Много лет, с самого детства, она засыпала в одной позе. На правом боку, рука из‑под подушки протянута в сторону, будто зовет или ищет кого‑то.
Сперва рука высовывалась между прутьев кроватки, мешая маме поправлять одеяло. Потом она свисала с узкой койки в студенческом общежитии и мешала ходить соседкам по комнате.
Таня пробовала бороться с этой привычкой, но упрямая конечность не желала подчиняться доводам разума.
Рука искала кого‑то, а потом нашла, или ей показалось, что нашла. Тогда все вокруг искали, и институт пропах ароматом надежд и ожиданием счастья.
Найденный не возражал воплощать собой образ единственного. Он даже старался соответствовать, особенно поначалу. Начало растянулось на несколько лет, но завершилось всё же фатой и флердоранжем.
Распределение Тани не коснулось по причине замужества, а научную карьеру мужа в аспирантуре гарантировали поколения ученых предков.
И квартирный вопрос решился гладко. Бабушка мужа переехала жить к сестре, оставив молодым маленькую квартиру в одном из кривоколенных московских переулков.
В доходном доме девятнадцатого века имелись чугунная газовая колонка и скрипучий паркет. Но межэтажные перекрытия были прочны и надежны, и никто не слышал Таниных счастливых криков и стонов. А потом молодожёны засыпали, и ее рука послушно замирала под его головой - нашла, нашла!
Таня принимала жизнь, как вода - форму сосуда, и была счастлива подчиняться и соглашаться. Покладистостью и преданностью она покорила новых родственников. Всех, кроме старшей сестры мужа. Та смотрела на Таню, как в микроскоп на бактерию, - зорко и равнодушно.
Придирчивых москвичей обезоружила Танина тихая прелесть. Все, от свекрови до маститого профессора‑отца, незаметно для себя уже искали возможность порадовать чем‑нибудь эту тихую, застенчивую девушку, чтобы получить в ответ ее благодарную улыбку.
Обширная московская родня расцвела надеждами и замерла в ожидании первенца, продолжателя рода, наследника. А тот не появлялся.
Ожидания сгущались, как тучи. Уже и шутки прекратились за неуместностью, и разговоры за накрытым еженедельно столом в родительском доме всё чаще повисали в воздухе, не решаясь коснуться болезненной темы.
В спальне тоже разладилось - как оказалось, множество мыслей и ожиданий не способствуют гармонии в постели.
Таня работала лаборанткой в родном институте, ходила на каток, в бассейн, на консультации к медицинским светилам. Светила осматривали, расспрашивали, листали анализы, принимали гонорары в конвертах. Но ничего не находили. Уже не совсем молодожены, они перепробовали все известные и доступные им методики: от соитий по календарю до поз из тантра‑йоги. И всё безрезультатно.
Заканчивался 1972 год. Расцвет позднесоветского застоя.
Таня от безвыходности предложила им обвенчаться, но муж наотрез отказался. Если узнают, такая фронда может стоить карьеры. Или запрета на желанные заграничные командировки, помогающие семейному процветанию и карьере молодого ученого.
Постепенно выяснилась истинная причина бесплодия - плохо залеченная венерическая болезнь мужа, следствие юношеских гусарских похождений. Сперматозоиды его никуда не годились.
Об искусственном оплодотворении можно было только читать в зарубежных журналах. К тому же сама мысль о доноре спермы повергла в шок всю профессорскую семью. Скандалов не было, но от тягостных, не проговоренных мыслей Тане становилось трудно дышать и в гостях, и в бабушкиной квартире.
Мысленно она уже не называла ее домом. И поза её во сне поменялась. Теперь она засыпала, скрутившись клубочком, точно пытаясь спрятаться от окружающего.
Последней каплей стал подслушанный нечаянно разговор. Вернувшись в квартиру, Таня услышала громкие голоса, доносящиеся из кухни. Старшая сестра выговаривала брату.
- Ты же биолог! Выбери товарища, на тебя похожего, и организуй адюльтер. Знаешь ведь, как это делается - вино, музыка, муж в командировке. Неважно, чьи там гены будут, главное, что ребенок в семье появится.
- Так что же мне, неродного воспитывать?
- Ничего, привыкнешь. Другие вообще чужих берут, усыновляют. Главное, что всем польза будет. И семья успокоится, и тебе легче станет.
- А как же Таня?
- А что - Таня? Привыкнет, даже счастлива будет. Родит, в семье утвердится. А вина от измены только сильней ее к тебе привяжет.
Таня почувствовала тупую боль под горлом, в ямочке между ключицами. Ноги ослабли. Она спряталась в ванной и долго сидела, ни о чем не думая, ожидая, пока пройдет боль. Вышла, когда золовка ушла. Не было сил разговаривать с ней, улыбаться, как ни в чем не бывало. Тане казалось, что по ее лицу каждый теперь прочтет всё, что о ней сказали.
Таня не спала всю ночь. Лежала, рассматривая на потолке полосы света от проезжающих машин, думала. Да, столица, карьера, семья, достаток… Но невыносимо противно было представлять, какую цену придется платить за все это. Как она будет смотреть в глаза московским родственникам, принимать от них помощь, подарки и поздравления.
К утру она всё решила.
Собрав и отправив мужа в командировку, Таня пошла в отдел кадров и написала заявление об увольнении с работы "по собственному желанию". Интриги за место в институтской лаборатории плелись нешуточные, поэтому отговаривать ее никто не стал. Таня сходила в паспортный стол и выписалась из московской квартиры.
Подавать на развод не стала - не к спеху, всё равно уходила «от», а не «к». Не хотелось тратить время и силы на судебные дрязги.
Очень кстати муж укатил за границу. Он в последнее время постоянно находил возможности исчезнуть из дома хотя бы на время. Ничего, теперь у него не будет причин убегать.
В Татьянин день она вышла из института с документами и расчетом. Вдохнула свежий морозный воздух, перечеркиваемый снежками, звенящий веселым визгом студенток, прищурилась от яркого солнца и улыбнулась - впервые за много месяцев.
Поехала на вокзал, купила билет на поезд, в плацкартный вагон, заново приучаясь экономить деньги. Вернувшись, собрала самостоятельно купленные вещи. Их набралось не много, на чемодан с сумкой. Подарки оставила в шкафу и в шкатулке у трельяжа.
Подумала, что нужно заехать к свекру, попрощаться, оставить ключи. Заказала по телефону такси - с вещами и пересадками маршрут получался слишком тяжелым.
Водитель попался нормальный, согласился и заехать, и подождать, сколько нужно. В профессорской квартире её открыла золовка. Старая дева выслушала Татьяну молча, не перебивая, с непроницаемым выражением на лице. Удивленно подняла брови, услышав о выписке, но комментировать не стала.
Приняла у Тани ключи, положила на полочку перед зеркалом. Попрощалась формально, пожелала удачи. Взяла в обе рукм Танину ладонь, задержала, заглянула в глаза. Сказала тихо:
- Что, не оправдали мы твоих ожиданий, красавица? Ну что ж, не поминай лихом!
Криво усмехнулась и ушла в комнаты, не дожидаясь возражений. Таня спустилась по лестнице, села в машину, чувствуя, как горит от стыда лицо. Это не было правдой, нет, нет, но всё‑таки, в какой‑то части…
Водитель‑умница ни о чем не спрашивал. Довез до вокзала, помог найти тележку, поставил на неё тяжелые чемодан и сумку. Деньги принял, не ломаясь. Пожелал удачи - серьезно, без улыбки. Да, удача ей не помешает в неизвестности впереди. Тридцать лет, старенькие родители, а из нажитого - диплом, чемодан и жизненный опыт…
Поезд был самый обычный. Те же запахи, звуки, проводники, пассажиры. Будто не было последних десяти лет, и она возвращается домой после сданной успешно сессии. Таня поймала себя на том, что назвала родительский дом домом, и улыбнулась.
Проводница раздала белье, и Таня постелила себе на нижней полке. В пахнущем углём натопленном вагоне хватало свободных мест, не то, что в летний сезон. Таня дождалась, пока притушили свет, и легла, точно зная, что не уснет до утра. Слишком много мыслей толпилось в голове, как пассажиров на вокзале.
На узкой полке лежать было неудобно, и Таня машинально вытянула в проход из‑под подушки правую руку, приятно качающуюся вместе с вагоном.
Заснула она мгновенно, улетела в сумбурный сон. Запомнились только брызги, и ветер, и волны, над которыми она летела низко‑низко, как чайка.
Таня проснулась рано утром от солнца, бьющего прямо в нос, с мокрыми от слез глазами и счастливой улыбкой, которую не могла стереть с лица весь долгий дорожный день.
Из книги
Непростые истории о самом главном, сборник рассказов. Современная проза.Рассказ этот промелькнул у меня в журнале два года назад под именем
Поза.
Выкладываю его ещё раз, поскольку он с тех пор достаточно изменился.
Впрочем, об этом судить вам, читателям. Всем нам - пожелание доброго хорошего года!