Отель разбитых сердец. Часть девятая
Товарищ У
ОТЕЛЬ РАЗБИТЫХ СЕРДЕЦ
Записки пациента
Продолжение
9. ОРАНЖЕВЫЙ УРОВЕНЬ
Магнитная буря. Оранжевый уровень угрозы. Теперь я знаю, что это не пустые слова. Утро разгорается. Развалина и Жертва лежат чуть ли не в обнимку на своей кровати и угрожающе гулят. Уровень их агрессии стремительно растёт. Сегодня они буквально не дают прохода взмыленным работницам. «Сестричка, забери мою утку, помой и принеси обратно. Скорее», - диктует Развалина. Когда утка приносится, немедленно следует комментарий: «Ты через Москву её носила? Быстрее надо». «Никуда вы не спешите, так мы спешим», - вторит ему Жертва. «Сестричка, подойдите скорее. Когда вы будете ставить капельницы? Цельный день потом с ими сидишь». - «Если б ешчо помогали капельницы ваши. Нихера не помогають», - снова поддакивает Жертва. «Не надо мне твой укол. Убери его нахуй. Мне лучше не становится. А вам тут всем наплевать». - «Это чыстая правда. Плявать они на нас хотели». - «Девушка, девушка, иди сюда, зови санитарку и пусть заберёт у деда утку, а мне принесёт новую, с крышкой. Утки и те покрали». - «Всё разворовывають и ешчо жалуюцца, што им платять мало». - «Сестричка! Сестричка! Капельницы вы нам будете ставить или нет?» - «Сестричка! Подойди сюда, ты слышишь, тебя чэловек зовёть!»
Окриком их сегодня не приструнишь: настроенные болезненно, занудно и плаксиво, могут и сомлеть от жалости к себе. Пытаюсь вполне утешительно, но строго их увещевать. Это срабатывает ненадолго. Особенно раздражает шакалящий Жертва. С соседней кровати, забрызгивая мой локоть, кашляет Сопля. Я демонстративно протираю локоть салфеткой; Сопля, впрочем, не понимает ни смысла демонстрации, ни того, что, кашляя, надо прикрывать рукой рыло.
- Санитарочка! - кричит Развалина. - Санитарочка!
Запыхавшись, санитарочка прибегает в очередной раз.
- Убери лужу, - командует Развалина. - Перевернулась утка. Получылося, што я обоссался.
Санитарка исполняет желание смутьяна, довольно нелицеприятно ворча. Через некоторое время она приходит снова размораживать холодильник.
- У тебя жопа маленькая, - замечает ей вдруг Развалина [http://www.tov.lenin.ru/ideas/hotel/razvalina-zadnitsa.mp3 ].
- Ну и хорошо, - говорит она.
- Как это хорошо? Некрасиво.
- Кому надо нравится.
- Мужчынам не нравится.
- Тебе, дед, откуда знать.
- Бо я мужчына.
- Правда? - с хохотком переспрашивает санитарка.
- Мужчынам нравятся большие, - Развалина делает вид, что не заметил иронии. - Тебя, наверно, никто и замуж не узял.
Лежащий рядом Жертва гнусно подхихикивает.
- Ну и хорошо. Хоть не сука и не падла. А то у вас одно величание жён. А потом на задницы чужие смотрите. На большие, - смеётся санитарка. - Наверно, своя мелкая.
- Да нет. Как раз у меня не мелкая. Наоборот, у меня не мелкая. Рук не хватае обнять.
- Ещё остаётся?
- Это усё моё. Она учера тут была. Приходила. У двери боком заходить, прямо не може пройти.
Могу засвидетельствовать, что Развалина не лгал. Я видел его girl-friend вчера. Габариты у неё действительно были изрядные.
- Смотрите, - обратилась на этот раз ко мне санитарка. - Стройные никогда толстым никаких таких вот замечаний не делают.
- Цивилизованно ведут себя, правда? - сказал я.
- Да просто не завидуют! При чём тут цивилизация! Мы не завидуем, а они завидуют. «Чего ты такая худая?» А я ж не говорю, чего ты такая толстая! Не завидую - и не говорю.
- Мужики притвораются. Всем нравятся только полные, - мрачно гудел Развалина. - Худобень не нравится никому. Это они говорат: «О, толстые, толстые». А сами другое думают.
- …Но почему-то в глянцевых журналах толстушек нет, - победоносно заключила санитарка. - И все листают эти журналы.
- Да ну. Это… Просто я знаю психологию мужчын.
- Вот и психология мужчин.
- Мужики на кости не бросаются.
- А и не отказываются. И отчего-то от своих толстух бегут - к молодым, - захохотала санитарка. - А отчего к молодым бегут? Потому что молодые стройные, - заключила она победоносно.
- Ну, молодое есть молодое.
- Ну вот и всё. Потому что стройное.
- Да не потому что. Просто для разнообразия.
- Ага. А чего ж ты к толстой не бежишь для разнообразия? Ха-ха! А к стройной.
- Я, например, к толстой бегу, - бубнил упрямый Развалина. - К самой толстой…
Диалог долго ещё продолжался в том же содержательном ключе, причём в конце Развалина вновь стал переходить на личности присутствующих, вернее, на задницу присутствующей оппонентки.
Сделав своё дело, санитарка ушла. Но напоследок пригрозила:
- Ладно, дед! Надоел ты мне. Плохо ты себя ведёшь. Смотри, не пожалеть бы. Я-то ещё тебе понадоблюсь.
- Иди-иди, - напутствовал её Развалина. - Вот, Владимир Владимирович: нет ничего хуже для жэншчыны, чэм когда мужчына усомницца у её красоте.
- Так что ж вы человеку настроение испортили, - упрекнул его я.
Развалина промолчал и помолчал. Непродолжительно. Через некоторое время началось снова. Они с Жертвой, похоже, затеяли троллинг персонала всерьёз и надолго, становясь буквально минуту за минутой всё более придирчивыми, распущенными и крикливыми. Претензии, капельницы, утки…
Я почувствовал, что устаю от всего этого и вышел с книгой из палаты. И опешил: по всему коридору, сбиваясь с ног, под карканье старых глоток носились взад-вперёд санитарки с утками, сестрички с капельницами и дежурные врачи со стетоскопами. Пациенты неистовствовали. Безумный, истерический лямант стоял по всей больнице. Отдельно взятые, индивидуальные отчаяния, клокоча, извергались из палат в коридор, объединяясь в коллективном набатном порыве. Вопли и проклятия бесноватых доносились с разных сторон коридора, чёрной загробной тяжестью был наполнен спёртый воздух его. Это было жуткое ощущение. «Вот тебе и оранжевый уровень», - подумал я, слушая, как беснуется этот единый многоглоточный организм с коллективными вставными зубами.
«Пожалуй, на маразматиков крайне отрицательно влияет общество друг друга», - размышлял я. - «Развалина один был ещё человеком, а как подселили ещё двух паралов, совсем пошёл вразнос. Один парал тихий, да и вообще не парал. Второй горланит вместе с Развалиной… Они скоро какашками начнут кидаться!» - понял я в ужасе. - «Похабники и скандалисты… И бабки им вторят из коридора… Из разных дверей… полифонически… Может, эта симфония - к выписке моей? Прощальный, так сказать, концерт…»
Вспомнилось вычитанное у зоологов о синхронном поведении (synchronous behaviour, напомнила мне название tiertiertier) животных. Коллективные самоубийства леммингов. Массовые выбрасывания на берег китов и дельфинов. Феномен, когда, например, лев приближается к стаду бизонов, его замечает одна-единственная особь, а синхронно разворачиваются все, как солдаты по команде, и одновременно что есть сил драпают в одном направлении, друг друга с ног не сбивая, - не объяснён до сих пор. Похоже, старики таки увидели льва. Имя ему было - Смерть.
Я представлял этого льва абсолютно белым, с морозной гривой и ледяными провалами глаз. Он не рычал, а просто шёл медленно, обмахиваясь плетью хвоста, медленно и неумолимо шествовал на мягких лапах.
Возле одной из женских палат в коридоре стояла грустная красивая девушка. Я вспомнил, что она находится здесь с самого утра. Сейчас она ещё грустнее. Вздохнув, я принял решение вернуться назад к Развалине и Жертве.
Вернувшись, я обнаружил, что Развалина не только обоссался, но и обосрался. Сидит на краю кровати голой задницей на тряпке и дремлет со спущенными штанами. Троллинг санитарки, как она и предупреждала, не прошёл для него даром: судя по тому, что я увидел, с судном она не поспела. Вообще странно, раньше Развалина ходил какать как все, в туалет пешком и самостоятельно. «Похоже на финал драмы», - сказал я сам себе. Это было ошибочное мнение.
На соседней кровати доктор и медсестра допрашивали Жертву. «Кажу вам, плохо мне», - разнузданно орал на них он. - «Что значит плохо? В каком месте болит?» - «Сами должны знать! Плохо мне и всё, а вы таблетками кормите…» Ему измерили давление. Давление оказалось высокое. Сварливому старику сделал укол.
Развалина тем временем проснулся, посмотрел на него и заскулил:
- Такое отношение блять суки блять к процессу лечэбному…
В спёртом воздухе витал тяжёлый запах пота, кала и мочи. Это было невыносимо. Я вновь схватил книжку и вышел в гудящий коридор. Одинокая девушка стояла возле окна с какой-то измятой простынёй в руках. Слёзы градом катились по её лицу.
«И ведь на улицу не сбежать в холод и дождь», - заскрипел я зубами. Сел в кресло в коридоре и раскрыл книгу. Через некоторое время несколько медсестёр с грохотом покатили по коридору каталку. На ней, абсолютно фиолетовый, в кислородной маске, лежал Жертва. Голова его болталась, как у трупа. Он и не выживет, понял я. Слышно было, как одна из сестричек что есть сил барабанит в двери грузового лифта.
Я зашёл в нумера. Старичок, упавший с велосипеда, полусидел в своей кровати и тревожно шевелил ушами. «Увезли деда», - сказал третий толстяк. - «В сортире упал, обписялся». - «Да ведь не то позор, что в сортире упал и описался», - подумал я. - «В таком месте немудрено; здесь все слабые. Обосрался и ладно, - здесь такое случиться может с каждым. А вот обосравшись, вкруг себя какашками кидаться - это уже действительно позор. Последний свой день без достоинства провести, мелочась и матерясь в подражание Развалине - вот это нехорошо. Тот хотя бы у них харизматический лидер. А этот? Ну а если вдруг сегодня и не последний день его? А вдруг вытянет? Нечего мне раскаркиваться, как старики из палат».
В палату зашла санитарка [http://www.tov.lenin.ru/ideas/hotel/sanitary.mp3 ] - забрать из тумбочки кошелёк и паспорт Жертвы. «Как он там?» - спросил толстяк. Та только вздохнула.
Я обратил внимание, что после инцидента с Жертвой Развалина присмирел. Весь вечер он разговаривал с сестричками с исключительным почтением, словно бы подозревал, что это их гнев сбил Жертву с ног. Ну или боялся, что если сам где-то упадёт, они могут и не прийти на помощь. А может, вообще сидел тихо, чтобы не привлекать внимание Провидения, сегодня особенно гневного.
В комнате уже было убрано, но по-прежнему дурно пахло. Я открыл окна и опять попёрся с книжкой в коридор. Через некоторое время по нему промчалась очередная каталка, ведомая топочащими медсёстрами. На ней лежала измученная пожилая женщина всё в той же кислородной маске. За каталкой, рыдая, бежала несчастная девушка, с самого утра караулившая в больнице, та самая, что роняла слёзы у окна. «Бедная ты, бедная», - сказал я сам себе громко, вздохнув - и тут же поймал косой взгляд затаившейся где-то в сиденьях бабки. Скорчив гримасу, которую оценил бы сам великий де Фюнес (наш человек, пациент кардиологии), я кивнул ей головой. Бабка отвернулась. Я встал и челноком поплыл обратно. Возле поста две медсестры пытались отпоить валерьянкой усаженную на стул девушку.
Наутро санитарка пришла за вещами Жертвы. «Что там…» - начал было третий толстяк и осёкся, всё поняв. - «А вторая женщина»? - спросил второй толстяк. - «Оба. Неудачный был вчера день у нас».
- Был чэловек - и нема! - сокрушался Пузырь. - Видно, тепер восстановится у меня арытмия, вчэра только видел этого деда, и нет его. Такой стрэсс.
Скорбный Развалина сидел за столом, в задумчивости играя палкою с уткой. От хворей и огорчений он всё дальше переходил на родную мову.
- Ён спав и на мяне руки ложил, - вспоминал он товарища. - Я и тепер ошчушчаю яго руки. Мне страшно на ету кровать ложицца. Быццам обнимает меня с того свету…
Правду говоря, я не почувствовал жалости к Жертве. Это был достаточно неприятный старик. За то недолгое время, что я его знал, я не успел его полюбить, и вряд ли полюбил бы позже. Смерть его, свернувшись калачиком, спала на пустой кровати рядом с Развалиной, или вовсе витала в общественном туалете, где упал Жертва, - это было жутко. Вспоминая Жертву, я размышлял о том, что теперь в моей больничной истории появился первый труп. Ницше сказал: кто познал мир, нашёл труп. Я нашёл труп; я познал Отель, людей, жизни и смерти, заключённые в его таинственных стенах. Довольно, довольно здесь торчать. Надо идти дальше.
На обходе врач сказала мне:
- Завтра выпишу вас. С открытым больничным.
Я и не нашёлся, что сказать.
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.
1. День рождения Атоса
2. Кавалеры Ордена трёхлитровой банки
3. Вернёмся к нашим светлячкам
4. Будни
5. Профессиональный пациент
6. Околопасхальное
7. Период Руины
8. Комплект