... пока он мир, а не война
(Сверяясь с классиками)
Ещё в школе я стал задумываться над тем, почему Лев Толстой назвал свой знаменитый роман именно так, а не иначе - «Война и мир», какую смысловую нагрузку он вкладывал в это название, как вкладывал её и в «Воскресение», и в библейский эпиграф к «Анне Карениной»: «Мне отмщение, и Аз воздам».
Где именно открылась эта антитеза (война и мир) в четырёхтомной русской эпопее? Задолго до Бородинского сражения, участниками которого станут многочисленные герои мирового бестселлера, - в битве под Аустерлицем.
Но ещё Иван Бунин в своём исследовании о Толстом отмечал, что это противопоставление и в девятнадцатом столетии служило для читателей неким водоразделом: кто-то читал только Войну, а кто-то - один лишь Мир. Дамы сверяли своё поведение с поступками Наташи Ростовой, блистающей на балу, у мужской же половины эталоном оставался князь Андрей Болконский, который потому и шёл на войну, что ему стала чуждой светская жизнь.
В разговоре с Пьером Безуховым он достаточно откровенно, без лишнего пафоса, выразил своё отношение к войне, и оно, в общем-то, не расходилось с пацифистскими взглядами самого писателя, особенно после участия его как офицера-артиллериста в героической обороне Севастополя:
- Ежели бы все воевали по своим убеждениям, войны бы не было...
Но это ведь именно война раскрыла глаза князю Андрею, когда он лежал на поле брани под Аустерлицем. Истекающий кровью, всё с тем же древком знамени в руках, он вдруг увидел над собой далёкое, неизмеримо высокое и вечное небо, которое стало для него моментом истины, потому как «всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба». А уж защита национальных интересов «старой доброй Англии» в союзе с австрийцами (такую грузную ношу взвалила тогда на свои плечи Россия-матушка) - обман вдвойне (сделаю и я свою ремарку).
И ещё, пожалуй, сделаю одну. Мир прекрасен, пока он мир, а не война, - с этой мыслью, выраженной в духе небезызвестного Платона Каратаева, разве не согласился бы и сам Лев Толстой?
Ещё в школе я стал задумываться над тем, почему Лев Толстой назвал свой знаменитый роман именно так, а не иначе - «Война и мир», какую смысловую нагрузку он вкладывал в это название, как вкладывал её и в «Воскресение», и в библейский эпиграф к «Анне Карениной»: «Мне отмщение, и Аз воздам».
Где именно открылась эта антитеза (война и мир) в четырёхтомной русской эпопее? Задолго до Бородинского сражения, участниками которого станут многочисленные герои мирового бестселлера, - в битве под Аустерлицем.
Но ещё Иван Бунин в своём исследовании о Толстом отмечал, что это противопоставление и в девятнадцатом столетии служило для читателей неким водоразделом: кто-то читал только Войну, а кто-то - один лишь Мир. Дамы сверяли своё поведение с поступками Наташи Ростовой, блистающей на балу, у мужской же половины эталоном оставался князь Андрей Болконский, который потому и шёл на войну, что ему стала чуждой светская жизнь.
В разговоре с Пьером Безуховым он достаточно откровенно, без лишнего пафоса, выразил своё отношение к войне, и оно, в общем-то, не расходилось с пацифистскими взглядами самого писателя, особенно после участия его как офицера-артиллериста в героической обороне Севастополя:
- Ежели бы все воевали по своим убеждениям, войны бы не было...
Но это ведь именно война раскрыла глаза князю Андрею, когда он лежал на поле брани под Аустерлицем. Истекающий кровью, всё с тем же древком знамени в руках, он вдруг увидел над собой далёкое, неизмеримо высокое и вечное небо, которое стало для него моментом истины, потому как «всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба». А уж защита национальных интересов «старой доброй Англии» в союзе с австрийцами (такую грузную ношу взвалила тогда на свои плечи Россия-матушка) - обман вдвойне (сделаю и я свою ремарку).
И ещё, пожалуй, сделаю одну. Мир прекрасен, пока он мир, а не война, - с этой мыслью, выраженной в духе небезызвестного Платона Каратаева, разве не согласился бы и сам Лев Толстой?