Алебастровый вампир
Страницы истории горняцких артелей в России
Сазонов Г.П. «Алебастровый вампир», 1894
В заключение рассмотрим еще один тип эксплуатации. Дело идете о малоизвестном, или даже совершенно неизвестном в печати добывании алебастра, которым щедро наделен гористый берег Оки, особенно в Муромском и Горбатовском уездах. Горбатовский алебастр отправляется обожженный по железной дороге в Москву и Нижний. Он низшего качества и ценится дешевле и, вследствие последнего обстоятельства, удачно конкурируете в Москве с алебастром высшего сорта - муромским. Особенно ценится жайский. В данном случае я буду говорить исключительно о муромском.
Здесь алебастр добывается во многих местностях, как седа: Жайское, Клин, Сапун, Болотниково, Вазарово, Голенищево, Караваево и т. д. Для добывания крестьяне соединяются в артели по 10, 15, 20 человек и более. Таких артелей насчитывают до 100. Составляются они из однодеревенцев. Члены состоят, как из взрослых, так и из подростков, у кого есть, получающих также пай. Эти ставят артели магарыч. Каждый пай выставляет по женщине для нагрузки алебастра на баржи. Работает артель сообща. Обедать ходят домой. Вырученные за алебастр деньги делят на равные паи, сообразно числу членов. Работы начинаются с Николы (6 декабря), подготовительные же ранее, и кончаются весною, в конце марта или даже в начале апреля. Поэтому наблюдать самую работу мне не довелось, но я был во многих центрах этого производства и подробно расспрашивал.
Осматривая в первый раз местность производства, видишь только, что горы во многих местах осели, опустились, точно будто дождевые ручьи размыли их, видишь щели в горах, преимущественно у подножия их; здесь же замечаешь какие-то, словно искусственные насыпи глины, иногда уже значительно поросшие травой, в разных местах валяются куски жилистого, нередко с розовым оттенком, алебастра. Горы покрыты дровяным лесом; вокруг - глушь, тишина. Там вспорхнет птица, здесь из-под ног выпрыгнет заяц и пойдет прыгать по высокой горе. Никаких признаков человеческой деятельности не замечаешь.
Артели, организовавшись, прежде всего делают вход в гору, на некоторой высоте от подошвы ее, и подпирают его, чтобы не обвалился; потом начинают рыть в горизонтальном направлении пещеру в глубь горы, пока не встретят слоя алебастра. Галереи приходится рыть длинные, так как алебастр залегает довольно глубоко; они достигают нередко 100 саж. и более. Ходить в них можно согнувшись, и они нешироки. Иногда, прорыв безуспешно ползимы, артель бросает с проклятиями это место и ищет более счастливое. Дойдя до слоя алебастра, взрослые члены артели подкапываются под него, стоя на коленях, в согнутом положении; подростки вывозят выбрасываемую глину на кобылках (род санок) из пещеры. По мере подкапывания под слои алебастра ставят подставки, продолжая работу далее и увеличивая постепенно количество подставок, на случай обвала. Когда подкопают слой, выбивают постепенно подставки, начиная с дальних и переходя к ближним, и уходят. В течение ночи слой отваливается. Затем его разбивают на небольшие куски и нередко для этого прибегают к действию пороха, после чего алебастр вытаскивают и кладут в кучи.
Труд этот ужаснейший, истинно каторжный. В узких, низких, длинных пещерах копошатся живые существа, грязные, голодные, изнуренные. При слабом мерцании в непроницаемой темноте дымной лучины, они кажутся гномами, говорил мне один учитель. Тяжесть труда усугубляется убийственным воздухом, так как никакой вентиляции, разумеется, нет, без света, да и дым лучины не имеет выхода. Необходимость прибегать ко взрывам порохом довершает мерзость воздуха; он становится невыносим даже для привычного рабочего, который упадает в обморок и выносится с раскрытою грудью на снежок шатающимися товарищами и обильным трением снегом приводится в чувство для того, чтобы затем снова начать невыносимо-убийственный труд, в корне подтачивающий его силы. Особенно ужасна участь подростков, работающих с 13 лет. Они должны беспрерывно вывозить из пещеры землю и глину на кобылках с полозьями по голой земле. Для этого впрягаются в кобылку, перекидывают лямку через грудь и, чтобы везти значительный груз на большом пространстве, крепко упираясь ногами, в наклонном положении, всеми силами налегают на грудь, так что она находится постоянно в сжатом, сдавленном положении. Понятно, как это должно отразиться на здоровье будущего работника. Сильно также страдает шея, - она страшно растирается и постоянно находится в воспаленном состоянии, так что к ней больно прикоснуться. К тому ж редкая зима обходится без того, чтобы не задавило обвалом нескольких несчастных.
Но как же оплачивается эта работа? Вероятно, этот опасный, отвратительный труд получает должное вознаграждение? Вероятно, высокая цена влечет сюда рабочего - убивать силы, здоровье свое и своих семей? Посмотрим.
Обыкновенно за зиму артель добываете алебастра по 1.000 пудов на пай, случается по 800, часто и по 1.200 и, как счастливое исключение, даже по 2.000 пуд. За 1.000 пудов с нагрузкой на баржи посредник платите им 15-20 и редко 25 руб. Это за целую зиму такого труда на своей пище!.. Если положить только 120 рабочих дней, а их более, то и тогда придется рабочему 15 коп. в день на своей пище. И при том труд женщин от каждого пая для нагрузки баржи не принимается во внимание. Но и этот нищенский заработок - фикция для рабочего: он всецело идет на подати, недоимки и проценты на долг кулаку.
Но, может быть, само производство невыгодно? Быть может, оно более такой нищенской подачки труженику и не может дать? Быть может, сама судьба преследует его?
Вот что мне в коротких словах пришлось узнать от рабочих и разных лиц по этому поводу (особенно искренно благодарю священника села Жайскаго, отца Парфения, к которому я имел рекомендации, за его любезность). Почти все горы здесь, не считая ломок Голицына, или приобретены в собственность купцом Быковым, живущим в селе Жайском, как Болотниково, Голенищево, или им арендуются. Считаю нужным заметить, что горы покупались им не отдельно, а с принадлежащими к ним имениями, разумеется, по дешевой цене, так что в покупку гор никакой капитал им не вложен; с другой стороны, аренды за горы, нередко крестьянские, он платите ничтожные. Таким образом, собственником или фактическим владельцем на огромном пространстве залежей алебастра является купец Быков.
Эта крупная капиталистическая персона - продукт «пореформенного» хозяйства. Сын небогатого крестьянина, он особенно разбогател в последнее десятилетие. Теперь он - владелец нескольких имений, значительных залежей алебастра, пароходов, многих баржей, ведет огромное производство, закабалил множество рабочих, получает несколько десятков тысяч годового дохода. Еще несколько лет назад, было два предпринимателя кроме Быкова в алебастровом производстве; но, на счастье последнего и на несчастье крестьян, оба они, - говорят, совершенно не по экономическим причинам, а просто по семейным обстоятельствам или даже за смертью, - сократились, и Быков зацарил деспотично один. Теперь даже трудно новому предпринимателю вступить с ним в конкуренцию, так как горы он или скупил, или долгосрочно арендуете, рабочие закабалены, дело поставлено умело и на широкую ногу чуть ли не полумиллионного производства. Как отразилось на рабочем это воцарение, самовластие крупного кулака, - понять нетрудно. Прежде, при конкуренции, цены за 1.000 пудов алебастра доходили до 70 руб. и даже выше, теперь они спустились до 15-20 руб., и нельзя быть уверенным, что не спустятся еще ниже. По крайней мере Быков уверяете рабочих, что сбыт алебастра идете туго, в виду конкуренции дешевого дудаевского (Горбатовскего уезда), что дела его вообще плохи и что он хочет даже бросить производство. Это он говорит не одним рабочим и в этом нельзя не видеть желания Быкова подготовить народ к понижению цен на труд.
Это свидетельствуете, что даже сам кулак сознаете преступную безнравственность разнузданной эксплуатации, что и у него просыпается совесть, но только для того, чтобы, замазав неправдой глаза окружающим, пойти по пути разорения массы еще дальше... Фактически ему легко это сделать. На; селение обездолено реформой, земли мало и плоха. Никаких производств и заработков кроме алебастрового нет. Конкуренции у Быкова нет и быть не может. При беззастенчивом вранье, что производство падает, и совесть яко бы чиста. Работники же, закабаленные кулаком, находясь к нему и в обязательных отношениях, безгласны. Дело в том, что осенью и зимою Быков дает крестьянам задатки, но через старост, которые, вычитая нужное на подати, остальное (!) отдают рабочим. В свою очередь, старосты благодарят по-своему, выдавая из волости обязательства от лица каждого работать у Быкова. И вероятно, среди этих мучеников мало недоимщиков, и вероятно, местная администрация получает награды и благодарности от начальства... за усердие. Но интересно спросить: за усердие к чему? Мало того, благодетель-кулак дает хлеб и пшено, - бери, отработаешь... Так и запутывается рабочий. А создав кабалу, можно уже все сделать с последним, - ведь он не убежит теперь, - даже с голоду уморить. Кулак хорошо знает, что кто только может - бежит из этой проклятой местности, куда глаза глядят.
По словам лиц знающих, в том числе о. Парфения, который близок с Быковым не менее 20 лет (на его глазах последний и разбогател), добывание алебастра Быковым простирается свыше 800 тыс. пудов ежегодно. С нагрузкой на свои баржи, взяв среднюю плату с 1.000 пуд. 20 руб., весь продукт ему будет стоить 16.000 руб. Доставляется алебастр в Рязань, Коломну и Москву. Так как ему не было бы расчета возить в Рязань и Коломну, если бы доставка в Москву была значительно выгоднее, то, можно думать, московский рынок определяет цены и рязанские, - разница лишь в стоимости перевозки. Поэтому буду вести расчет по московскому рынку. Во что обходится доставка, можно сказать только приблизительно. Как уже было замечено, за доставку товара из Нижнего до Орехова-Зуева берут по 7 коп. с пуда и находят выгодным; принимая путь от Муромского уезда по Оке до Коломны и далее по реке Москве до Москвы вдвое большим предыдущего, причем перевозка производится Быковым своим пароходом и на своих баржах, потому обходится не вдвое более предыдущей цены, a менее, положим 10 коп. с пуда, то доставка всего количества обойдется в 80.000 рублей. Стало-быть, весь алебастр при доставке в Москву будет стоить около 100.000 руб.
Когда я осенью, при свидании в Москве с А.И. Кошелевым, передавал ему между прочим тот факт, что артели алебастровые получают по 20 руб. с 1.000 пуд., А.И. решительно отказался поверить этому, так как он сам платит для своего имения на Оке, в Рязанской губ., 200 руб. за 1.000 пудов. В свою очередь, последнему отказался поверить я, - настолько высокою показалась мне цена эта. Интересовавшая меня стоимость алебастра на московском рынке вполне подтвердила справедливость слов А.И. Оказалось, в Москве низшая цена на горбатовский алебастр - 220 руб. за 1.000 пуд., муромский же 280 - 320 руб. и выше. Положим, что Быков продает мелким торговцам только по 225 руб.; за 800.000 пуд. он возьмет 180.000 руб. Следовательно чистых у него останется 80.000 руб. Но сбросим, наконец, 20.000 руб. на разные непредвиденные расходы, и все-таки останется громадный куш в 60.000 руб.
Но посчитаем еще кое-что. Он каждый год покупает подержанные по дешевой цене баржи, гусяны и пр. до 100 штук, и на них отправляет вверх алебастр, а там продает их по значительно высшей цене, так как лесные материалы там дороги; от этой операции кладут, как самый возможный minimum, 5.000 руб. дохода. На обратном же пути он закупает в Рязанской губернии дешево хлеб и привозить в Муромский уезд, где цена значительно выше. Притом много он дает в долг с громадными процентами, - на эту статью кладут ему опять как minimum 5.000 руб. И это еще не все. Крайне неприятно констатировать факт, свидетельствующий, что жадности, алчности людской не может быть предела. Достаточно насмотревшись на кулацкую натуру, даже я бы не поверил, если бы сам много раз не слышал от рабочих, что и такой крупный капиталист как Быков прибегает к мелким мошенническим приемам.
- Наложишь это кучи алебастра в квадраты, - говорят они, - священного, уж мы значит привыкаем, с глазу видим сколько тысяч в них. Приходить хозяин, баим, 10.000, к примеру, выставили, померяет это он значит ленточкой, - нет, говорит, здесь боле восьми тысяч не будет, не приму. Бьешься, бьешься, кланяешься, слезно молишь. Ну, говорит, Бог с вами, ведро водки ставлю... Неправедно поступаете, обида - одно слово, да что поделаешь?
Много я видел обездоленных местностей и этот год и прежде, но что увидел здесь, выше всякого представления, - это что-то невероятное.
Для рабочих особенно тяжела была зима 1880-1881 года, когда неурожай довел цены на хлеб до 1 руб. 80 коп. за пуд.
- О-ох, тяжело было зимой, твердят в разных местах бабы, уж так тяжело, так тяжело!.. Чуть было шкуру свою не съели. Хлебец-то, батюшка, испечешь - темнее земли, так только будто название одно; там и мучицы-то в нем не видно, жмышку натолчешь, намешаешь, мякины подсыпешь, - ну, и чего там еще... Придут это с работы, умаялись сердешные, а какой тут обед? Пустые щи да хлебушко. Похлебают, и бегут на работу, a хлебушка-то с собой уж и нельзя взять, - нету-ти. Вечером придут, уж на них лица нет, еле дотащатся до избы. Тут бы поесть надоть маленько, да чего? Так сердешные упадут, где лопало, и лежат как убитые, только вздыхают. А заглянешь, из глаз слезы текут. То ли он спит, то ли так лежите, Господь его знает. A детишкам-то, бедняжкам, каково? Ведь слабеньки еще, ребятки-то, а возить глину - ух как тяжело! Все силы вымотали. Уж и не чаяли перебедовать. Эх, что уж говорить, как-нибудь доживать до смерти надоть!
- Обижаете вас хозяин-то? навожу я.
- Где не обижать? Известно, обижает. Нешто Господь накажете зря? У него, у хозяина-то, вишь один сынок первый, да и тот бешеный стал, на цепи сидел. Уж каки-каки начотчики не были, все значит отчитывали его и - знахари разные, да вишь Господь прогневался, так не излечить...
Отчаяние слышится в каждом слове, голосе, во всей фигуре... Здесь не услышишь протеста, не услышишь резкой брани, негодования на мучителя своего, не увидишь никакой попытки выбиться из этого положения, да и возможности нет. Убиты силы, притуплено чувство, порабощена воля, угнетено, под пятой кулака, человеческое достоинство.
Источник:
Сазонов Г.П. Ростовщичество - кулачество: Наблюдения и исследования. - СПб.: Тип-я А.С. Суворина, 1894. - VI, 221 с. - С.69-76.
Сазонов Г.П. «Алебастровый вампир», 1894
В заключение рассмотрим еще один тип эксплуатации. Дело идете о малоизвестном, или даже совершенно неизвестном в печати добывании алебастра, которым щедро наделен гористый берег Оки, особенно в Муромском и Горбатовском уездах. Горбатовский алебастр отправляется обожженный по железной дороге в Москву и Нижний. Он низшего качества и ценится дешевле и, вследствие последнего обстоятельства, удачно конкурируете в Москве с алебастром высшего сорта - муромским. Особенно ценится жайский. В данном случае я буду говорить исключительно о муромском.
Здесь алебастр добывается во многих местностях, как седа: Жайское, Клин, Сапун, Болотниково, Вазарово, Голенищево, Караваево и т. д. Для добывания крестьяне соединяются в артели по 10, 15, 20 человек и более. Таких артелей насчитывают до 100. Составляются они из однодеревенцев. Члены состоят, как из взрослых, так и из подростков, у кого есть, получающих также пай. Эти ставят артели магарыч. Каждый пай выставляет по женщине для нагрузки алебастра на баржи. Работает артель сообща. Обедать ходят домой. Вырученные за алебастр деньги делят на равные паи, сообразно числу членов. Работы начинаются с Николы (6 декабря), подготовительные же ранее, и кончаются весною, в конце марта или даже в начале апреля. Поэтому наблюдать самую работу мне не довелось, но я был во многих центрах этого производства и подробно расспрашивал.
Осматривая в первый раз местность производства, видишь только, что горы во многих местах осели, опустились, точно будто дождевые ручьи размыли их, видишь щели в горах, преимущественно у подножия их; здесь же замечаешь какие-то, словно искусственные насыпи глины, иногда уже значительно поросшие травой, в разных местах валяются куски жилистого, нередко с розовым оттенком, алебастра. Горы покрыты дровяным лесом; вокруг - глушь, тишина. Там вспорхнет птица, здесь из-под ног выпрыгнет заяц и пойдет прыгать по высокой горе. Никаких признаков человеческой деятельности не замечаешь.
Артели, организовавшись, прежде всего делают вход в гору, на некоторой высоте от подошвы ее, и подпирают его, чтобы не обвалился; потом начинают рыть в горизонтальном направлении пещеру в глубь горы, пока не встретят слоя алебастра. Галереи приходится рыть длинные, так как алебастр залегает довольно глубоко; они достигают нередко 100 саж. и более. Ходить в них можно согнувшись, и они нешироки. Иногда, прорыв безуспешно ползимы, артель бросает с проклятиями это место и ищет более счастливое. Дойдя до слоя алебастра, взрослые члены артели подкапываются под него, стоя на коленях, в согнутом положении; подростки вывозят выбрасываемую глину на кобылках (род санок) из пещеры. По мере подкапывания под слои алебастра ставят подставки, продолжая работу далее и увеличивая постепенно количество подставок, на случай обвала. Когда подкопают слой, выбивают постепенно подставки, начиная с дальних и переходя к ближним, и уходят. В течение ночи слой отваливается. Затем его разбивают на небольшие куски и нередко для этого прибегают к действию пороха, после чего алебастр вытаскивают и кладут в кучи.
Труд этот ужаснейший, истинно каторжный. В узких, низких, длинных пещерах копошатся живые существа, грязные, голодные, изнуренные. При слабом мерцании в непроницаемой темноте дымной лучины, они кажутся гномами, говорил мне один учитель. Тяжесть труда усугубляется убийственным воздухом, так как никакой вентиляции, разумеется, нет, без света, да и дым лучины не имеет выхода. Необходимость прибегать ко взрывам порохом довершает мерзость воздуха; он становится невыносим даже для привычного рабочего, который упадает в обморок и выносится с раскрытою грудью на снежок шатающимися товарищами и обильным трением снегом приводится в чувство для того, чтобы затем снова начать невыносимо-убийственный труд, в корне подтачивающий его силы. Особенно ужасна участь подростков, работающих с 13 лет. Они должны беспрерывно вывозить из пещеры землю и глину на кобылках с полозьями по голой земле. Для этого впрягаются в кобылку, перекидывают лямку через грудь и, чтобы везти значительный груз на большом пространстве, крепко упираясь ногами, в наклонном положении, всеми силами налегают на грудь, так что она находится постоянно в сжатом, сдавленном положении. Понятно, как это должно отразиться на здоровье будущего работника. Сильно также страдает шея, - она страшно растирается и постоянно находится в воспаленном состоянии, так что к ней больно прикоснуться. К тому ж редкая зима обходится без того, чтобы не задавило обвалом нескольких несчастных.
Но как же оплачивается эта работа? Вероятно, этот опасный, отвратительный труд получает должное вознаграждение? Вероятно, высокая цена влечет сюда рабочего - убивать силы, здоровье свое и своих семей? Посмотрим.
Обыкновенно за зиму артель добываете алебастра по 1.000 пудов на пай, случается по 800, часто и по 1.200 и, как счастливое исключение, даже по 2.000 пуд. За 1.000 пудов с нагрузкой на баржи посредник платите им 15-20 и редко 25 руб. Это за целую зиму такого труда на своей пище!.. Если положить только 120 рабочих дней, а их более, то и тогда придется рабочему 15 коп. в день на своей пище. И при том труд женщин от каждого пая для нагрузки баржи не принимается во внимание. Но и этот нищенский заработок - фикция для рабочего: он всецело идет на подати, недоимки и проценты на долг кулаку.
Но, может быть, само производство невыгодно? Быть может, оно более такой нищенской подачки труженику и не может дать? Быть может, сама судьба преследует его?
Вот что мне в коротких словах пришлось узнать от рабочих и разных лиц по этому поводу (особенно искренно благодарю священника села Жайскаго, отца Парфения, к которому я имел рекомендации, за его любезность). Почти все горы здесь, не считая ломок Голицына, или приобретены в собственность купцом Быковым, живущим в селе Жайском, как Болотниково, Голенищево, или им арендуются. Считаю нужным заметить, что горы покупались им не отдельно, а с принадлежащими к ним имениями, разумеется, по дешевой цене, так что в покупку гор никакой капитал им не вложен; с другой стороны, аренды за горы, нередко крестьянские, он платите ничтожные. Таким образом, собственником или фактическим владельцем на огромном пространстве залежей алебастра является купец Быков.
Эта крупная капиталистическая персона - продукт «пореформенного» хозяйства. Сын небогатого крестьянина, он особенно разбогател в последнее десятилетие. Теперь он - владелец нескольких имений, значительных залежей алебастра, пароходов, многих баржей, ведет огромное производство, закабалил множество рабочих, получает несколько десятков тысяч годового дохода. Еще несколько лет назад, было два предпринимателя кроме Быкова в алебастровом производстве; но, на счастье последнего и на несчастье крестьян, оба они, - говорят, совершенно не по экономическим причинам, а просто по семейным обстоятельствам или даже за смертью, - сократились, и Быков зацарил деспотично один. Теперь даже трудно новому предпринимателю вступить с ним в конкуренцию, так как горы он или скупил, или долгосрочно арендуете, рабочие закабалены, дело поставлено умело и на широкую ногу чуть ли не полумиллионного производства. Как отразилось на рабочем это воцарение, самовластие крупного кулака, - понять нетрудно. Прежде, при конкуренции, цены за 1.000 пудов алебастра доходили до 70 руб. и даже выше, теперь они спустились до 15-20 руб., и нельзя быть уверенным, что не спустятся еще ниже. По крайней мере Быков уверяете рабочих, что сбыт алебастра идете туго, в виду конкуренции дешевого дудаевского (Горбатовскего уезда), что дела его вообще плохи и что он хочет даже бросить производство. Это он говорит не одним рабочим и в этом нельзя не видеть желания Быкова подготовить народ к понижению цен на труд.
Это свидетельствуете, что даже сам кулак сознаете преступную безнравственность разнузданной эксплуатации, что и у него просыпается совесть, но только для того, чтобы, замазав неправдой глаза окружающим, пойти по пути разорения массы еще дальше... Фактически ему легко это сделать. На; селение обездолено реформой, земли мало и плоха. Никаких производств и заработков кроме алебастрового нет. Конкуренции у Быкова нет и быть не может. При беззастенчивом вранье, что производство падает, и совесть яко бы чиста. Работники же, закабаленные кулаком, находясь к нему и в обязательных отношениях, безгласны. Дело в том, что осенью и зимою Быков дает крестьянам задатки, но через старост, которые, вычитая нужное на подати, остальное (!) отдают рабочим. В свою очередь, старосты благодарят по-своему, выдавая из волости обязательства от лица каждого работать у Быкова. И вероятно, среди этих мучеников мало недоимщиков, и вероятно, местная администрация получает награды и благодарности от начальства... за усердие. Но интересно спросить: за усердие к чему? Мало того, благодетель-кулак дает хлеб и пшено, - бери, отработаешь... Так и запутывается рабочий. А создав кабалу, можно уже все сделать с последним, - ведь он не убежит теперь, - даже с голоду уморить. Кулак хорошо знает, что кто только может - бежит из этой проклятой местности, куда глаза глядят.
По словам лиц знающих, в том числе о. Парфения, который близок с Быковым не менее 20 лет (на его глазах последний и разбогател), добывание алебастра Быковым простирается свыше 800 тыс. пудов ежегодно. С нагрузкой на свои баржи, взяв среднюю плату с 1.000 пуд. 20 руб., весь продукт ему будет стоить 16.000 руб. Доставляется алебастр в Рязань, Коломну и Москву. Так как ему не было бы расчета возить в Рязань и Коломну, если бы доставка в Москву была значительно выгоднее, то, можно думать, московский рынок определяет цены и рязанские, - разница лишь в стоимости перевозки. Поэтому буду вести расчет по московскому рынку. Во что обходится доставка, можно сказать только приблизительно. Как уже было замечено, за доставку товара из Нижнего до Орехова-Зуева берут по 7 коп. с пуда и находят выгодным; принимая путь от Муромского уезда по Оке до Коломны и далее по реке Москве до Москвы вдвое большим предыдущего, причем перевозка производится Быковым своим пароходом и на своих баржах, потому обходится не вдвое более предыдущей цены, a менее, положим 10 коп. с пуда, то доставка всего количества обойдется в 80.000 рублей. Стало-быть, весь алебастр при доставке в Москву будет стоить около 100.000 руб.
Когда я осенью, при свидании в Москве с А.И. Кошелевым, передавал ему между прочим тот факт, что артели алебастровые получают по 20 руб. с 1.000 пуд., А.И. решительно отказался поверить этому, так как он сам платит для своего имения на Оке, в Рязанской губ., 200 руб. за 1.000 пудов. В свою очередь, последнему отказался поверить я, - настолько высокою показалась мне цена эта. Интересовавшая меня стоимость алебастра на московском рынке вполне подтвердила справедливость слов А.И. Оказалось, в Москве низшая цена на горбатовский алебастр - 220 руб. за 1.000 пуд., муромский же 280 - 320 руб. и выше. Положим, что Быков продает мелким торговцам только по 225 руб.; за 800.000 пуд. он возьмет 180.000 руб. Следовательно чистых у него останется 80.000 руб. Но сбросим, наконец, 20.000 руб. на разные непредвиденные расходы, и все-таки останется громадный куш в 60.000 руб.
Но посчитаем еще кое-что. Он каждый год покупает подержанные по дешевой цене баржи, гусяны и пр. до 100 штук, и на них отправляет вверх алебастр, а там продает их по значительно высшей цене, так как лесные материалы там дороги; от этой операции кладут, как самый возможный minimum, 5.000 руб. дохода. На обратном же пути он закупает в Рязанской губернии дешево хлеб и привозить в Муромский уезд, где цена значительно выше. Притом много он дает в долг с громадными процентами, - на эту статью кладут ему опять как minimum 5.000 руб. И это еще не все. Крайне неприятно констатировать факт, свидетельствующий, что жадности, алчности людской не может быть предела. Достаточно насмотревшись на кулацкую натуру, даже я бы не поверил, если бы сам много раз не слышал от рабочих, что и такой крупный капиталист как Быков прибегает к мелким мошенническим приемам.
- Наложишь это кучи алебастра в квадраты, - говорят они, - священного, уж мы значит привыкаем, с глазу видим сколько тысяч в них. Приходить хозяин, баим, 10.000, к примеру, выставили, померяет это он значит ленточкой, - нет, говорит, здесь боле восьми тысяч не будет, не приму. Бьешься, бьешься, кланяешься, слезно молишь. Ну, говорит, Бог с вами, ведро водки ставлю... Неправедно поступаете, обида - одно слово, да что поделаешь?
Много я видел обездоленных местностей и этот год и прежде, но что увидел здесь, выше всякого представления, - это что-то невероятное.
Для рабочих особенно тяжела была зима 1880-1881 года, когда неурожай довел цены на хлеб до 1 руб. 80 коп. за пуд.
- О-ох, тяжело было зимой, твердят в разных местах бабы, уж так тяжело, так тяжело!.. Чуть было шкуру свою не съели. Хлебец-то, батюшка, испечешь - темнее земли, так только будто название одно; там и мучицы-то в нем не видно, жмышку натолчешь, намешаешь, мякины подсыпешь, - ну, и чего там еще... Придут это с работы, умаялись сердешные, а какой тут обед? Пустые щи да хлебушко. Похлебают, и бегут на работу, a хлебушка-то с собой уж и нельзя взять, - нету-ти. Вечером придут, уж на них лица нет, еле дотащатся до избы. Тут бы поесть надоть маленько, да чего? Так сердешные упадут, где лопало, и лежат как убитые, только вздыхают. А заглянешь, из глаз слезы текут. То ли он спит, то ли так лежите, Господь его знает. A детишкам-то, бедняжкам, каково? Ведь слабеньки еще, ребятки-то, а возить глину - ух как тяжело! Все силы вымотали. Уж и не чаяли перебедовать. Эх, что уж говорить, как-нибудь доживать до смерти надоть!
- Обижаете вас хозяин-то? навожу я.
- Где не обижать? Известно, обижает. Нешто Господь накажете зря? У него, у хозяина-то, вишь один сынок первый, да и тот бешеный стал, на цепи сидел. Уж каки-каки начотчики не были, все значит отчитывали его и - знахари разные, да вишь Господь прогневался, так не излечить...
Отчаяние слышится в каждом слове, голосе, во всей фигуре... Здесь не услышишь протеста, не услышишь резкой брани, негодования на мучителя своего, не увидишь никакой попытки выбиться из этого положения, да и возможности нет. Убиты силы, притуплено чувство, порабощена воля, угнетено, под пятой кулака, человеческое достоинство.
Источник:
Сазонов Г.П. Ростовщичество - кулачество: Наблюдения и исследования. - СПб.: Тип-я А.С. Суворина, 1894. - VI, 221 с. - С.69-76.