ИДЕАЛЬНАЯ ПАРА
(Окончание - 1. Окончание окончания - здесь.)
5.
Больше всего меня поразила тишина. На корабле постоянно что-то жужжало, шумело, щелкало, дрожало, вибрировало. Да и компьютеры не старались сдерживаться, постоянным фоном шли их разговоры. А тут, на планете, тишина именно царила. Вздыхали иногда от ветра деревья, шелестели кусты от оленьих боков, звенела вода на перекатах - и все. Никто не кричал, не разговаривал, и можно было легко представить, что мир этот необитаем. Но я знал, что это не так.
На первом занятии по обороне дед спросил:
- Представь себе, что ты мал и слаб, молод, неопытен. Что ты сделаешь, попав в большой незнакомый мир?
- Пойду знакомиться, искать друзей…
- Нет, этот мир пугает тебя, он полон неизвестных тебе тайн и опасностей.
- Ну,…тогда пойду медленно, чтобы меня было видно издалека.
- Нет, ты неисправим. Зачем тебе быть видимым?
- Чтобы никто меня не испугался!
- Да это тебе, тебе надо бояться! Тебе угрожают различные опасности!
- Что, действительно, на твоей планете?
- Нет, конечно, но, представь, что ты этого не знаешь. Как будто бы ты на Земле, в джунглях, среди диких животных и враждебных дикарей. Так как ты поступишь?
- Наверное, следует тогда затаиться, спрятаться, чтобы оценить сперва обстановку.
- Вот, молодец, ты на правильном пути. И как ты будешь маскироваться?
- Не знаю, травой оботрусь, ветками обвяжусь, в грязи вываляюсь - по обстановке, в общем, поступлю.
- Все верно. Каждый из этих способов имеет свои плюсы. А теперь переведи ситуацию в область мысли, ментала.
- Поищу обычные для этих мест мыслеформы, выберу подходящие и обвешаюсь ими.
- Превосходно! А, пока ты их будешь искать, как ты постараешься мыслить?
- Как можно тише. Но ты меня такому еще не учил!
- Сначала ты должен был осознать необходимость такого навыка. Рожденные на планете получают такие знания по наследству, инстинктом, тебе же придётся учиться сознательно. Попробуй сказать мне что-нибудь настолько тихо, чтобы тебя не услышал даже диагност.
- Вот так?
- Да нет же! О, господи! Ты продолжаешь говорить громко, только на более высокой частоте, на несколько октав выше. Так, слушай меня, как я говорю, и старайся отвечать не сильнее.
Постепенно я научился контролировать силу голоса, и мы перешли к маскировке.
- Тот принцип, что ты придумал для внутренней секретной комнаты, примени для изменения себя снаружи. Одень себя в придуманное одеяло из мыслей травы. Хорошо, молодец. Теперь - куст. Теперь - дерево. А сейчас - ручей!
Ручеек у меня получился загляденье - быстрый, чистый, с пестрыми камешками на дне. Но дед его забраковал сразу.
- Подумай, зачем тебе делать ручей привлекательным? Хочешь, чтобы звери сбежались из тебя напиться? Лучше делай топкие берега и грязь.
Мы провозились с этим несчастным ручьем целый день, пока он не стал у меня получаться автоматически, при первой мысли о нем. Скучный и грязный. Наконец, дед остался доволен, и мы перешли к географии.
- Вот таких наработок у каждого подростка есть несколько. Но в обычной жизни каждый из нас принимает, как правило, один, любимый, привычный облик. Кому что ближе по характеру. Одному - гора, другому - облако.
- И на эту гору можно взойти?
- Конечно. Только будь готов к камнепадам, ущельям, лавинам, пропастям, землетрясениям. Ведь все это было когда-то придумано и приготовлено, и только ждет случая проявиться. Во всей красе. Так что - не советую.
- Значит, в твоем мире нужно опасаться всего. Все может оказаться не таким, каким выглядит.
- Не то, чтобы опасаться… Дед задумывается, о прошлом, наверное, потому что сквозь него начинают просвечивать странные формы - бык, утес, дерево, лебедь, корабль… Я прерываю вечер воспоминаний просьбой.
- Дай мне, пожалуйста, знания о твоем мире. Просто дай, а я сам разберусь, что, как и зачем у вас появилось. Дед смотрит на меня с непонятной улыбкой и протягивает бирюзовую пирамидку. Она тает у меня на ладони, и я слышу его голос:
- Во многих знаниях - многия печали.
Информация обрушивается на меня, как ведро с холодной водой. Я только успеваю осознать первую странность, и спросить:
- Нигде нет сведений о количестве разумных на планете. Так сколько же их, или - вас?
Но тут раздаются одновременно два голоса - корабельного компьютера и Диагноста.
- С планеты поступила формальная просьба представиться, а также назвать количество разумных существ на корабле.
- Хозяин, будь осторожен! С планеты в твою сторону тянутся семнадцать лучей внимания. Они пытаются не обнаруживать себя, остаться скрытыми - от тебя, но меня, похоже, вообще не принимают в расчет. Как будто я пылесос какой-то!
- А ты для них и есть пылесос. Механизм, созданный искусственно для каких-то утилитарных целей. Признать тебя равным себе станет для них революцией в сознании.
- А что тогда они скажут обо мне, дедушка?
- Не знаю, еще не знаю. Ты для них - загадка в квадрате. Семнадцать, значит, их осталось семнадцать. Что ж, не так уж плохо. Я опасался, что вообще никого не встречу.
- Дед приложил палец к губам и начал превращаться в шеренгу одинаковых себя. Перед ним начали проявляться смутные фигуры собеседников. Картина исчезла, я остался один. Я пошел к маме, рассказать ей последние новости.
Больше я деда не видел. Видимо, у него было слишком много дел, чтобы общаться с названным внуком. Корабельный компьютер передал мне его указание высадиться на планету и ждать там его возвращения. Диагност проверил меня, ввел прививки, подстегнул иммунитет. Мама собрала рюкзак и поцеловала, и я пошел в шлюпку. Высадили меня на плоскогорье, в субтропиках. Теплый дождь мне это напомнил - первый в моей жизни дождь. Понравилось. Почти, как под водопадом. Я отпустил шлюпку, вместе с рюкзаком - приключение должно быть настоящим. Тем более что планету я знал теперь, как свою каюту. Дед не поскупился, и отдал мне все знания о ней, от геологии до истории. Местную флору и фауну я понимал, и был уверен, что не умру от голода. Корнеплоды, орехи и фрукты отличное питание, и не было необходимости лишать кого-нибудь жизни. Вот только молчание мира смущало. Будто в заповеднике или в музее. Впрочем, если разумных всего семнадцать, неудивительно. Все они заняты, видимо, дедом. Ему было чем с ними поделиться.
Вспомнив уроки, я соорудил себе маскировку. Скопировал виденного в первый день красавца-оленя. Мне подошли и размеры, и рацион. Грибы и ягоды прекрасно утоляли голод и жажду, и я почти не пил. Лишь на третий день мне захотелось напиться. Ручеек так сладко журчал, и камешки так призывно сверкали сквозь прозрачные струи…
Я не выдержал, сел на траву и рассмеялся - так это было похоже на мой первый опыт маскировки. Разоблаченный ручеек, уловив мою мысль, пробурчал что-то обиженно, и превратился в симпатичного парнокопытного юношу с громадными турьими рогами. Он был покрыт с головы до ног мягкой волнистой шерстью, и производил впечатление очень юного существа. Из вежливости я тоже убрал маскировку. Смотрел он на меня, открыв от любопытства рот. Ему я казался, наверное, страшным инопланетным монстром, с коленями, вывернутыми вперед. Я сел на землю, чтобы не смущать его своим ростом - в нем было метра полтора, не больше. Он, кажется, понял мой мотив, и тоже опустился на траву, уложив ноги вперед, по-козьи или по-собачьи.
- Приветствую тебя, чужестранец. Меня зовут Сат. А как мне обращаться к тебе?
- Иван. Можно Ваня.
- Разреши мое недоумение, Вания! Как ты сумел разглядеть мою маскировку? Ведь я уверен, что сделал ее абсолютно реалистичной!
Я улыбнулся мысленно, прикрывшись щитом невидимости. Да, уроки деда оказались вдруг актуальными. Неужели он и эту встречу предвидел?
- Нет, уважаемый Сат, я ничего не увидел, а лишь догадался. Твой ручей был чересчур идеален.
Сатир вздохнул.
- Вот и отец говорил мне то же самое, а я ему не поверил. Решил, что старик отстал от жизни. Сам он уже тысячи лет не менял своей формы.
- А кто он, твой отец? Где он и что с ним?
- Да вот он, познакомься. Сат махнул рукой в направлении одинокой заснеженной вершины, похожей на Килиманджаро.
- Папа, позволь представить тебе моего нового друга. Иван, или Ванья. Иван, это мой отец, Меру.
- Достаточно - Иван, уточнил я. Очень приятно.
- Мне тоже. Мне пожал руку, широко улыбаясь, высокий широкоплечий мужчина. Я невольно покосился через его плечо, но гора осталась стоять на своем месте.
- Гора никуда не денется, пока я сам ее не отменю. Она - часть меня, как твои … Он задумался, глядя на меня внимательно.
- Как твои волосы, например. Ты можешь отращивать их годами, но можешь и избавиться от них мгновенно, если захочешь. Вот и мы - такие же. Мой сын отращивал себе рога три сотни лет, а я сто тысяч лет растил эту гору.
У меня закружилась голова от осознания возраста собеседника. Он понял мое состояние, и за моей спиной выросло из земли кресло, покрытое мягкой шкурой. В такие же опустились отец с сыном.
- По рассказам твоего родственника (в голосе Меру прозвучала усмешка), ты представляешь нас суперкомпьютерами. Но правильней думать о нас, как о стихийных духах природы. В наших силах и способностях нет ничего сверхъестественного, только результаты долгого опыта и развития. Когда-то дикие и необузданные, мы научились за многие века контролировать и себя, и свои желания. Мы живем, как хотим, и не вмешиваемся в чужие жизни. Мир велик, и в нем хватает места для всех.
Я кивнул, соглашаясь.
- А если ваши интересы пересекутся, то более мудрый и сильный уступит, конечно, ради мира и гармонии.
- Ты процитировал один из основных наших законов - вмешался Сат. Как здорово, что во всей вселенной мысли разумных существ сходятся!
Отец ласково погладил мальчика по голове.
- Не во всей, сынок, и не у всех. Разум не всегда морален, к сожалению. Скоро ты в этом убедишься. А пока у нас еще есть время - он повернулся ко мне.
- Извини нам наше любопытство, пришелец. Мы впервые видим такую странную форму жизни, как твоя, и хотим познакомиться с ней поближе.
- Да что же во мне странного? Физически я обыкновенное животное, каких и на вашей планете хватает!
- В этом-то вся странность! Разум, во всем подобный нашему, заключен в совершенно не подходящую ему форму.
- Мы с самого начала развивали, совершенствовали интеллект. А вы - чувства, инстинкты. Может быть, это более правильный путь, чем наш. Мы придирчиво выбрали из наследия предков, что берем, а что отбрасываем. А вы сохранили наследство полностью, со всеми чувствами, инстинктами, атавизмами.
Меру задумался.
- Приведу пример из вашей истории. Представь, что я, получив поместье за городом, оставил из него только наружные стены замка, а внутри соорудил современный отель. Спилил старые деревья, снес сараи, и разбил правильный французский парк. А ты, наоборот, сохранил и сберег все старые деревья и постройки, вплоть до конюшен и домика садовника. И неизвестно, кто из нас прав, и что кому пригодится в будущем. Если я хочу измениться, то применяю разум и убеждение. Объясняю атомам, молекулам, клеткам, как им необходимо измениться. А вы сразу получаете результат, применяете волю, заставляете, принуждаете окружающих увидеть нужное. Когда мы меняемся, то меняемся полностью. Перевоплощаясь в гору, я становлюсь скалами и ущельями, пещерами и ледниками. А у тебя все по-другому. Изменяясь внешне, ты остаешься тем же внутри. Скажи, можно ли попросить тебя измениться во что-нибудь?
- Пожалуйста, раз вам это нужно. Я привычно напялил на себя личину ручья.
Физически я остался сидеть в кресле. Но для отца с сыном я стал ручьем. Сат брезгливо отступил от липкой грязи, а Меру, наоборот, упал на колени и восхищенно погрузил обе руки в грязную жижу. У меня защекотало в почках. Мне стало не по себе, и я убрал маскировку.
- Думаю, я понял теперь то, о чем рассказывал мне Зевс. Совершенно новая концепция - принуждение. Теперь меня волнует вопрос - а что, если ты направишь на кого-то из нас острие воли и прикажешь - изменимся ли мы на самом деле, или только внешне? Впрочем, не все ли равно? Какова же на самом деле истинная природа человека Земли? Возможно ли, чтобы вам дана была изначально власть над нами, природными духами?
Меру был взволнован. Он хотел сказать еще что-то, но его перебил раскатившийся у нас в головах громкий уверенный голос:
- Я, Серж Тира, капитан земного космического корабля, требую от разумных созыва всепланетного совета, и немедленно!
5.
Больше всего меня поразила тишина. На корабле постоянно что-то жужжало, шумело, щелкало, дрожало, вибрировало. Да и компьютеры не старались сдерживаться, постоянным фоном шли их разговоры. А тут, на планете, тишина именно царила. Вздыхали иногда от ветра деревья, шелестели кусты от оленьих боков, звенела вода на перекатах - и все. Никто не кричал, не разговаривал, и можно было легко представить, что мир этот необитаем. Но я знал, что это не так.
На первом занятии по обороне дед спросил:
- Представь себе, что ты мал и слаб, молод, неопытен. Что ты сделаешь, попав в большой незнакомый мир?
- Пойду знакомиться, искать друзей…
- Нет, этот мир пугает тебя, он полон неизвестных тебе тайн и опасностей.
- Ну,…тогда пойду медленно, чтобы меня было видно издалека.
- Нет, ты неисправим. Зачем тебе быть видимым?
- Чтобы никто меня не испугался!
- Да это тебе, тебе надо бояться! Тебе угрожают различные опасности!
- Что, действительно, на твоей планете?
- Нет, конечно, но, представь, что ты этого не знаешь. Как будто бы ты на Земле, в джунглях, среди диких животных и враждебных дикарей. Так как ты поступишь?
- Наверное, следует тогда затаиться, спрятаться, чтобы оценить сперва обстановку.
- Вот, молодец, ты на правильном пути. И как ты будешь маскироваться?
- Не знаю, травой оботрусь, ветками обвяжусь, в грязи вываляюсь - по обстановке, в общем, поступлю.
- Все верно. Каждый из этих способов имеет свои плюсы. А теперь переведи ситуацию в область мысли, ментала.
- Поищу обычные для этих мест мыслеформы, выберу подходящие и обвешаюсь ими.
- Превосходно! А, пока ты их будешь искать, как ты постараешься мыслить?
- Как можно тише. Но ты меня такому еще не учил!
- Сначала ты должен был осознать необходимость такого навыка. Рожденные на планете получают такие знания по наследству, инстинктом, тебе же придётся учиться сознательно. Попробуй сказать мне что-нибудь настолько тихо, чтобы тебя не услышал даже диагност.
- Вот так?
- Да нет же! О, господи! Ты продолжаешь говорить громко, только на более высокой частоте, на несколько октав выше. Так, слушай меня, как я говорю, и старайся отвечать не сильнее.
Постепенно я научился контролировать силу голоса, и мы перешли к маскировке.
- Тот принцип, что ты придумал для внутренней секретной комнаты, примени для изменения себя снаружи. Одень себя в придуманное одеяло из мыслей травы. Хорошо, молодец. Теперь - куст. Теперь - дерево. А сейчас - ручей!
Ручеек у меня получился загляденье - быстрый, чистый, с пестрыми камешками на дне. Но дед его забраковал сразу.
- Подумай, зачем тебе делать ручей привлекательным? Хочешь, чтобы звери сбежались из тебя напиться? Лучше делай топкие берега и грязь.
Мы провозились с этим несчастным ручьем целый день, пока он не стал у меня получаться автоматически, при первой мысли о нем. Скучный и грязный. Наконец, дед остался доволен, и мы перешли к географии.
- Вот таких наработок у каждого подростка есть несколько. Но в обычной жизни каждый из нас принимает, как правило, один, любимый, привычный облик. Кому что ближе по характеру. Одному - гора, другому - облако.
- И на эту гору можно взойти?
- Конечно. Только будь готов к камнепадам, ущельям, лавинам, пропастям, землетрясениям. Ведь все это было когда-то придумано и приготовлено, и только ждет случая проявиться. Во всей красе. Так что - не советую.
- Значит, в твоем мире нужно опасаться всего. Все может оказаться не таким, каким выглядит.
- Не то, чтобы опасаться… Дед задумывается, о прошлом, наверное, потому что сквозь него начинают просвечивать странные формы - бык, утес, дерево, лебедь, корабль… Я прерываю вечер воспоминаний просьбой.
- Дай мне, пожалуйста, знания о твоем мире. Просто дай, а я сам разберусь, что, как и зачем у вас появилось. Дед смотрит на меня с непонятной улыбкой и протягивает бирюзовую пирамидку. Она тает у меня на ладони, и я слышу его голос:
- Во многих знаниях - многия печали.
Информация обрушивается на меня, как ведро с холодной водой. Я только успеваю осознать первую странность, и спросить:
- Нигде нет сведений о количестве разумных на планете. Так сколько же их, или - вас?
Но тут раздаются одновременно два голоса - корабельного компьютера и Диагноста.
- С планеты поступила формальная просьба представиться, а также назвать количество разумных существ на корабле.
- Хозяин, будь осторожен! С планеты в твою сторону тянутся семнадцать лучей внимания. Они пытаются не обнаруживать себя, остаться скрытыми - от тебя, но меня, похоже, вообще не принимают в расчет. Как будто я пылесос какой-то!
- А ты для них и есть пылесос. Механизм, созданный искусственно для каких-то утилитарных целей. Признать тебя равным себе станет для них революцией в сознании.
- А что тогда они скажут обо мне, дедушка?
- Не знаю, еще не знаю. Ты для них - загадка в квадрате. Семнадцать, значит, их осталось семнадцать. Что ж, не так уж плохо. Я опасался, что вообще никого не встречу.
- Дед приложил палец к губам и начал превращаться в шеренгу одинаковых себя. Перед ним начали проявляться смутные фигуры собеседников. Картина исчезла, я остался один. Я пошел к маме, рассказать ей последние новости.
Больше я деда не видел. Видимо, у него было слишком много дел, чтобы общаться с названным внуком. Корабельный компьютер передал мне его указание высадиться на планету и ждать там его возвращения. Диагност проверил меня, ввел прививки, подстегнул иммунитет. Мама собрала рюкзак и поцеловала, и я пошел в шлюпку. Высадили меня на плоскогорье, в субтропиках. Теплый дождь мне это напомнил - первый в моей жизни дождь. Понравилось. Почти, как под водопадом. Я отпустил шлюпку, вместе с рюкзаком - приключение должно быть настоящим. Тем более что планету я знал теперь, как свою каюту. Дед не поскупился, и отдал мне все знания о ней, от геологии до истории. Местную флору и фауну я понимал, и был уверен, что не умру от голода. Корнеплоды, орехи и фрукты отличное питание, и не было необходимости лишать кого-нибудь жизни. Вот только молчание мира смущало. Будто в заповеднике или в музее. Впрочем, если разумных всего семнадцать, неудивительно. Все они заняты, видимо, дедом. Ему было чем с ними поделиться.
Вспомнив уроки, я соорудил себе маскировку. Скопировал виденного в первый день красавца-оленя. Мне подошли и размеры, и рацион. Грибы и ягоды прекрасно утоляли голод и жажду, и я почти не пил. Лишь на третий день мне захотелось напиться. Ручеек так сладко журчал, и камешки так призывно сверкали сквозь прозрачные струи…
Я не выдержал, сел на траву и рассмеялся - так это было похоже на мой первый опыт маскировки. Разоблаченный ручеек, уловив мою мысль, пробурчал что-то обиженно, и превратился в симпатичного парнокопытного юношу с громадными турьими рогами. Он был покрыт с головы до ног мягкой волнистой шерстью, и производил впечатление очень юного существа. Из вежливости я тоже убрал маскировку. Смотрел он на меня, открыв от любопытства рот. Ему я казался, наверное, страшным инопланетным монстром, с коленями, вывернутыми вперед. Я сел на землю, чтобы не смущать его своим ростом - в нем было метра полтора, не больше. Он, кажется, понял мой мотив, и тоже опустился на траву, уложив ноги вперед, по-козьи или по-собачьи.
- Приветствую тебя, чужестранец. Меня зовут Сат. А как мне обращаться к тебе?
- Иван. Можно Ваня.
- Разреши мое недоумение, Вания! Как ты сумел разглядеть мою маскировку? Ведь я уверен, что сделал ее абсолютно реалистичной!
Я улыбнулся мысленно, прикрывшись щитом невидимости. Да, уроки деда оказались вдруг актуальными. Неужели он и эту встречу предвидел?
- Нет, уважаемый Сат, я ничего не увидел, а лишь догадался. Твой ручей был чересчур идеален.
Сатир вздохнул.
- Вот и отец говорил мне то же самое, а я ему не поверил. Решил, что старик отстал от жизни. Сам он уже тысячи лет не менял своей формы.
- А кто он, твой отец? Где он и что с ним?
- Да вот он, познакомься. Сат махнул рукой в направлении одинокой заснеженной вершины, похожей на Килиманджаро.
- Папа, позволь представить тебе моего нового друга. Иван, или Ванья. Иван, это мой отец, Меру.
- Достаточно - Иван, уточнил я. Очень приятно.
- Мне тоже. Мне пожал руку, широко улыбаясь, высокий широкоплечий мужчина. Я невольно покосился через его плечо, но гора осталась стоять на своем месте.
- Гора никуда не денется, пока я сам ее не отменю. Она - часть меня, как твои … Он задумался, глядя на меня внимательно.
- Как твои волосы, например. Ты можешь отращивать их годами, но можешь и избавиться от них мгновенно, если захочешь. Вот и мы - такие же. Мой сын отращивал себе рога три сотни лет, а я сто тысяч лет растил эту гору.
У меня закружилась голова от осознания возраста собеседника. Он понял мое состояние, и за моей спиной выросло из земли кресло, покрытое мягкой шкурой. В такие же опустились отец с сыном.
- По рассказам твоего родственника (в голосе Меру прозвучала усмешка), ты представляешь нас суперкомпьютерами. Но правильней думать о нас, как о стихийных духах природы. В наших силах и способностях нет ничего сверхъестественного, только результаты долгого опыта и развития. Когда-то дикие и необузданные, мы научились за многие века контролировать и себя, и свои желания. Мы живем, как хотим, и не вмешиваемся в чужие жизни. Мир велик, и в нем хватает места для всех.
Я кивнул, соглашаясь.
- А если ваши интересы пересекутся, то более мудрый и сильный уступит, конечно, ради мира и гармонии.
- Ты процитировал один из основных наших законов - вмешался Сат. Как здорово, что во всей вселенной мысли разумных существ сходятся!
Отец ласково погладил мальчика по голове.
- Не во всей, сынок, и не у всех. Разум не всегда морален, к сожалению. Скоро ты в этом убедишься. А пока у нас еще есть время - он повернулся ко мне.
- Извини нам наше любопытство, пришелец. Мы впервые видим такую странную форму жизни, как твоя, и хотим познакомиться с ней поближе.
- Да что же во мне странного? Физически я обыкновенное животное, каких и на вашей планете хватает!
- В этом-то вся странность! Разум, во всем подобный нашему, заключен в совершенно не подходящую ему форму.
- Мы с самого начала развивали, совершенствовали интеллект. А вы - чувства, инстинкты. Может быть, это более правильный путь, чем наш. Мы придирчиво выбрали из наследия предков, что берем, а что отбрасываем. А вы сохранили наследство полностью, со всеми чувствами, инстинктами, атавизмами.
Меру задумался.
- Приведу пример из вашей истории. Представь, что я, получив поместье за городом, оставил из него только наружные стены замка, а внутри соорудил современный отель. Спилил старые деревья, снес сараи, и разбил правильный французский парк. А ты, наоборот, сохранил и сберег все старые деревья и постройки, вплоть до конюшен и домика садовника. И неизвестно, кто из нас прав, и что кому пригодится в будущем. Если я хочу измениться, то применяю разум и убеждение. Объясняю атомам, молекулам, клеткам, как им необходимо измениться. А вы сразу получаете результат, применяете волю, заставляете, принуждаете окружающих увидеть нужное. Когда мы меняемся, то меняемся полностью. Перевоплощаясь в гору, я становлюсь скалами и ущельями, пещерами и ледниками. А у тебя все по-другому. Изменяясь внешне, ты остаешься тем же внутри. Скажи, можно ли попросить тебя измениться во что-нибудь?
- Пожалуйста, раз вам это нужно. Я привычно напялил на себя личину ручья.
Физически я остался сидеть в кресле. Но для отца с сыном я стал ручьем. Сат брезгливо отступил от липкой грязи, а Меру, наоборот, упал на колени и восхищенно погрузил обе руки в грязную жижу. У меня защекотало в почках. Мне стало не по себе, и я убрал маскировку.
- Думаю, я понял теперь то, о чем рассказывал мне Зевс. Совершенно новая концепция - принуждение. Теперь меня волнует вопрос - а что, если ты направишь на кого-то из нас острие воли и прикажешь - изменимся ли мы на самом деле, или только внешне? Впрочем, не все ли равно? Какова же на самом деле истинная природа человека Земли? Возможно ли, чтобы вам дана была изначально власть над нами, природными духами?
Меру был взволнован. Он хотел сказать еще что-то, но его перебил раскатившийся у нас в головах громкий уверенный голос:
- Я, Серж Тира, капитан земного космического корабля, требую от разумных созыва всепланетного совета, и немедленно!