Спите спокойно, мой аджюдан
Вашу скорбь по ушедшему Боуи понимаю и сочувствую, хотя для меня он, до того как уйти, прошёл мимо.
А вот этот господин (на фото справа) мимо никак не прошёл. Прекрасный актёр, убеждённый тартюф, соратник гениального де Фюнеса, воплощённое жизнелюбие, бурдюк милостию божией и глава всех жандармов. Меня всегда согревала мысль, что он жив до сих пор, могучий старик, сочный, здоровенный и бескомпромиссный кусок старой доброй синематографической Франции.
Иногда я представлял даже, как он триумфально топает домой по брусчатке старого Парижа, катя перед собой бочонок красного вина. Мимо кафешки на тротуаре, где за столиком сидит депрессивная Капюсин и нервно курит одна за другой тонкие сигареты, а в небе кружится, саркастически похохатывая, красноглазый Фантомас на знаменитом белом ситроэне. Эти уже призраки, прекрасные призраки карамельного прошлого шестидесятых, а Мишель нет, Мишель живой, Мишель всё ещё здесь, думал я, и от этой мысли становилось теплее.
Ну вот, сегодня я узнал, что и он ушёл, четвёртого ещё января, на пять дней раньше старика Ангуса Скримма, звезды другого жанра. Скончался, как и жил, талантливо, во сне. Из жандармов теперь, кажется, остался только самый юный Морис Риш, а Мишель отправился, по своему обыкновению переваливаясь и вращая очами, в рай для самых крутых и самых стильных артистов, где сиятельный Луи встретит его с распростёртыми объятиями.
Спите спокойно, мой аджюдан. Вы ели много хлеба, но это шло Вам только на пользу.