшей рекомендацией для киевского генерал-губернатора Д. Г. Бибикова, которому он после переезда в Украину подал прошение о зачислении художником во Временную комиссию для разбора древних актов, существовавшую при канцелярии генерал-губернатора.
Во время работы в комиссии Тарас Григорьевич близко сошелся с группой оппозиционно настроенных интеллигентов, образовавших тайное Кирилло-Мефодиевское общество. В этом окружении поощрительно воспринимались его “вольнолюбивые поэзии”, в частности, написанная еще в Петербурге поэма “Сон”, где в карикатурном виде изображался не только Николай І, но и Александра Федоровна:

Цариця небога
Мов опеньок засушений,
Тонка, довгонога,
Та ще, на лихо, сердешне
Хита головою.
Так оце-то та богиня!
Лишенько з тобою... и т. п.

Это сочинение сыграло роковую роль в жизни Шевченко. При разгроме Кирилло-Мефодиевского общества экземпляры текста поэмы вместе с другими его произведениями были обнаружены у многих членов организации и представлены императору.
Говорят, Николай І от души смеялся, читая строки, направленные против себя, и хотя называл поэта дураком, но совсем не был расположен наказывать его. Однако, дойдя до поэмы “Сон”, где поливалась грязью его жена, царь пришел в ярость. “Положим, он имел причины быть мною недовольным и ненавидеть меня, но ее-то за что?” - спрашивал разгневанный монарх.
Шевченко был арестован и доставлен в столицу. Опасность он осознал не сразу. К тайному обществу поэт не принадлежал (во всяком случае, никаких доказательств этому не было), а “вольнолюбивые стихи”, очевидно, не считались тогда основанием для крупных неприятностей. По воспоминаниям очевидцев, всю дорогу до Петербурга Тарас беспрестанно хохотал, шутил, пел песни, словом, вел себя так, что даже у конвоировавших его жандармов сложилась уверенность в неминуемом оправдании поэта.
Только оказавшись в тюрьме и подвергшись строгому допросу, Шевченко понял, чем грозит ему оскорбление императрицы. Он признает “неблагопристойность своих сочинений”, называет их “мерзкими”, высказывает “раскаяние в гнусной неблагодарности своей к особам, оказавшим ему столь высокую милость”. “Я слышал везде дерзости и порицания на Государя и Правительство. Я всему этому поверил и, забыв совесть и страх Божий, дерзнул писать наглости против моего Высочайшего благодетеля, чем довершил свое безумство”, - пояснял поэт свое поведение.

Но раскаяние явно запоздало. Шевченко уже восстановил против себя как императора, так и руководителей следствия. Управляющий ІІІ Отделением Л. В. Дубельт и шеф жандармов А. Ф. Орлов не скрывали своего презрения к нему. И если большинству подследственных при вынесении приговора было оказано снисхождение, то Шевченко, за проявленную им неблагодарность к монарху, единодушно был признан никакой милости не заслуживающим. Он был наказан по всей строгости тогдашних законов и “за сочинение возмутительных и в высшей степени дерзких стихотворений” определен рядовым в Оренбургский отдельный корпус, сохранив, однако, за собой право выслуги в унтер-офицеры. Местному начальству было поручено иметь за поэтом “строжайшее наблюдение, дабы от него, ни под каким видом, не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений”.
Вдобавок ко всему, при обыске среди бумаг Кобзаря жандармы нашли выполненные им рисунки “фривольного” (как тогда говорили) содержания. Возможно, сегодня, когда любой телезритель, включив “ящик” в “детское” время, имеет возможность лицезреть на экране половой акт, такие рисунки показались бы невинной шалостью. В середине ХІХ века нравы были иные. Шевченко посчитали развратником, а рисованные им “картинки” оскорбили царскую семью не меньше, чем “возмутительные стихи”. Ведь прося во дворце помощи для Шевченко, его ходатаи говорили о необычайном таланте крепостного, той пользе, которую он может принести русскому искусству. И вот куда были употреблены способности художника! Так к запрещению писать прибавилось не менее тягостное для Тараса Григорьевича запрещение рисовать.

Нельзя не заметить, что, в отличие от “шевченкознавцев”, сам поэт не оспаривал справедливости приговора. В документах ІІІ Отделения указывалось, что “бывший художник Шевченко, при объявлении ему Высочайшего решения об определении его рядовым в Отдельный Оренбургский корпус, принял это объявление с величайшею покорностью, выражал глубочайшую благодарность Государю Императору за дарование ему права выслуги и с искреннейшим раскаянием, сквозь слезы говорил, что он сам чувствует, сколь низки и преступны были его занятия. По его словам, он не получил никакого воспитания и образования до того самого времени, когда был освобожден из крепостного состояния, а потом вдруг попал в круг студентов, которые совратили его с прямой дороги. Он обещается употребить все старания вполне исправиться и заслужить оказанное ему снисхождение”.
Искренним ли было намерение исправиться? Или поэт рассчитывал показным смирением добиться смягчения своей участи? Надо сказать, что Шевченко тогда очень надеялся на прежние связи в столичном обществе. Но слишком уж в неприглядном свете предстал он перед своими знакомыми. Отплатившему злом на добро не было оправдания.
“Недаром говорит пословица: с хама не буде пана”, - прокомментировал случившееся первый издатель “Кобзаря” П. И. Мартос. Карл Брюллов в ответ на просьбу друзей Шевченко о помощи только пожал плечами и отказался предпринять что-либо для своего бывшего ученика. Не заступился за поэта и Жуковский, к которому Тарас Григорьевич обратился с письмом. Интересно, что в изданном в 60-е годы академическом “полном” собрании сочинений Т. Г. Шевченко из чернового варианта письма к Жуковскому таинственным образом “исчезла” часть текста с фразами “я вполне сознаю мое преступление и от души раскаиваюсь” и “я прошу милостивого ходатайства вашего перед всемилостивейшим Государем нашим”, так же, как из советских публикаций следственного дела поэта “исчезали” все признания им своей вины. Видно, не очень-то вязались они с образом “несгибаемого борца с самодержавием”.
Не помогло Шевченко и обращение его доброжелателей к командиру Оренбургского отдельного корпуса генералу А. В. Перовскому, которого знавшие его близко люди характеризовали как человека “истинно великодушного и с ангельски добрым сердцем”. Перовский выразил намерение “сделать для него всё, что можно”, но, съездив в ІІІ Отделение и лично ознакомившись со следственным делом, отказался заступаться за поэта, запретив своим сотрудникам впредь просить об этом. Когда же один из подчиненных генерала посмел нарушить запрет, Перовский решительно потребовал не напоминать ему больше про “этого негодяя”.

Долгие десять лет тянул поэт солдатскую лямку. Огонек надежды мелькнул для него в 1855 году, после смерти Николая І. Вступивший на отцовский престол Александр ІІ амнистировал многих политических преступников, но фамилию Шевченко собственноручно вычеркнул из списка освобождаемых. “Этого простить не могу, он оскорбил мою мать”, - заявил новый император.
Понадобились усиленные хлопоты, чтобы добиться прощения для Тараса Григорьевича. И здесь снова не обошлось без представителей царской семьи. Пост президента Академии художеств занимала тогда дочь Николая І, великая княгиня Мария Николаевна. Именно к ней, через посредство вице-президента Академии графа Ф. П. Толстого и его супруги, обратился поэт. “Ходатайствуйте обо мне у нашей высокой покровительницы”, “подайте от себя прошение обо мне ея высочеству, нашему августейшему президенту”, - умолял он в письмах.
Великая княгиня также вначале не проявила желания добиваться освобождения человека, столь неблагодарного по отношению к её родителям, но, тронутая рассказами о страданиях Шевченко, смягчилась и обратилась с соответствующей просьбой к Александру ІІ. Император не стал отказывать сестре и в 1857 году “во внимание к ходатайству президента Академии художеств, Ее Императорского Высочества Великой Княгини Марии Николаевны” поэт был уволен от воинской службы. Позднее, после новых просьб со стороны Шевченко, та же великая княгиня добилась для него разрешения проживать в Петербурге и работать в Академии.
Так закончился тяжелейший период в биографии Кобзаря.

Ко всему этому можно добавить, что, обращаясь с просьбами к Марии Николаевне, поэт в дневниковых записках поносил её уже покойного отца, а в 1860, когда умерла вдовствующая императрица Александра Федоровна, Шевченко откликнулся на это событие стихотворением “Хоча лежачого й не бґють”, в котором называет мать великой княгини “сукой” и призывает “тілько плюнуть на тих оддоєних щенят, що ти щенила”, зачисляя, надо полагать, в число “щенят” и свою новую покровительницу.
Думается, нет нужды комментировать этот поступок великого поэта.

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА. При подготовке статьи использованы дневник, письма и художественные произведения Т. Г. Шевченко, материалы следственного дела об “Украйно-славянском обществе”, воспоминания о поэте Н. Д. Быкова, К. И. Герна, Л. В. Дубельта, Н. И. Костомарова, Ф. М. Лазаревского, П. И. Мартоса, П. Д. Седлецкого, Е. Ф. Юнге, другие материалы, опубликованные в журналах “Вестник Европы”, “Вестник Юго-Западной и Западной России”, “Голос минувшего”, “Исторический вестник”, “Киевская старина”, “Русская мысль”, “Русская старина”, “Русский архив”, “Русское богатство”, “Україна”. А также книги: Белинский В. Г. Собрание сочинений. Т. 9. М., 1982; Демченко Я. “Оклеветание Шевченко некоторыми патриотами”. К., 1910; Конисский А. Я. “Жизнь украинского поэта Тараса Григорьевича Шевченко”. Одесса, 1898; “Листи до Т. Г. Шевченка”. К., 1962; Маслов В. П. “Тарас Григорьевич Шевченко”. М., 1874; Моренец Н. И. “Шевченко в Петербурге”. Л., 1960; Петров Н. И. “Очерки истории украинской литературы ХІХ столетия”. К., 1884; Пискунов Ф. М. “Шевченко, его жизнь и сочинения”. К., 1878; “Спогади про Тараса Шевченка”. К., 1982; Чалый М. К. “Жизнь и произведения Тараса Шевченко”. К., 1882; “Тарас Григорович Шевченко. Біографія”. К., 1960; “Т. Г. Шевченко в документах і матеріалах”. К., 1950; “Шевченковський словник”. Т. 1-2. К., 1976-1977; Яворницький Д. І. “Матеріали до біографії Т. Г. Шевченка”. Катеринослав, 1909; Яковенко В. И. “Т. Г. Шевченко. Его жизнь и литературная деятельность”. СПб, 1894.

Александр Каревин

«Киевские новости». 24 января 1997 года

qui