Дом жёлтого цвета
На краю участка в деревне, невдалеке от посадок стоит жёлтый новый дом. (Там рядом есть и старый- "гадючий", который построил неизвестно кто, да и не жил в нем вовсе: окна редко заколочены горбылём, крыша как решето... Самое змеиное место. Но не о нем речь).
В желтом доме летом живут дети. Он летний. Никто в нем не живёт с сентября по май.
На зиму мы его закрываем на замок, да ещё веранду перед входом укутываем крепкой плёнкой, чтобы снег зря не сыпал, не давал дому гнить.
Я этот дом стал побаиваться.
Ещё осенью, когда он не заперт: надо туда сходить, чего-то отнести, чего-то принести...
Вот днём - пожалуйста: заходишь как к себе домой, идёшь по комнатам, поднимаешься на второй этаж, все, что нужно, берёшь, или оставляешь... Кругом - сотни примет детской жизни: игрушки там, рисунки на стенах, карандаши, обувь детская... Все очень понятно и спокойно.
Но Боже упаси наведаться туда под вечер.
Я в первый раз почувствовал это в октябре, кажется. Ухожу из этого дома, и спиной чую: кто-то на меня смотрит.
Обернулся: никого. Только дом стоит, и окна его на глаза похожи.
Почудилось? Почудилось, конечно.
В другой раз надо было в тот дом сходить за чем-то нужным, чайником или там тостером... Опять под вечер.
Я взял ключи и отправился через яблоневый сад, совсем недалеко. Вот сад кончился, и передо мною стоит этот жёлтый дом, и окна на втором этаже как глаза, черные, пустые, смотрят.
И я стою, смотрю.
Тихо так. Сад готовится к зиме, поеживается, теряет листья и плоды.
И дом стоит, смотрит.
Вдруг сзади "стук!" - яблоко упало. А я повернулся и пошёл назад, к жене:
- Как хочешь, но один я туда не сунусь.
Пошли вместе. И больше я туда один на ночь глядя не ходил.
Потом пришёл ноябрь. Завыли ветра, надвинулись тучи. Снега не было долго, но мы его ждали. И на зиму заколотили веранду плотной, хорошей плёнкой. Я сам приколачивал деревянные планки, чтобы плёнка держалась крепко, не оторвалась.
И потом все поглядывал из-за сада: не оторвёт ли где край. Ветра дули сильные.
Прошёл ноябрь, наступил декабрь. Снега не было.
После Нового года - навалило. Наступили святки, и я пошёл по свежей пороше к дому, проверить плёнку. С одного бока она надорвалась, и изрядный лоскут её болтался по ветру.
Подошёл к веранде, поправил лоскут. Ветер трепал плёнку, завывал и вил снеговую поземку. Я выдернул из снега кусок шифера и прикрыл дыру. Шифер стукнул о столб веранды, и ему отозвался звук. Он шёл откуда-то из-за дома. Я заглянул за угол: никого.
Ни души вокруг, ни одного следа на свежей пороше вплоть до посадок, вплоть до змеиного дома.
Я стоял за жёлтым домом и думал об одиночестве. Что может быть более одиноким, чем отдельно стоящий дом на краю деревни, в которой и летом-то не бывает даже половины жителей, а уж зимой-то...
И вдруг я услышал странный звук. Странным в нем было то, что он шёл не от места обитания людей - от нашего уютного зелёненького домика в двухстах саженях от этого, и не от посадки, и не от дороги...
Звук шел изнутри жёлтого дома. И был он похож на топот детских ног в сандалиях: топ-то-топ.
Я вернулся к веранде. Дверь была закрыта на висячий замок снаружи. Веранду мы законопатили плёнкой два месяца назад. Никто не мог оставаться в доме.
Но там кто-то был. Я пошевелил плёнку, стукнул куском шифера по балясине, может, это было просто эхо?
И вдруг: кто-то горохом, по-детски ссыпался внутри дома по лестнице со второго этажа (топ-топ-топ!) , подскочил к двери (она колыхнулась) и замер.
Несколько томительных мгновений я стоял у злополучной веранды, стараясь не шуметь больше и отступить спиной вперёд. Я не мог повернуться к желтому дому спиной.
Я отступал и отступал, не упуская из виду желтую громадину с тёмными дырами окон, отступал, стараясь двигаться как можно скорее, но и не шуметь...
Дом удалялся, глядя на меня своими окнами, и, почти дойдя до крайних яблонь нашего сада, я услышал то, что ждал и не хотел слышать:
Кто-то быстрый пробежал хлопотливыми детскими ногами наверх по лестнице второго этажа и встал у окна, глядя на меня. Я даже увидел его глаза, мелькнувшие зыбким, неверным зелёным светом, отблеском луны или млечного пути или фонаря на окраине. Глаза были в окне совсем внизу, как будто глядящий был маленького роста.
В желтом доме летом живут дети. Он летний. Никто в нем не живёт с сентября по май.
На зиму мы его закрываем на замок, да ещё веранду перед входом укутываем крепкой плёнкой, чтобы снег зря не сыпал, не давал дому гнить.
Я этот дом стал побаиваться.
Ещё осенью, когда он не заперт: надо туда сходить, чего-то отнести, чего-то принести...
Вот днём - пожалуйста: заходишь как к себе домой, идёшь по комнатам, поднимаешься на второй этаж, все, что нужно, берёшь, или оставляешь... Кругом - сотни примет детской жизни: игрушки там, рисунки на стенах, карандаши, обувь детская... Все очень понятно и спокойно.
Но Боже упаси наведаться туда под вечер.
Я в первый раз почувствовал это в октябре, кажется. Ухожу из этого дома, и спиной чую: кто-то на меня смотрит.
Обернулся: никого. Только дом стоит, и окна его на глаза похожи.
Почудилось? Почудилось, конечно.
В другой раз надо было в тот дом сходить за чем-то нужным, чайником или там тостером... Опять под вечер.
Я взял ключи и отправился через яблоневый сад, совсем недалеко. Вот сад кончился, и передо мною стоит этот жёлтый дом, и окна на втором этаже как глаза, черные, пустые, смотрят.
И я стою, смотрю.
Тихо так. Сад готовится к зиме, поеживается, теряет листья и плоды.
И дом стоит, смотрит.
Вдруг сзади "стук!" - яблоко упало. А я повернулся и пошёл назад, к жене:
- Как хочешь, но один я туда не сунусь.
Пошли вместе. И больше я туда один на ночь глядя не ходил.
Потом пришёл ноябрь. Завыли ветра, надвинулись тучи. Снега не было долго, но мы его ждали. И на зиму заколотили веранду плотной, хорошей плёнкой. Я сам приколачивал деревянные планки, чтобы плёнка держалась крепко, не оторвалась.
И потом все поглядывал из-за сада: не оторвёт ли где край. Ветра дули сильные.
Прошёл ноябрь, наступил декабрь. Снега не было.
После Нового года - навалило. Наступили святки, и я пошёл по свежей пороше к дому, проверить плёнку. С одного бока она надорвалась, и изрядный лоскут её болтался по ветру.
Подошёл к веранде, поправил лоскут. Ветер трепал плёнку, завывал и вил снеговую поземку. Я выдернул из снега кусок шифера и прикрыл дыру. Шифер стукнул о столб веранды, и ему отозвался звук. Он шёл откуда-то из-за дома. Я заглянул за угол: никого.
Ни души вокруг, ни одного следа на свежей пороше вплоть до посадок, вплоть до змеиного дома.
Я стоял за жёлтым домом и думал об одиночестве. Что может быть более одиноким, чем отдельно стоящий дом на краю деревни, в которой и летом-то не бывает даже половины жителей, а уж зимой-то...
И вдруг я услышал странный звук. Странным в нем было то, что он шёл не от места обитания людей - от нашего уютного зелёненького домика в двухстах саженях от этого, и не от посадки, и не от дороги...
Звук шел изнутри жёлтого дома. И был он похож на топот детских ног в сандалиях: топ-то-топ.
Я вернулся к веранде. Дверь была закрыта на висячий замок снаружи. Веранду мы законопатили плёнкой два месяца назад. Никто не мог оставаться в доме.
Но там кто-то был. Я пошевелил плёнку, стукнул куском шифера по балясине, может, это было просто эхо?
И вдруг: кто-то горохом, по-детски ссыпался внутри дома по лестнице со второго этажа (топ-топ-топ!) , подскочил к двери (она колыхнулась) и замер.
Несколько томительных мгновений я стоял у злополучной веранды, стараясь не шуметь больше и отступить спиной вперёд. Я не мог повернуться к желтому дому спиной.
Я отступал и отступал, не упуская из виду желтую громадину с тёмными дырами окон, отступал, стараясь двигаться как можно скорее, но и не шуметь...
Дом удалялся, глядя на меня своими окнами, и, почти дойдя до крайних яблонь нашего сада, я услышал то, что ждал и не хотел слышать:
Кто-то быстрый пробежал хлопотливыми детскими ногами наверх по лестнице второго этажа и встал у окна, глядя на меня. Я даже увидел его глаза, мелькнувшие зыбким, неверным зелёным светом, отблеском луны или млечного пути или фонаря на окраине. Глаза были в окне совсем внизу, как будто глядящий был маленького роста.