Европа и греческое восстание
Французское правительство с самого начала заняло двойственное отношение к филэллинизму. Оно не думало, что отправка французских добровольцев в Грецию должна отвечать французским национальным интересам, даже если эти самые французы были самыми ярыми противниками восстановленных Бурбонов. Правительство считало - и правильно - что французы, несмотря на свои политические взгляды, останутся в первую очередь французами. Поэтому французское правительство было склонно проводить несколько противоречивых политических курсов одновременно, в неуверенной надежде, что все-то они уж не смогут потерпеть неудачу. Теоретически оно поддерживало Меттерниха и все же не предпринимало особых попыток помешать помощи, идущей к грекам; и одновременно это же правительство Франции оказывало помощь туркам, особенно подданному султана и его союзнику, паше Египта.
В Марселе, добровольцы, направлявшиеся в Грецию при попустительстве французских властей, могли видеть фрегаты, строящиеся на верфях для египтян. В дальнейшем двойственность французской политики стала еще более выраженной.
В Британии, имевшей в то время, быть может, самую либеральную политическую систему и самую разнузданную прессу в Европе, дело греков вначале произвело меньшее впечатление, чем где бы то ни было. В газетах и обзорах появилось огромное количество сочувствующих грекам, но предложения послать практическую помощь не встретили особого отклика. Как и везде, руководство движением сначала взяли на себя ученые. Но в конечном итоге все уперлось в вопрос законности революции.
Много усилий было потрачено на оспаривание доктрины легитимности османского правительства, на объяснение коммерческих преимуществ помощи грекам в обретении независимости и на порождение опасений, что российское и французское влияние сможет пересилить британское.
В Соединенных Штатах филэллинское движение также получило сильный старт в 1821 году. В это же самое время до Штатов дошло Обращение к народам Европы якобы было выпущеное из «спартанского штаба» в Каламате.
Американцы, уверенные, даже самодовольные, в своей собственной конституционной свободе, не могли скрыть чувства превосходства по отношению к более несчастным политическим системам европейских наций.
На протяжении всей войны американские сторонники греческого дела склонялись к мысли, что только они способны учить греков истинной свободе. В июле 1821 года на обеде американцев в Париже, на котором присутствовали Вашингтон Ирвинг и Лафайет, был произнесен тост: «Земля Минервы, родина Искусств, Поэзии и Свободы - цивилизует своих завоевателей в период ее упадка, она же и возродит Европу, и спасет ее от окончательного падения. Пусть ее сыновья восстановят в Европе дух Свободы».
В 1824 году на благотворительном концерте для греков в Цинциннати один американский генерал провозгласил: «Человечество, политика, религия - все требуют этого. Мы должны отправить в Грецию наше добровольческое соединение. Звездно-полосатое знамя должно развеваться в Эгейском море».
Но наибольшее влияние филэллинизм оказал на Германию в первые годы войны. Реакция на восстание греков была распространена в Германии более, чем в любой другой стране.
В последние годы войны с Наполеоном там развился могучий идеалистический и националистический дух. Война велась за «Свободу», концепцию опьяняющей свежести, тесно связанную с новыми древними греками. «Свобода» в основном мыслилась как свобода от иностранного господства французов, но многие из тех, кто принимал участие в последних успешных кампаниях, мечтали о политической свободе, о конституционном правительстве, и их лидеры поощряли эти устремления.
Немцы знали о реальных условиях современной Греции меньше, чем любой другой народ Западной Европы. В отличие от британцев и французов, немногие из них были попали во время Наполеоновских войн в район Средиземного моря. Лишь горстка путешественников из Германии добралась до Греции за полвека до революции.
С другой стороны, литературное филэллинство было в Германии, как и везде, устоявшимся жанром. Например, в «Руинах Афин» Коцебу, к которой Бетховен написал музыку, затрагивается тема Минервы, покинувшей Парфенон, чтобы основать новый храм муз в Европе. "Гиперион" Гёльдерлина ,который впервые появился в 1797 году, был на удивление пророческим. Это была история о немце, который собирался воевать в греческом восстании против турок. Для Гельдерлина «возрождалась» не столько Греция, сколько Германия в греческих одеждах.
Когда разразилась греческая революция, эта идея приобрела новую актуальность. Если бы «возрождение» Греции означало насильственную революцию, не означало ли бы возрождение Германии то же самое?
Правительства Австрии и Пруссии, которые видели потенциального якобинца в каждом человеке, ставящем под сомнение монархический абсолютизм, не могли игнорировать эту связь. Либералы, как правило, были филэллинами, а филэллины - либералами.
