У меня из головы никак не идёт это фото.
Знаменательная была встреча - усталый, пожелтевший, помятый, оплывший ботоксом Путин, по-прежнему, впрочем, остроумный и энергичный, и великий Фидель, последний титан, древнее дитя далёкой эпохи, овеянный дыханием вечности, лёгкий как тростинка мудрый старец, герой Маркса и Маркеса, в заправской белой мастерке и спортивных штанах.
О чём они беседовали, правитель и аятолла? Конечно, говорил главным образом Кастро. Мыслитель и оратор, он всегда любил поговорить; а уж этому-то гостю ему было что сказать.
С возвращением, amigo, блудный сын, - вещал дедушка Фиделюшка, тихим, неторопливым, слабеньким, как у Марлона Брандо в роли Godfather’a, голоском. - Двадцать с лишним лет, но я верил, что оно неизбежно. Что, сынку, помогли тебе твои ляхи? Потеряно не только время, amigo, многое потеряно - но знаешь ли ты сегодня, где искать искру под пеплом?
Я старый красноармеец, amigo, я бы искал совсем не там, где ищешь ты.
Великий Ленин оставил вам идею, воспламенившую мир, невиданное в истории мировое влияние; грозный Сталин - победу в мировой войне и атомное оружие; озорной Хрущёв - безбашенный имидж мирового хулигана, поверь, amigo, это полезно, когда имеешь дело с мировым жандармом; блистательный Брежнев - мировую гегемонию, наклепав оружия столько, что и по сей день хватает, так и не смогли всё разворовать, не правда ли, amigo? И всё же главное в наследии железных вождей вами утеряно - о том говорит хотя бы ваша им потрясающая неблагодарность, об этом говорит то, что даже ты, amigo, не знаешь, в чём потеря. Мировое, мировое, мировое - вот какой был у вас масштаб, и знаешь почему?
Потому что вы не называли себя империей, вы не претендовали на империю, вы претендовали на большее: на будущее. Император - тот, кому принадлежит настоящее; тому, кто пришёл ко власти в отсталой, пусть и большой и могучей стране, настоящее не может принадлежать. Значит, он должен узурпировать будущее; тогда и настоящего ему урвётся, уж ты мне поверь!.. Играть на опережение, amigo, только так! Просвещение, футуризм, справедливость, солидарность, благородная доктрина!.. И тогда ИМПЕРАТОРА, князя мира сего, неожиданно побеждает КОМАНДАНТЕ.
Вы сделали потрясающий рывок. Ваша страна стала первым в мире государством сверхидеи, первым мессианским государством, ну, может быть, вторым - после Ватикана. Куколка стала бабочкой. Вы вырвали у истории право на своё существование в новом, поразительном виде, прекрасном и безобразном одновременно, - хотя смерть, казалось, была неминуема.
Потом наступил жуткий откат, amigo, вы почти самоуничтожились, и даже теперь, сыто бурлящие нефтью и газом, вовсе не факт, что не больны смертельно. Созданное трудом легендарных поколений фанатиков, негодяев и жертв, омытое кровью героев и слезами святых, - поработив великий народ, присвоили себе мерзкие паразиты, олигархи, уж мы-то, латиносы, отлично знаем таких. Ты чуть-чуть прижал их, amigo, но не во имя идеи, а во имя единовластия - а значит, эту самую власть, нравится тебе или нет, продолжаешь с ними делить.
Точно такие же, как ваши, поганцы, предатели и воры, из тех же лукошка, кормушки и корыта, может быть, калибром поменьше, поработили народ самый вам близкий, - и, деля зоны влияния, насильно и методично скармливая ему горькие семена фашизма, спокойно развязали бойню, которая имеет все шансы стать войной между вашими народами. Как быть, спрашиваешь ты меня?
Я не император, я команданте. Моя маленькая страна отправляла войска хоть в Анголу, но у нас было во имя чего воевать. Мы тоже знавали вкус сверхидеи, и, в отличие от вас, помним его. У нас было будущее, amigo; сейчас с этим посложнее, но мы снова отвоёвываем его себе, и эта война потяжелее ангольской. Однако если мы всё-таки отвоюем будущее у настоящего, это самое настоящее снова будет принадлежать нам. Точно так же было бы и у вас; однако готовы ли вы воевать не только за газопровод, но и за будущее? За пресловутое светлое будущее свободных братских народов?
Так говорил Фидель, и бледный властелин внимательно слушал его, и вежливо кивал, но время от времени всё же представлял себя с перевезью и аксельбантом в императорской ложе Большого театра с Михалковым одесную и Абрамовичем ошую.