Тут, правда, берег был немного иной. Множество заливчиков, бухточек и выступов делали его похожим на гребенку. Одна из бухт была больше чем другие, и вода в ней была явно темнее.
- Здесь выход, - объяснил Радован, торжественно указывая рукой.
- Постой, а это что? - я увидел внизу кое-что необычное. Серб взглянул и тоже заинтересовался.
- А ну-ка пошли, - сказал он решительно.
В скалах кем-то еще в незапамятные времена - может быть, финикийцами - были вырублены грубые крутые ступени, и мы, поминутно оскальзываясь и рискуя свалиться с головокружительной высоты, поползли вниз, туда, где на черных камнях виднелось непонятное белое пятно.
Это была коза. Судя по длинной шелковистой ангорской шерсти, одна из Стефановых. Что-то с ней было не так.
Когда совсем спустились, спутник мой поддел посохом то, что некогда было прекрасным, белым как снег, домашним животным и бросил ко мне под ноги.
От козы осталась только шкура - с головой, с рогами и копытами, но совершенно плоская и пустая. У морды, впрочем, как и с противоположной стороны, она была объедена рыбами или крабами, но в остальном это была совершенно целая пустая шкура, без какого-либо признака внутренностей или хотя бы скелета внутри.
Если козу задирает волк, он вспарывает ей брюхо, или перегрызает горло, потом он ест плоть, и в любом случае это сопровождается неизбежным повреждением шкуры. Говорят, египетские жрецы могли извлекать кости черепа через ноздри. Впрочем, череп нашей козы был на месте, кажется, сохранился и позвоночник, и что-то в конечностях возле копыт. Остальное из шкуры извлекли, и если это извлекли через тот единственный разрыв в шкуре под хвостом, что мы смогли обнаружить, то козу просто выдавили, как из тюбика.
Кстати, я никогда и не слышал, чтобы волки как-то проявлялись на Змеином.
Радован долго думал, но ничего не сказал по этому поводу. Он смотрел, сощурившись, на темный зев пещеры.
Вокруг нас, точно своды древнего собора, громоздились скалы. Белесые далеко вверху, здесь они были почти черными. Холодная темная вода всхрапывала, открывая и закрывая проем пещеры. Все вокруг было покрыто какой-то слизью. Даже козья шкура, казалось, тоже блестела от нее. Может, от всего этого мрачного, холодного окружения, нервы расшалились, и мне почудился какой-то приглушенный, но очень неприятный запах, тянущийся из пещеры.
Товарищ мой, тем временем, прыгая с камня на камень, приблизился к черному зеву как только можно близко. Еще несколько томительных минут он вглядывался в темноту, потом опять пустил в ход палку.
Я почти ожидал то, что вынырнуло из воды на конце его посоха. Только это была не шкура.
Череп.
Волчий, или, может, крупной сторожевой собаки с длинными крепкими зубами.
Наверное, все дно этой бухточки усеяно черепами.
Радован угадал мою мысль.
- Да, - сказал он, - здесь их много. Течение выносит из пещер. Наверху щели и провалы. Все, что падает внутрь горы, потом выносит сюда. Как у мясорубки.
Или у соковыжималки, подумал я. Впрочем, мне тут же пришло на ум еще одно сравнение.
- Задница, - сказал я, - Анальное отверстие. Сюда мыс выбрасывает то, что не переварил.
- Ну да, - подтвердил он.
Потом мы еще немного прогулялись вдоль берега по узкой каменной полоске Змеиного пляжа, и Радован показал мне рисунки на стенах. Большей частью то были изображения быка. Наверно, все-таки, их делали люди крито-микенской культуры. Теперь я понял, откуда второе название мыса. К вечеру внизу стал собираться туман.
Наверху все еще было ясно. Мы немного походили по котловине, и я понял, как это опасно. Щели и провалы были так скрыты в густой траве, что увидеть их, не подойдя вплотную, было невозможно. А подойдя вплотную, очень даже просто можно было свалиться. Я, например, пару раз чуть было так не сделал, спасибо, Радован подхватывал.
Наконец, туман поднялся к скалам и стал переваливать через них в котловину. И тут мы увидели фантастическое зрелище: изо всех провалов тоже стал сочиться туман. Да не просто сочиться, а прямо-таки бить, как вода из ключей. Равнина покрылась как бы холмиками серого мглистого пара. Сколько их было! Мыс и вправду походил на кусок сыра или решето. Мне окончательно стало ясно, почему пропадает скот. Чуть меньше провалов наблюдалось в южной оконечности, там, где стоял пастушеский шалаш и загон для Стефановых коз. В ту ночь ни коз, ни пастуха не было, мы оставались на мысе одни.
И все же - почему Змеиный? И как возникла байка о быке?
Мои вопросы стали надоедать Радовану.
- Может, узнаешь, а может, и нет, - сказал он, позевывая. - Скоро новолуние. Темная будет ночь.
Несмотря на ноябрьский туман, было тепло, даже душновато. Поставив сначала палатку, мы все-таки остались ночевать снаружи, только растянули тент от росы.
Глубокой ночью я проснулся. Снились мне быки и змеи. Змеи шипели, а быки мычали. Один бык замычал так громко, что разбудил меня.
Спросонья еще не понимая, где я и что вокруг, я приподнялся и огляделся. Нас окружал густой туман. Приснилось мне или нет, что кто-то мычал?
Обнаружив рядом толстый ствол пинии, я почти на ощупь вскарабкался наверх, благо, веток было много.
Как я и рассчитывал, макушка дерева возвышалась над туманом. Я смог оглядеться.
Светили яркие звезды. Орион уже клонился к горизонту. Все вокруг было покрыто туманом - до самого края неба, где начинала разгораться полоска восхода. Над морем серебрящегося тумана выступали макушки скал, как бы пунктиром обозначивая мыс, да вершины наиболее высоких деревьев. .
И вдруг откуда-то из-под этого плотного одеяла послышался протяжный жалобный звук.
Он и вправду был похож на низкое, басовое мычание крупного, матерого быка.
Что это было? Какое-то морское животное? Игра ветра в расщелинах скал? Не знаю.
Одно могу сказать точно: от этого звука мурашки ползли по коже.
Когда я осторожно, почти не дыша, сполз с дерева к нашему ночлегу, Радован спросил меня сквозь сон:
- Слыхал?
- Да, - сказал я, стыдясь дрожи в голосе.
- Вот это и есть морской бык.
ЮД
Продолжение следует
Первая часть рассказа