В общем, этот пост будет как обычно сумбуром про всё на свете («особый взлёт свободной мысли», говорю я всегда, чтобы не сказать «поток сознания»), но инспирирован он тем, что я прочитал наконец новый роман Пелевина «t» (прочитал быстро, всего за сутки, а «наконец» относится к тому, что эта книжка лежала у меня месяца два, и я всё к ней не притрагивался).
Вокруг и около сюжета останавливаться не стану, самое интересное
раскрыто у
Сони.
Я бы хотел отметить другое. Роджер Желязны в своём эссе «Создание научно-фантастических романов» когда-то высказался очень точно:
«Покойного Джеймса Блиша однажды спросили, где он находит идеи для своих научно-фантастических рассказов. Он ответил так же, как отвечаем все мы: "Из наблюдений, из прочитанного, из жизненного опыта и так далее". Тогда его спросили, а что он делает, если во всем этом ему не удается найти новой идеи. Он сразу же ответил: "Я занимаюсь самоплагиатом"
Конечно, он имел в виду, что он просматривает свои прежние работы для того, чтобы обнаружить неразработанные линии, доверяясь устойчивости интересов и обновлению старых прелестей для того, чтобы появились новые мысли. И это работает. Время от времени я делаю то же самое, и обычно это дает много новых идей».
(
Роджер Желязны, «Создание научно-фантастических романов»)
Раньше Пелевин славился тем, что сюжет для своей книги мог извлечь буквально отовсюду - даже из, казалось бы, малоприспособленых к тому анекдотов, детских страшилок, компьютерных игр, рекламных роликов и иных подобных вещей. А вот теперь пришла очередь и классического «самоплагиата».
Наиболее сильны и многочисленны в «t» отсылки к «Чапаеву и Пустоте». Самое простое - это «миграция» персонажей. Например, ламы Ургана Джамбона Тулку, хотя в «t» он VI, а предисловие к «Чапаеву и Пустоте» пишет VII. Или невероятно смешной пассаж в самом конце про самого Чапаева (он тоже один из героев второго плана в «t») и отрубленный палец (который, как известно, в конце «Чапаева и Пустоты» оказался «глиняным пулемётом») - не иначе, в рамках проплаченного «наезда на тибетский буддизм», обещанного Ариэлем=)
Правда, это как раз не фокус, а такие, рабочие моменты, скорее даже следствие принципа Оккама. Но больше всего мне понравилось, что весь роман «t» и, в особенности, одна из центральных его сцен выросли из вот этой "неразработанной линии":
«Я не испытывал страха смерти. Быть может, думал я, она уже произошла, и этот ледяной бульвар, по которому я иду, - не что иное, как преддверие мира теней. Мне, кстати, давно уже приходило в голову, что русским душам суждено пересекать Стикс, когда тот замерзает, и монету получает не паромщик, а некто в сером, дающий напрокат пару коньков (разумеется, та же духовная сущность).
О, в каких подробностях увидел я вдруг эту сцену! Граф Толстой в черном трико, широко взмахивая руками, катил по льду к далекому горизонту; его движения были медленны и торжественны, но двигался он быстро, так что трехглавый пес, мчавшийся за ним с беззвучным лаем, никак не мог его догнать. Унылый красно-желтый луч неземного заката довершал картину».
(
Виктор Пелевин, «Чапаев и Пустота»)
В общем, те, кто читал «t», оценят, а тем, кто ещё не, рекомендую если и не прочесть, то хотя бы сравнить вышеприведённую цитату с
XV главой.
Кстати, в «t» это всё самоиронично охарактеризовано следующим образом:
«Ариэль довольно захихикал.
- А как вам вообще такой сюжетный поворот? По-моему, сделано с большим размахом - и, не побоюсь сказать, тонко. Да что там, просто шикарно сделано. Особенно эта переправа через Стикс. Подтырил, конечно, у других - но ведь сейчас все тырят».
И в качестве заключения. Как всегда у Пелевина, очень много внимания и места уделяется Достоевскому. Здесь тоже можно было бы много чего сказать, но наиболее острое впечатление, в связи с недавним постом про
Булгакова, Достоевского и натюрморты, на меня произвёл вот такой отрывок (граф Т. и Достоевский посещают Победоносцева):
«Гостиная выглядела просто, даже аскетично. У одной ее стены помещался диван, возле которого стоял большой овальный стол, накрытый малиновой бархатной скатертью. На скатерти поблескивали графин с водкой, граненые стаканы и тарелки с колбасой и сыром».
Забавно. Мне, наверное, теперь везде будет чудиться сервировка «a la капитан Лебядкин», но ведь что-то в этом есть.