Ольга Мяэотс о Викторе Чижикове
Оригинал взят у phoenix_art в Виктор Чижиков
Как-то раз на встрече с детьми нам прислали из зала записку: Что вы делаете, когда вам очень грустно? Вопрос меня поразил: обычно дети спрашивают почти одно и те же - Почему вы стали писателем? Ваша любимая книжка? - и т.д. А тут привычными фразами не отделаешься. Я отложила этот листочек в сторону, чтобы немного подумать и ответить честно и основательно. Отложила - и забыла, спохватились мы только уже на обратном пути, в машине. И так эта неотвеченная записка всех кольнула, что мы всю дорогу обсуждали, чтобы могли сказать. В том числе подбирали книги, которые могли бы посоветовать прочитать - особые «солнечные» книги, способные разогнать тучи в душе, отогреть и настроить на мажорный жизнеутверждающий лад.
Среди таких книг для меня в числе самых первых и любимых - книги с иллюстрациями Виктора Чижикова: сказки Корнея Чуковского, Дональда Биссета, Эдуарда Успенского, Леонида Яхнина. К счастью, этих книг много.
Рисунки Чижикова узнаются моментально. И, удивительное дело: хотя персонажи, созданные художником, похожи, как дети одного отца, они сохраняют индивидуальность, а в иллюстрациях нет серийного однообразия, зато всегда есть игра, ласковая усмешка и - море счастья и любви.
И еще одно важное качество, особенно ценное в наше время, явно перегруженное насилием и всякими ужасами: иллюстрации Чижикова нестрашные. В созданном им мире царят добро и гармония, и жить в нем можно без оглядки и страха. Художник не раз говорил о том, сколь вредны для ребенка ранняя встреча с жестокостью и несправедливостью. «Детская психика должна сначала возмужать, а потом уже ее можно загружать разными страшилками. Я стараюсь сделать своих страшных героев смешными. Даже Волка, который собирается съесть Красную Шапочку».
Помню, в детстве мне было страшно читать повесть (не стихотворение!) Чуковского «Доктор Айболит». Книжка у меня была старенькая, доставшаяся по наследству, казалось, она и впрямь была потрепана отчаянными пиратами. И картинки в ней были мрачные, особенно там, где был изображен мальчик Пента, потерявший отца, и его отец-рыбак, оставленный пиратами погибать в страшной пещере. Эта книжка жива у меня до сих пор, но дочери я читала уже другую - «чижиковскую». И было нестрашно! Только очень интересно. Еще бы! Вспомните страшный Бармалей спит, а из-под подушки высовывается журнал "Мурзилка"!
За «Доктора Айболита» Виктору Александровичу Чижикову был присужден Почетный диплом имени Г.Х.Андерсена. Но дорога к этой почетной награде была очень и очень далекая. В одном из предисловий художник рассказал ее так:
«…жаркий летний день предвоенного сорокового года. Мы с отцом в Парке культуры катаемся на лодке и вдруг по радио объявляют, что сейчас в летнем театре выступит Чуковский.
Прибежали вовремя, расположились на первой скамейке перед эстрадой. Все долго хлопали, когда вышел Корней Иванович. Он долго читал стихи, хорошо всем знакомые, любимые стихи детворы.
Сам его облик, манера читать стихи, говорить с детьми, его голос - завораживали. Дети слушали как зачарованные, Но вот встреча подходит к концу, Чуковскому дарят цветы, море цветов, он весь в цветах, рук не хватает. И вдруг ему подносят букет дивной красоты - синий, красный, желтый.
Тут какая-то сила подбрасывает меня, я подбегаю к самой эстраде:
- Дедушка Корней, подарите мне этот букет!
Чуковский ничуть не удивившись, протягивает мне букет-красавец.
- Возьми детка! Держи!
Отец, пораженный моей бесцеремонностью, просит меня вернуть букет Корнею Ивановичу. Чуковский, видя мое замешательство говорит:
- Что вы, что вы, пусть мальчик отнесет букет маме!
Гордый и счастливый шел я домой, обняв обеими руками дар великого сказочника Корнея Ивановича Чуковского!
В 1980 году за иллюстрации к «Доктору Айболиту» мне был присужден Диплом имени Г.Х.Андерсена. На торжестве вручили диплом и одну гвоздику - так полагалось. Смотрел я на эту гвоздичку и вспоминал свое довоенное детство, свою встречу с Чуковским и тот синий, красный, желтый - самый красивый букет в моей жизни».
Конечно, не только букет «унаследовал» художник от Корнея Ивановича, главное, что их объединяет - это преданная любовь к детской литературе, стремление (и умение!) понять ребенка, требовательное отношение к качеству детской книги и сохраненное на всю жизнь детское любознательное и восхищенное отношение к окружающему миру.
Виктор Александрович пришел в детскую книгу в начале 60-х. Это было хорошее время, когда в детскую книгу вновь пустили фантазию и вернули писателям и художникам право на свободный полет. А начинал художник с работы в журналах, охотно печатали его рисунки и карикатуры в «Крокодиле», «Вокруг света», «Неделя». Потом появились и детские иллюстрации - для «Мурзилки» и «Веселых картинок». И даже самые первые опыты были сразу замечены - столь яркими и оригинальными они были.
Как-то я рассказала Виктору Александровичу, что среди моих знакомых некоторые до сих пор вспоминают его серии комиксов «Про девочку Машу и куклу Наташу». Самое удивительное, пожалуй, что все эти великовозрастные «фанаты» - мужчины. Вот ведь: сколько ругают иные комиксы обвиняя во всех возможных грехах, а любовь к ним не забывается! Значит, дело не в форме - а в мастерстве художника-автора.
Виктора Александровича мое сообщение позабавило, но в ответ он рассказал свою историю. Совсем еще молодым художником он попал в Ленинград, ему было поручено отвезти какие-то рисунки самому Юрию Васнецову. С трепетом в душе переступил он порог дома, хозяин принял его приветливо и вежливо поинтересовался, чем занимается юный гость. Чижиков достал из папки свои работы - тех самым «Машу и Наташу».
- Ну, в карикатуре я ничего не понимаю, - отмахнулся мэтр.
- Сколько лет прошло, - вздохнул Виктор Александрович, - а мне до сих пор обидно! Уж лучше бы отругал, а то ведь просто смотреть не захотел.
Обидно, что Юрий Васнецов не заметил молодого художника. Но все же, думаю, их встреча состоялась - творческая встреча: в работах Чижикова, как и в работах Васнецова, нас привлекают яркие запоминающиеся образы, и особый дух игры, веселой и озорной, предполагающей обязательное участие читателя.
Это качество помогло художнику успешно попробовать себя в мультипликации. Мало кто знает об этой работе Чижикова. Много лет назад он участвовал в работе над фильмом, который делался по заказу ГАИ.
Мне посчастливилось один раз увидеть эту картину. Потрясающе! Чижиков так мастерски очеловечил в ней автомобили и мотоциклы, что они кажутся совершенно живыми. Художник наделил их особой пластикой, жестами - да-да и у машины, оказывается способны жестикулировать и весьма выразительно! Чижиков это наглядно продемонстрировал.
А еще мультфильм буквально искрится озорным чижиковским юмором. Фильм начинался так: цикады, южная ночь, луна и гараж, все в таких голубоватых тонах. И вдруг распахиваются двери гаража, и на грузовике выскакивает такой шофер-хулиган с сигаретой, прилипшей к губе. Он бешено хохочет, сшибает все на своем пути: столбы, которые наставлены вдоль дороги, придорожные щиты. На щите написано: «Режиссер Бардин». Бах! - и щит улетает. Авторы сценария «Курляндский и Хайт». И он сбит. «Художник-постановщик Чижиков» - летит в кювет. И вдруг щит: «Консультант фильма генерал-лейтенант ГАИ Лукьянов». Машина на цыпочках обходит этот щит, а дальше он опять хулиганит в городе.
Чижиков вспоминает, как тщательно продумывались все детали фильма, как любовно он был сделан фильм, и получился - смешной необыкновенно! Но, к сожалению, консультант фильма, тот самый генерал-лейтенант Лукьянов ушёл на пенсию, а новому руководству ГАИ мультфильм не понравился, и «задвинули»...
Очень-очень жаль!
Зато в книге признание к Чижикову пришло и довольно рано - и читателей, и коллег-художников. Тогда же, в 60-е сложилась знаменитая четверка друзей - Виктор Чижиков, Евгений Монин, Вениамин Лосев, Владимир Перцов. Они снимали тогда одну мастерскую и даже имя своей «группировке» придумали - «ЦДЛ» - Ценители детской литературы. Очень знаменательно, что назвали они себя не МАСТЕРАМИ, хотя таковыми уже, несомненно, были, а именно ЦЕНИТЕЛЯМИ, т.е. служителями. Дружить художники дружили, работали бок о бок, но в творчестве каждый шел своей дорогой, у каждого был свой узнаваемый стиль
Интересно сравнить иллюстрации, которые Чижиков и Монин сделали к сказочной повести Леонида Яхнина «Площадь картонных часов». Герои одни, и даже многие сюжеты рисунков перекликаются, а мир, который они открывают - разный! У каждого свой. У Монина - загадочный, напряженный, а у Чижикова - больше игры, он сам признавался, что, работая над книгой представлял себе театр марионеток - яркий, праздничный.
Я несколько раз пыталась писать о Чижикове. Но всякий раз результат меня не удовлетворял, не получалось у меня портрета: уходили какие-то живые черточки, и картинка получалась смазанной - вроде похоже, а не то.
К счастью, у меня сохранились записи некоторых наших разговоров. Вот я и попробую на этот раз дать слово самому Виктору Александровичу, потому что среди его талантов есть еще и талант рассказчика.
Разговаривать с Виктором Александровичем - особое удовольствие. У него есть редкое качество: он мало говорит о себе, а как-то сразу в разговоре переходит на рассказ о других - друзьях, знакомых, просто случайно повстречавшихся людях. Взглядом художника он подмечает в них самые главные яркие черты, а талантом рассказчика и писателя (потому что и то и другое ему тоже дано) преображает увиденное в увлекательнейшие портреты. Увы, лишь на редких выставках можно увидеть замечательные портреты и дружеские шаржи сделанные Чижиковым. Очень меткие, порой колкие, но всегда теплые и в самом деле дружеские. «Понимаете, я людей люблю, мне люди интересны», - объясняет Виктор Александрович. Пожалуй, это самая главная его черта, определяющая и характер и творчество.
Итак, представим: мы удобно устроились - кто у стола с чашкой чая, кто на диване, где-то рядом создавая особый уют расположились многочисленные «чижиковские коты» и начинается беседа…
- Первый вопрос традиционный: Как стать иллюстратором детской книги?
- Для того чтобы иллюстрировать детскую книгу, надо сохранить в себе детство. Есть люди, которые абсолютно его не сохранили, а есть такие, кого из этого детства не вытащишь. Таким был мой лучший друг Евгений Монин, замечательный художник. Он не мог отстоять себя в каком-то издательском споре, выбить гонорар. Но он был очень интересен детям.
Желательно быть добрым человеком: часто видишь очень злые иллюстрации.
- Виктор Александрович, а как вы отбирали книги? Какие книги вам наиболее «созвучны»?
- «Три поросёнка» - абсолютно мой текст. Мне нравятся такие герои - динамичные. Мне жутко нравится авантюрность сюжета. Как, например у Биссета. Это мне дар судьбы. Биссета я рисовал с большим удовольствием. Но тогда еще и переводчица была хорошая - Наталья Шерешевская. Она придумала связующее звено с тигром. Тигр связывал разные сюжеты. Мне было необыкновенно интересно рисовать. И знаете, вот что интересно: в России, одна из сказок Биссета стала реальностью. Он сделал сказку былью.
- Что вы имеете в виду? Как герои соцтруда?
- Не совсем, у него это вышло неожиданно для него самого. В одной его сказке вокзал награждают орденом. В Англии такое невозможно. Для англичан это просто бред сивой кобылы. В этом для них и юмор этой сказки. А для нас это…
- …реальность трудовых буден.
- Вот-вот. У нас же заводы все были с орденами, фабрики с орденами, а почему не мог быть вокзал имени Ленина или с орденом Сталина? Мог. Вот и выходило, что то нереальное, что для Биссета смешная выдумка - было всерьез реализовано в Советском Союзе.
- А какие герои у вас самые любимые? И почему так много котов? Что у вас общего с ними?
- В котах меня привлекает - независимость, стремление к свободе. Это у нас с ними общее.
- А индивидуальность? Ведь они у вас все разные.
- Ну, конечно.
Когда я рассматриваю иллюстрации Чижикова - пусть героями их будут собаки, поросята или даже диковинный Тяни-Толкай - мне всегда невольно вспоминается фраза художника о том, что ему интересны люди. Этот интерес проступает во всем: и в рассказах и, конечно, в иллюстрациях. Именно так и родились знаменитые коты - каждый со своим характером, каждый личность - узнаваемая и близкая по-человчески, и в то же время, как и положено котам, со своим секретом не поддающимся разгадке, но требующим уважения и восхищения.
- Вот вышла книга «333 кота». Огромный роскошный том, туда все коты вошли?
- Ну, нет. Еще остались.
- ???
- …и не только рисунки. Еще и стихи есть. Вот я про котов я сатиру тут придумал:
У прилавка магазина
Появились три кота:
«Нам три метра трикотина
Шириною в три хвоста».
Прибежал четвертый кот:
«Есть в продаже коверкот?»
«Можно тише на полтона?» -
Отвечает продавец.-
Ничего кроме картона,
И отстаньте наконец»
Почему это возникло, я не знаю. Я не понимал, почему это написал.
А потом сообразил: потому что кот, кот, кот - трикотин. Еще есть вариант: «Можно без ажиотажа, - спрашивает продавец. - Нету даже триКОТажа, и отстаньте, наконец».
А мою кошачью загадку даже включили в хрестоматию: «Вчера я был мышегоняльным, вполнесметану уплетальным. Сегодня я диваноспальный, вполне подушкоодеяльный».
- Значит, художник Чижиков, еще и литератор?
- Когда-то, когда сын был маленький, я пробовал писать длиннющие сказки про какого-то зайца Доброфея. Идиотизм полный. Хотелось написать сказку, напичканную моралью. Из-за нравоучений вся сказка получилась так, будто я только окончил курсы молодого детсадовца. Ничего не получилось. И слава богу! Юрий Коваль тогда сыграл большую роль в моем литературном воспитании. Он прочел это и сказал: «Ну вот, еще одна Марья Ивановна появилась в детском саду. Не надо так писать».
- А Коваля иллюстрировать сложно?
- Да. Я его часто иллюстрировал в журналах - в «Мурзилке» - про кота, «Солнечное пятно». С большим удовольствием рисовал. Но вот больше, конечно, нравилось рисовать «Васю Куролесова». Там все-таки карикатура. Но так, как мне хотелось бы, я еще не нарисовал Коваля.
- Странно, что никто из художников не попытался нарисовать его персонажей: Орехьевну, дядю Зуя. А вам не хотелось попробовать нарисовать героев Коваля?
- Ну, может быть. Хотя тут иной художник нужен. Лосин может быть. Я чересчур шаржирую. Тут надо более умеренным, более доброжелательным человеком быть, беспощадный шарж тут не годится. Мало ли что мне взбрендит, я могу испортить. А Лосин оставляет доброе ощущение от портрета, сохраняя характерность начертания образа.
Вот образ Серпокрылова из «Недопеска» у Коваля - гениальный. Настолько неожиданный! Хотя вроде бы Юрий Сотник писал о таких ребятах с различными характерами, но подобного не было. Как он себя повышал в чинах - это гениально, это фантастика просто, а как психологически точно!
Вообще Коваль - это сложнейшая вещь. Это такой пласт. Самый ценный пласт, может быть, за послебартовское время, ничего ценнее в литературе быть не может.
- Да, но вот достойной оценки его книги так до сих пор и не получили, как вам кажется?
- Я уверен, если бы Арсений Тарковский был бы жив, он бы нашел верные слова, чтобы определить место Коваля в литературе. Он его очень высоко ценил. Все-таки какая-то снобистскость проглядывает в доброжелательных высказываниях Ахмадуллиной и Битова. Они все время жалеют, что он детский писатель. Коваль писатель вообще. А что он интересен и детям, это уже не его вина. Это уже его мастерство. Вот, кстати, и в Суер-Выере много детского. Это тоже игра. Ну, пусть для старшего возраста.
- А ведь он еще и художник был замечательный!
- Да он во всем удивительный человек был. Необычайно талантливый. Абсолютная раскрепощенность у него в этюдах. Вот как сделано - просто потрясающе! А его черно-белые рисунки к своим вещам! А какие у него эмали были замечательные!
Я как-то раз писал, что Коваля есть пример графики и в литературе, очень четкий пример. «Кукла, белоснежная лайка, нашла в чернолесье лося» - это же графика! Это Чарушин. И живопись есть: «Обожженный бабьим летом, лист горел как неведомая раковина». «Неведомая» - это же…
И к слову Юра был очень внимательный.
Коваль приехал как-то к нам в деревню. И увидел лоскутное одеяло красивое. Спросил у Зины: «Ой, какое красивое одеяло. Где покупала? Она говорит: «Да вот у соседки, которая смотрит за нашим домом». Приходит Коваль к старухе и говорит: «Евдокия Павловна, какое красивое одеяло вот я у Чижикова видел. А вы еще можете такое сделать?» Она говорит: «Так вот, есть еще такое». Ну, он купил одеяло и спрашивает потом: «А где вы такие красивые лоскутки берете?» - «Ну, как где? На «Красном Эхе». - «Где-где?» - «На «Красном Эхе». Это фабрика в Переяславле такая есть. Он мне говорит: «Ты смотри, у них даже эхо красное».
Прошло много лет. Сидим мы с ним на каком-то собрании в Доме дружбы. На трибуну выскочил красный человек: с такой красной мордой и зычным голосом. Тут Коваль мне и говорит: «Тихо, это Красное Эхо».
Плавно течет беседа. Виктор Александрович вспоминает близких друзей. Иных уж нет, и каждая потеря невосполнима. После каждого прощания остается в душе холодная пустота. Порой она совсем закрывает солнце…
- А, в общем, конечно, живешь прошлым уже, потому что я сейчас не понимаю ни юмора телевизионного, предположим. Да, все раньше иначе было. Лучше, добрее, нормально было все. Я не чувствую, что сейчас мне комфортнее с людьми. Наоборот, как-то настороженно. Раньше я был уверен, потому что вокруг меня была целая компания людей, которые, я знал, что меня поддержат. Но сейчас так идешь, держась за стены, ощущая незыблемость только в каких-то предметах, а на людей уже нет надежды…
- Но и люди все же есть надежные…
- Есть, конечно, но их надо долго искать в современном мире…
© Ольга Мяэотс
Как-то раз на встрече с детьми нам прислали из зала записку: Что вы делаете, когда вам очень грустно? Вопрос меня поразил: обычно дети спрашивают почти одно и те же - Почему вы стали писателем? Ваша любимая книжка? - и т.д. А тут привычными фразами не отделаешься. Я отложила этот листочек в сторону, чтобы немного подумать и ответить честно и основательно. Отложила - и забыла, спохватились мы только уже на обратном пути, в машине. И так эта неотвеченная записка всех кольнула, что мы всю дорогу обсуждали, чтобы могли сказать. В том числе подбирали книги, которые могли бы посоветовать прочитать - особые «солнечные» книги, способные разогнать тучи в душе, отогреть и настроить на мажорный жизнеутверждающий лад.
Среди таких книг для меня в числе самых первых и любимых - книги с иллюстрациями Виктора Чижикова: сказки Корнея Чуковского, Дональда Биссета, Эдуарда Успенского, Леонида Яхнина. К счастью, этих книг много.
Рисунки Чижикова узнаются моментально. И, удивительное дело: хотя персонажи, созданные художником, похожи, как дети одного отца, они сохраняют индивидуальность, а в иллюстрациях нет серийного однообразия, зато всегда есть игра, ласковая усмешка и - море счастья и любви.
И еще одно важное качество, особенно ценное в наше время, явно перегруженное насилием и всякими ужасами: иллюстрации Чижикова нестрашные. В созданном им мире царят добро и гармония, и жить в нем можно без оглядки и страха. Художник не раз говорил о том, сколь вредны для ребенка ранняя встреча с жестокостью и несправедливостью. «Детская психика должна сначала возмужать, а потом уже ее можно загружать разными страшилками. Я стараюсь сделать своих страшных героев смешными. Даже Волка, который собирается съесть Красную Шапочку».
Помню, в детстве мне было страшно читать повесть (не стихотворение!) Чуковского «Доктор Айболит». Книжка у меня была старенькая, доставшаяся по наследству, казалось, она и впрямь была потрепана отчаянными пиратами. И картинки в ней были мрачные, особенно там, где был изображен мальчик Пента, потерявший отца, и его отец-рыбак, оставленный пиратами погибать в страшной пещере. Эта книжка жива у меня до сих пор, но дочери я читала уже другую - «чижиковскую». И было нестрашно! Только очень интересно. Еще бы! Вспомните страшный Бармалей спит, а из-под подушки высовывается журнал "Мурзилка"!
За «Доктора Айболита» Виктору Александровичу Чижикову был присужден Почетный диплом имени Г.Х.Андерсена. Но дорога к этой почетной награде была очень и очень далекая. В одном из предисловий художник рассказал ее так:
«…жаркий летний день предвоенного сорокового года. Мы с отцом в Парке культуры катаемся на лодке и вдруг по радио объявляют, что сейчас в летнем театре выступит Чуковский.
Прибежали вовремя, расположились на первой скамейке перед эстрадой. Все долго хлопали, когда вышел Корней Иванович. Он долго читал стихи, хорошо всем знакомые, любимые стихи детворы.
Сам его облик, манера читать стихи, говорить с детьми, его голос - завораживали. Дети слушали как зачарованные, Но вот встреча подходит к концу, Чуковскому дарят цветы, море цветов, он весь в цветах, рук не хватает. И вдруг ему подносят букет дивной красоты - синий, красный, желтый.
Тут какая-то сила подбрасывает меня, я подбегаю к самой эстраде:
- Дедушка Корней, подарите мне этот букет!
Чуковский ничуть не удивившись, протягивает мне букет-красавец.
- Возьми детка! Держи!
Отец, пораженный моей бесцеремонностью, просит меня вернуть букет Корнею Ивановичу. Чуковский, видя мое замешательство говорит:
- Что вы, что вы, пусть мальчик отнесет букет маме!
Гордый и счастливый шел я домой, обняв обеими руками дар великого сказочника Корнея Ивановича Чуковского!
В 1980 году за иллюстрации к «Доктору Айболиту» мне был присужден Диплом имени Г.Х.Андерсена. На торжестве вручили диплом и одну гвоздику - так полагалось. Смотрел я на эту гвоздичку и вспоминал свое довоенное детство, свою встречу с Чуковским и тот синий, красный, желтый - самый красивый букет в моей жизни».
Конечно, не только букет «унаследовал» художник от Корнея Ивановича, главное, что их объединяет - это преданная любовь к детской литературе, стремление (и умение!) понять ребенка, требовательное отношение к качеству детской книги и сохраненное на всю жизнь детское любознательное и восхищенное отношение к окружающему миру.
Виктор Александрович пришел в детскую книгу в начале 60-х. Это было хорошее время, когда в детскую книгу вновь пустили фантазию и вернули писателям и художникам право на свободный полет. А начинал художник с работы в журналах, охотно печатали его рисунки и карикатуры в «Крокодиле», «Вокруг света», «Неделя». Потом появились и детские иллюстрации - для «Мурзилки» и «Веселых картинок». И даже самые первые опыты были сразу замечены - столь яркими и оригинальными они были.
Как-то я рассказала Виктору Александровичу, что среди моих знакомых некоторые до сих пор вспоминают его серии комиксов «Про девочку Машу и куклу Наташу». Самое удивительное, пожалуй, что все эти великовозрастные «фанаты» - мужчины. Вот ведь: сколько ругают иные комиксы обвиняя во всех возможных грехах, а любовь к ним не забывается! Значит, дело не в форме - а в мастерстве художника-автора.
Виктора Александровича мое сообщение позабавило, но в ответ он рассказал свою историю. Совсем еще молодым художником он попал в Ленинград, ему было поручено отвезти какие-то рисунки самому Юрию Васнецову. С трепетом в душе переступил он порог дома, хозяин принял его приветливо и вежливо поинтересовался, чем занимается юный гость. Чижиков достал из папки свои работы - тех самым «Машу и Наташу».
- Ну, в карикатуре я ничего не понимаю, - отмахнулся мэтр.
- Сколько лет прошло, - вздохнул Виктор Александрович, - а мне до сих пор обидно! Уж лучше бы отругал, а то ведь просто смотреть не захотел.
Обидно, что Юрий Васнецов не заметил молодого художника. Но все же, думаю, их встреча состоялась - творческая встреча: в работах Чижикова, как и в работах Васнецова, нас привлекают яркие запоминающиеся образы, и особый дух игры, веселой и озорной, предполагающей обязательное участие читателя.
Это качество помогло художнику успешно попробовать себя в мультипликации. Мало кто знает об этой работе Чижикова. Много лет назад он участвовал в работе над фильмом, который делался по заказу ГАИ.
Мне посчастливилось один раз увидеть эту картину. Потрясающе! Чижиков так мастерски очеловечил в ней автомобили и мотоциклы, что они кажутся совершенно живыми. Художник наделил их особой пластикой, жестами - да-да и у машины, оказывается способны жестикулировать и весьма выразительно! Чижиков это наглядно продемонстрировал.
А еще мультфильм буквально искрится озорным чижиковским юмором. Фильм начинался так: цикады, южная ночь, луна и гараж, все в таких голубоватых тонах. И вдруг распахиваются двери гаража, и на грузовике выскакивает такой шофер-хулиган с сигаретой, прилипшей к губе. Он бешено хохочет, сшибает все на своем пути: столбы, которые наставлены вдоль дороги, придорожные щиты. На щите написано: «Режиссер Бардин». Бах! - и щит улетает. Авторы сценария «Курляндский и Хайт». И он сбит. «Художник-постановщик Чижиков» - летит в кювет. И вдруг щит: «Консультант фильма генерал-лейтенант ГАИ Лукьянов». Машина на цыпочках обходит этот щит, а дальше он опять хулиганит в городе.
Чижиков вспоминает, как тщательно продумывались все детали фильма, как любовно он был сделан фильм, и получился - смешной необыкновенно! Но, к сожалению, консультант фильма, тот самый генерал-лейтенант Лукьянов ушёл на пенсию, а новому руководству ГАИ мультфильм не понравился, и «задвинули»...
Очень-очень жаль!
Зато в книге признание к Чижикову пришло и довольно рано - и читателей, и коллег-художников. Тогда же, в 60-е сложилась знаменитая четверка друзей - Виктор Чижиков, Евгений Монин, Вениамин Лосев, Владимир Перцов. Они снимали тогда одну мастерскую и даже имя своей «группировке» придумали - «ЦДЛ» - Ценители детской литературы. Очень знаменательно, что назвали они себя не МАСТЕРАМИ, хотя таковыми уже, несомненно, были, а именно ЦЕНИТЕЛЯМИ, т.е. служителями. Дружить художники дружили, работали бок о бок, но в творчестве каждый шел своей дорогой, у каждого был свой узнаваемый стиль
Интересно сравнить иллюстрации, которые Чижиков и Монин сделали к сказочной повести Леонида Яхнина «Площадь картонных часов». Герои одни, и даже многие сюжеты рисунков перекликаются, а мир, который они открывают - разный! У каждого свой. У Монина - загадочный, напряженный, а у Чижикова - больше игры, он сам признавался, что, работая над книгой представлял себе театр марионеток - яркий, праздничный.
Я несколько раз пыталась писать о Чижикове. Но всякий раз результат меня не удовлетворял, не получалось у меня портрета: уходили какие-то живые черточки, и картинка получалась смазанной - вроде похоже, а не то.
К счастью, у меня сохранились записи некоторых наших разговоров. Вот я и попробую на этот раз дать слово самому Виктору Александровичу, потому что среди его талантов есть еще и талант рассказчика.
Разговаривать с Виктором Александровичем - особое удовольствие. У него есть редкое качество: он мало говорит о себе, а как-то сразу в разговоре переходит на рассказ о других - друзьях, знакомых, просто случайно повстречавшихся людях. Взглядом художника он подмечает в них самые главные яркие черты, а талантом рассказчика и писателя (потому что и то и другое ему тоже дано) преображает увиденное в увлекательнейшие портреты. Увы, лишь на редких выставках можно увидеть замечательные портреты и дружеские шаржи сделанные Чижиковым. Очень меткие, порой колкие, но всегда теплые и в самом деле дружеские. «Понимаете, я людей люблю, мне люди интересны», - объясняет Виктор Александрович. Пожалуй, это самая главная его черта, определяющая и характер и творчество.
Итак, представим: мы удобно устроились - кто у стола с чашкой чая, кто на диване, где-то рядом создавая особый уют расположились многочисленные «чижиковские коты» и начинается беседа…
- Первый вопрос традиционный: Как стать иллюстратором детской книги?
- Для того чтобы иллюстрировать детскую книгу, надо сохранить в себе детство. Есть люди, которые абсолютно его не сохранили, а есть такие, кого из этого детства не вытащишь. Таким был мой лучший друг Евгений Монин, замечательный художник. Он не мог отстоять себя в каком-то издательском споре, выбить гонорар. Но он был очень интересен детям.
Желательно быть добрым человеком: часто видишь очень злые иллюстрации.
- Виктор Александрович, а как вы отбирали книги? Какие книги вам наиболее «созвучны»?
- «Три поросёнка» - абсолютно мой текст. Мне нравятся такие герои - динамичные. Мне жутко нравится авантюрность сюжета. Как, например у Биссета. Это мне дар судьбы. Биссета я рисовал с большим удовольствием. Но тогда еще и переводчица была хорошая - Наталья Шерешевская. Она придумала связующее звено с тигром. Тигр связывал разные сюжеты. Мне было необыкновенно интересно рисовать. И знаете, вот что интересно: в России, одна из сказок Биссета стала реальностью. Он сделал сказку былью.
- Что вы имеете в виду? Как герои соцтруда?
- Не совсем, у него это вышло неожиданно для него самого. В одной его сказке вокзал награждают орденом. В Англии такое невозможно. Для англичан это просто бред сивой кобылы. В этом для них и юмор этой сказки. А для нас это…
- …реальность трудовых буден.
- Вот-вот. У нас же заводы все были с орденами, фабрики с орденами, а почему не мог быть вокзал имени Ленина или с орденом Сталина? Мог. Вот и выходило, что то нереальное, что для Биссета смешная выдумка - было всерьез реализовано в Советском Союзе.
- А какие герои у вас самые любимые? И почему так много котов? Что у вас общего с ними?
- В котах меня привлекает - независимость, стремление к свободе. Это у нас с ними общее.
- А индивидуальность? Ведь они у вас все разные.
- Ну, конечно.
Когда я рассматриваю иллюстрации Чижикова - пусть героями их будут собаки, поросята или даже диковинный Тяни-Толкай - мне всегда невольно вспоминается фраза художника о том, что ему интересны люди. Этот интерес проступает во всем: и в рассказах и, конечно, в иллюстрациях. Именно так и родились знаменитые коты - каждый со своим характером, каждый личность - узнаваемая и близкая по-человчески, и в то же время, как и положено котам, со своим секретом не поддающимся разгадке, но требующим уважения и восхищения.
- Вот вышла книга «333 кота». Огромный роскошный том, туда все коты вошли?
- Ну, нет. Еще остались.
- ???
- …и не только рисунки. Еще и стихи есть. Вот я про котов я сатиру тут придумал:
У прилавка магазина
Появились три кота:
«Нам три метра трикотина
Шириною в три хвоста».
Прибежал четвертый кот:
«Есть в продаже коверкот?»
«Можно тише на полтона?» -
Отвечает продавец.-
Ничего кроме картона,
И отстаньте наконец»
Почему это возникло, я не знаю. Я не понимал, почему это написал.
А потом сообразил: потому что кот, кот, кот - трикотин. Еще есть вариант: «Можно без ажиотажа, - спрашивает продавец. - Нету даже триКОТажа, и отстаньте, наконец».
А мою кошачью загадку даже включили в хрестоматию: «Вчера я был мышегоняльным, вполнесметану уплетальным. Сегодня я диваноспальный, вполне подушкоодеяльный».
- Значит, художник Чижиков, еще и литератор?
- Когда-то, когда сын был маленький, я пробовал писать длиннющие сказки про какого-то зайца Доброфея. Идиотизм полный. Хотелось написать сказку, напичканную моралью. Из-за нравоучений вся сказка получилась так, будто я только окончил курсы молодого детсадовца. Ничего не получилось. И слава богу! Юрий Коваль тогда сыграл большую роль в моем литературном воспитании. Он прочел это и сказал: «Ну вот, еще одна Марья Ивановна появилась в детском саду. Не надо так писать».
- А Коваля иллюстрировать сложно?
- Да. Я его часто иллюстрировал в журналах - в «Мурзилке» - про кота, «Солнечное пятно». С большим удовольствием рисовал. Но вот больше, конечно, нравилось рисовать «Васю Куролесова». Там все-таки карикатура. Но так, как мне хотелось бы, я еще не нарисовал Коваля.
- Странно, что никто из художников не попытался нарисовать его персонажей: Орехьевну, дядю Зуя. А вам не хотелось попробовать нарисовать героев Коваля?
- Ну, может быть. Хотя тут иной художник нужен. Лосин может быть. Я чересчур шаржирую. Тут надо более умеренным, более доброжелательным человеком быть, беспощадный шарж тут не годится. Мало ли что мне взбрендит, я могу испортить. А Лосин оставляет доброе ощущение от портрета, сохраняя характерность начертания образа.
Вот образ Серпокрылова из «Недопеска» у Коваля - гениальный. Настолько неожиданный! Хотя вроде бы Юрий Сотник писал о таких ребятах с различными характерами, но подобного не было. Как он себя повышал в чинах - это гениально, это фантастика просто, а как психологически точно!
Вообще Коваль - это сложнейшая вещь. Это такой пласт. Самый ценный пласт, может быть, за послебартовское время, ничего ценнее в литературе быть не может.
- Да, но вот достойной оценки его книги так до сих пор и не получили, как вам кажется?
- Я уверен, если бы Арсений Тарковский был бы жив, он бы нашел верные слова, чтобы определить место Коваля в литературе. Он его очень высоко ценил. Все-таки какая-то снобистскость проглядывает в доброжелательных высказываниях Ахмадуллиной и Битова. Они все время жалеют, что он детский писатель. Коваль писатель вообще. А что он интересен и детям, это уже не его вина. Это уже его мастерство. Вот, кстати, и в Суер-Выере много детского. Это тоже игра. Ну, пусть для старшего возраста.
- А ведь он еще и художник был замечательный!
- Да он во всем удивительный человек был. Необычайно талантливый. Абсолютная раскрепощенность у него в этюдах. Вот как сделано - просто потрясающе! А его черно-белые рисунки к своим вещам! А какие у него эмали были замечательные!
Я как-то раз писал, что Коваля есть пример графики и в литературе, очень четкий пример. «Кукла, белоснежная лайка, нашла в чернолесье лося» - это же графика! Это Чарушин. И живопись есть: «Обожженный бабьим летом, лист горел как неведомая раковина». «Неведомая» - это же…
И к слову Юра был очень внимательный.
Коваль приехал как-то к нам в деревню. И увидел лоскутное одеяло красивое. Спросил у Зины: «Ой, какое красивое одеяло. Где покупала? Она говорит: «Да вот у соседки, которая смотрит за нашим домом». Приходит Коваль к старухе и говорит: «Евдокия Павловна, какое красивое одеяло вот я у Чижикова видел. А вы еще можете такое сделать?» Она говорит: «Так вот, есть еще такое». Ну, он купил одеяло и спрашивает потом: «А где вы такие красивые лоскутки берете?» - «Ну, как где? На «Красном Эхе». - «Где-где?» - «На «Красном Эхе». Это фабрика в Переяславле такая есть. Он мне говорит: «Ты смотри, у них даже эхо красное».
Прошло много лет. Сидим мы с ним на каком-то собрании в Доме дружбы. На трибуну выскочил красный человек: с такой красной мордой и зычным голосом. Тут Коваль мне и говорит: «Тихо, это Красное Эхо».
Click to viewПлавно течет беседа. Виктор Александрович вспоминает близких друзей. Иных уж нет, и каждая потеря невосполнима. После каждого прощания остается в душе холодная пустота. Порой она совсем закрывает солнце…
- А, в общем, конечно, живешь прошлым уже, потому что я сейчас не понимаю ни юмора телевизионного, предположим. Да, все раньше иначе было. Лучше, добрее, нормально было все. Я не чувствую, что сейчас мне комфортнее с людьми. Наоборот, как-то настороженно. Раньше я был уверен, потому что вокруг меня была целая компания людей, которые, я знал, что меня поддержат. Но сейчас так идешь, держась за стены, ощущая незыблемость только в каких-то предметах, а на людей уже нет надежды…
- Но и люди все же есть надежные…
- Есть, конечно, но их надо долго искать в современном мире…
© Ольга Мяэотс