И внезапно в трубке завыло, «Александрия! Александрия!»
Продолжая, в общем, про стихотворения, песни и песни на стихотворения. А также про контаминацию.
Вот, скажем, песня Елены Фроловой «Бог покидает Антония»,
написанная на стихи Константиноса Кавафиса в переводе Геннадия Шмакова (раз уж о них зашла речь, то нельзя не удостоить вниманием тот любопытный факт, что оба - «хорошие знакомые» Бродского, но внимательный читатель уже ждал этой ремарки, хотя бы исходя из заголовка).
Натурально, каждый раз, когда я декламирую про себя это стихотворение (или слушаю песню, я даже затрудняюсь определить, что происходит чаще), и дело доходит до строки
«вслушайся в твою последнюю радость»,
я исключительно непроизвольно читаю и трактую её как
«вслушайся в твою последнюю самовольную вздорную радость, чудовищную весну».
«Главный стих» и «манифест» Летова ложится сюда настолько свободно и органично, что я и заметил-то такой перескок пластинки не сразу.
Вот, скажем, песня Елены Фроловой «Бог покидает Антония»,
написанная на стихи Константиноса Кавафиса в переводе Геннадия Шмакова (раз уж о них зашла речь, то нельзя не удостоить вниманием тот любопытный факт, что оба - «хорошие знакомые» Бродского, но внимательный читатель уже ждал этой ремарки, хотя бы исходя из заголовка).
Натурально, каждый раз, когда я декламирую про себя это стихотворение (или слушаю песню, я даже затрудняюсь определить, что происходит чаще), и дело доходит до строки
«вслушайся в твою последнюю радость»,
я исключительно непроизвольно читаю и трактую её как
«вслушайся в твою последнюю самовольную вздорную радость, чудовищную весну».
«Главный стих» и «манифест» Летова ложится сюда настолько свободно и органично, что я и заметил-то такой перескок пластинки не сразу.