(no subject)
Оригинал взят у ogneev в post 
25 января 2015 года 12:12 | Дмитрий Родионов
Кровавое Рождество Донбасса
Дмитрий Родионов о «новогодних каникулах» в Новороссии
Изварино. Который раз я здесь за последний год? Странно, но еще никуда я не ездил так, чтоб больше трех поездок за год. Но ситуация меняется, изменилась и моя жизнь - окончательно и бесповоротно. Поездки в Донбасс - это уже больше, чем служебная командировка. В это раз мне предстояло увидеть, как жители разоренных войной, но непокоренных республик встречают один из самых любимых праздников всех людей - Новый год. Была и очень важная миссия - вез друзьям на передовую деньги, собранные неравнодушными читателями моего ЖЖ. Ведь у ребят не то, что подарков, иногда не было даже сигарет.
Прежде чем попасть на «войну», нужно проехать через «мир». И вот я в Луганске, который совершенно не изменился с момента моего последнего приезда. Ну, разве что снег выпал. Снег, правда, тут не всегда в радость. Его здесь практически некому чистить. Нет, в Луганске его немного чистят, даже в Алчевске чистят, а в Донецке и вовсе работает техника. Но только в центре.
На главной площади Луганска перед памятником Ленину стоит здоровая пушистая елка. У елки, как полагается, Дед Мороз и Снегурочка, а также мини ярмарка: множество торговых точек с новогодней мишурой и гирляндами, детские аттракционы. Чуть поодаль - походные «едальни» для взрослых с шашлыком и пивом. Все, как у нас в 90-е в парках культуры и отдыха. Все, как и здесь в предыдущие годы. Когда не было войны.
Звучит громкая музыка, детский смех, но за всем этим страшная настораживающая звенящая тишина. Сейчас здесь не стреляют, но сколько это продлится? Хватит ли у карателей совести не нарушить перемирие в праздники, когда всем так хочется домашнего уюта?
В остальном Луганск все тот же. В центре города мало что напоминает о недавнем прошлом, кроме нескольких разрушенных и посеченных осколками зданий и почему-то билборда, призывающего голосовать за Тигипко на майских президентских выборах. По-прежнему город кажется вымершим. Не работает половина магазинов (это я о продуктовых, об остальных молчу), закрыты обменники. Поменять деньги можно только с рук на рынке, и то, курс завышенный. Отчасти из-за недавнего обвала рубля, но еще от того, что многие на праздники вернулись домой и привезли с собой много рублей, значительно уменьшив и без того небогатые запасы гривневой массы в республике.
Не работает большинство кафе. Строго говоря, я нашел лишь одно открытое кафе на всей Советской улице - паб «Бочка». На дверях висит объявление, предлагающее вывод денег с карточки. Это сейчас самая популярная услуга в Новороссии, ведь многие продолжают получать деньги именно на карточку. Но об этом чуть позже. Банки, наконец, отключили бесполезные банкоматы, бесцельно тратящие электроэнергию и ночное освещение. Лишь Сбербанк России продолжает ярко светить зеленым в ночи.
Новый год застал меня в Алчевске. Вернее, я приехал туда еще 30-го, но 31-го пришлось смотаться в Луганск за журналистской аккредитацией - без нее тут в комендантский час и до магазина не дойдешь, хотя по случаю праздника власти ЛНР отменили его по 3 января включительно. Алчевск выглядит намного живее Луганска, что удивительно. Здесь с утра до вечера работают практически все магазины (причем не только жизненно необходимые «Продукты», но и магазины одежды, спорттоваров и прочее), парикмахерские, салоны сотовой связи, фитнес-клубы. Людей на улицах больше, и транспорт ходит чаще. К тому же в Алчевске аж несколько супермаркетов, в которых можно расплатиться карточками. Очереди в них, тем более 31 декабря, будь здоров, но все же…
Многих читателей наверняка интересует, как осуществляется оплата безналом в условиях полной финансовой блокады со стороны Украины? А все просто, чего только не выдумает русский человек, когда жизнь начинает ставить барьеры?! Предприятия просто регистрируются на Украине, там же оформляются терминалы, и работают они де-юре на контролируемой Киевом территории. То же самое с обналичкой, объявления с предложением которой висят, чуть ли не на каждом столбе. Клиент приносит карту, с нее по интернету переводят деньги предприимчивому бизнесмену, после чего бизнесмен выдает клиенту нужную сумму за вычетом процента из собственных запасов наличности. Когда последние иссякают, тот просто едет на Украину и обналичивает за гораздо меньший процент, чем он получил с клиента.
Единственной загадкой для меня лично осталось то, почему наличная гривневая масса в Новороссии до сих пор не перевелась, учитывая, что с Украиной торгуют активно, и уходит из республик значительно больше гривен, чем приходит. Впрочем, на этот счет мне была высказана версия, что сданные крымчанами гривны были перевезены сюда, в Донбасс. Но даже если и так, все равно это ресурс не бесконечный. Воистину, загадок много, но умение выживать в любых условиях, если не восхищает, то вселяет оптимизм...
Но вернусь к Новому году, который едва не оказался сорванным. Вернувшись вечером в Алчевск из Луганска, обнаруживаю, что город полностью погружен во тьму - не работают даже фонари и светофоры. Впоследствии я узнал, что перед самым Новым годом без света осталась еще и половина Луганска. Либо диверсия, либо авария. На диверсию, конечно, проще все списать. Свет дали за пару часов до боя курантов, зато отключили воду, а часа в три ночи снова отключили свет, заодно и отопление.
Но больше не хочется о грустном. Праздники ведь есть праздники даже для измотанных войной городов. И уже утром первого января дети радостно катаются на санках, играют в снежки, лепят снеговиков - в общем, предаются всем свойственным миллионам их сверстников зимним развлечениям. В культурных учреждениях проходят бесплатные детские утренники, по улицам ходят не привычные люди с автоматами, а старцы в красных шубах и с седыми бородами, с посохами и мешками за спиной. И несколько мрачновато на фоне всего этого выглядят длиннющие очереди за социальными выплатами - праздники праздниками, а гуманитарную катастрофу никто не отменял.
Снеговиков, кстати, лепят не только дети. Снеговики украшают многие блокпосты. Суровые ополченцы, проверяющие машины и охраняющие мир и покой городов, которым суждено встречать Новый год в холодных, порой наспех сколоченных еще летом блиндажах, стараются, как могут, сохранить у себя атмосферу праздника. Со снеговиками соседствуют елки, кое-где даже с игрушками. Но людям, стоящим здесь не до сантиментов - война.
В Донецке масштаб праздничных торжеств гораздо значительней. Донецк встречал Новый год с размахом, как в недавние времена, когда был одним из крупнейших и благоустроенных городов Украины. Главные площади города ночью были залиты светом, увешаны гирляндами. Работали клубы, театры, кино. В уже знакомом мне пабе «Тироль» золотая молодежь горланила в караоке весь кабацкий репертуар - от «Рюмки водки» до «Офицеры-россияне» и «Батяня-комбат». Но и в Донецке жизнь практически замирает с наступлением темноты. Здесь война именно что здесь, а не где-то там. И жителям Донецка не давали забыть об этом ни в Новогоднюю ночь, ни особенно в Рождество.
Часть 2. Война
Донецк обстреливают круглосуточно. Его и летом обстреливали практически круглосуточно, и в мой последний приезд в ноябре. Но такого, даже по признанию местных жителей, не было за все время войны. Стрельба стала намного интенсивней и, как будто более громкой. Кажется, что вот-вот прилетит снаряд, и прямо на тебя. Даже созерцание спешащих по своим делам горожан успокаивает не сильно. Впрочем, и к этому привыкаешь довольно быстро. Порой даже начинаешь вслушиваться, пытаясь, как в звуках симфонического оркестра угадать тот или иной инструмент: вот это просвистела мина, а вот тяжело ухнула гаубица. А вот это залп «Града» или даже «Урагана». А вот это, судя по характерному свисту, пошла ракета, возможно, та самая пресловутая «Точка У». Но всякий свист, шелест, вой сжимает сердце - ведь каждый выстрел это чья-то жизнь. Пока не твоя.
Если слышишь свист мины, значит, она не «твоя», - говорят бывалые бойцы. Не знаю, чем это подкреплено, но тут, похоже, все в это верят. А чего не верить, когда каждый день ты соприкасаешься со смертью, когда в любую секунду тебя может убить? Поэтому отстраненность и фатализм здесь плотно укоренились в головах горожан.
Вот и я выхожу из дома и иду по улице, уже не вздрагивая. Обстрелы - тут просто погодное явление. Как дождь. Вы же не боитесь грома и молнии? Да, бывает, что и молния может убить. Но это с кем угодно, но только не с вами, верно ведь? Тем более, это где-то там, далеко…
Хотя не так уж и далеко. Особенно, если ваша жизнь связана с Киевским, Куйбышевским или Петровским районами. Даже если вы там не живете или не работаете, у вас там могут быть знакомые. Да и мало ли по какой нужде вы сами там можете оказаться? Впрочем, и в центре нельзя чувствовать себя в полной безопасности. Когда я приехал в Донецк, город буквально трясло от взрывов, особенно жаркие дни начались сразу после Рождества. Даже в самом центре, где я останавливался, порой ночью было трудно уснуть, но я быстро научился. Правда, в одну из ночей сосед трижды будил меня, чтобы бежать в подвал…
Я не мог не поехать в район аэропорта. В сам аэропорт попасть практически невозможно, даже имея на руках военную аккредитацию. Да и на прилегающие улицы тоже: патрули не очень рады журналистам с камерами и пользуются любой возможностью выпроводить их из опасной зоны, даже готовы предоставить для «эвакуации» собственный транспорт. Кроме них, из машин здесь только «скорые» и пожарные. Ну, еще коммунальщики стараются делать свою работу, чинить поврежденные коммуникации. Практически круглосуточно - для них нет понятий «день « и «ночь», есть понятия «бьют по нам» и «это не сюда, это в другую сторону». Кое-где сами жильцы (а многие продолжают жить в домах, переживших прямое попадание) заделывают оконные проемы не только у себя, но и в пустующих квартирах соседей - чтобы не полетела вся система отопления от резкого перепада температуры за окном. Впрочем, отопления, воды и газа во многих домах уже нет.
Разумеется, общественный транспорт разворачивается значительно дальше от опасных районов, чем осенью, таксисты везти в зону поражения отказываются. Здесь даже земля ходит ходуном, а стекла лопаются, не выдерживая нагрузки.
Ситуацию осложняет глубокий снег, который здесь уж точно некому убирать и мороз, от которого костенеют пальцы. Именно поэтому, сделать нормальные кадры в этот раз не вышло, но это не главное. Главное увидеть, пережить, пропустить через себя. И потом рассказать, чтобы ТАКОЕ никогда и нигде не повторилось.
Вы когда-нибудь видели, как горят дома? Наверняка, видели. А как они горят в результате прямого попадания снаряда? Как черная копоть валит в синеву темнеющего январского неба, а ты идешь по сугробам, усыпанным битым стеклом, арматурой, остатками бытового комфорта. Посреди бессмысленного нагромождения камня и железа вдруг встречаются какие-то совершенно привычные домашние вещи, которые уцелели лишь потому, что их выбросило взрывной волной из квартиры, за секунду превратившейся в пылающий ад. Вот радиоприемник, вот обломки шкафа, а вот зубная щетка. А чуть поодаль… детская кукла. Почему-то она наиболее западает в душу, где сейчас та девочка, которая играла с ней? Успела ли она уехать из этого страшного места или куски ее тела я вот-вот обнаружу где-то за углом среди рассыпанных по земле обломков иной, навсегда ушедшей реальности.
К счастью, здесь осталось немного людей, и почти все они в подвалах. За несколько спокойных месяцев от подвалов немного отвыкли. А последнее время из них не выходили по несколько дней. Защитят ли эти подвалы при прямом попадании? Конечно, нет. Защита скорее психологическая. Мой коллега, знакомый журналист из Владивостока, с которым мы случайно повстречались в этом городе, рассказал, что кто-то из местных говорил ему, что когда начинается обстрел, они всей семьей собираются в одной комнате. Так, чтобы всех сразу...
Несмотря на опасность, попадаются и зеваки, которые приходят поглазеть на разрушения и даже пофотографировать. Но я стараюсь их не замечать. У меня перед глазами плывет вся страшная картина разрушения, горящее небо сливается с горящей землей, хочется от бессилия опуститься в сугроб и закрыть лицо руками. А вокруг неистовствуют «Грады», свистят мины и надрываются пулеметы. Кажется, что бой идет где-то в соседнем дворе. Но вслед за бессильной злобой приходит азарт. Он даже сильнее инстинкта самосохранения. Плевать на обстрел. Нужно идти дальше, чтобы увидеть, как можно больше, чтобы запомнить! Чтобы никогда не забыть!
Как потом оказалось, те дни сразу после Рождества оказались не самыми страшными. Самое страшное началось позже, когда укры, выбитые из своей «святыни», считавшейся символом стойкости их духа, а ныне практически стертой с лица Земли (полностью оправдавшей свое название АД - аэропорт Донецка), решили отыграться, фактически возобновив боевые действия по всей линии соприкосновения, особенно утюжа Донецк. Жилые кварталы Донецка. Они так любят обвинять ополченцев в том, что, дескать, те обстреливают их из жилых кварталов, провоцируя «ответку». Но сами целенаправленно бьют по школам, больницам, детским садам, котельным. То ли для того, чтобы вывести противника из себя, спровоцировать его на неадекватные шаги. То ли для того, чтобы разрушить инфраструктуру Донецка, сделать его непригодным для жизни, вогнав в каменный век. То ли для того, чтобы посеять непреодолимый ужас в сердцах дончан. То ли просто так. Из развлечения. Как немцы в войну сжигали белорусские деревни забавы ради. А может, и все вместе, я не хочу и не могу думать об этом.
Я вспоминаю еще один город, который мне довелось проехать в качестве волонтера миссии гуманитарной помощи - Первомайск. Его обстреливали сначала войны, лишь в середине декабря наступило некоторое затишье. Город давно живет в осаде. Не в полной, есть узкий коридор соединяющий его с «Большой землей». Но попасть туда практически невозможно даже журналисту, да, и нечего ему там делать. Города практически нет, он практически стерт с лица земли, так что теперь представляет интерес разве что для сталкеров и фотографов.
Во всем городе практически нет ни одного целого здания. Но люди продолжают тут жить. Они остаются в своих квартирах, даже если от соседских квартир остались лишь развороченные зияющие дыры, со свисающими по краям ошметками балконов. Вот один из домов буквально расколот надвое. Как будто этот дом - торт, из сердцевины которого просто взяли и вырезали кусок. Обычная типовая пятиэтажка. Можно войти, подняться по усыпанной кусками стены и осколками стекла почерневшей от пожара лестнице, заглянуть в квартиры, вернее в то, что было квартирами. Комнаты, в которых отсутствуют не только стекла, но и фрагменты стен, некоторые полностью занесенные снегом. Беспорядочно разбросанные и чудом уцелевшие предметы домашней утвари. Как в сожженной Хатыни, только вместо печных труб угрюмо чернеют посреди нанесенных на кухни сугробов газовые плиты. А вот то место, куда попал снаряд, и очевидно, не один и не два - тут уже невозможно определить, где были какие комнаты, и даже этажи - все пространство превратилось в мрачную черную дыру, а все, что было в эпицентре - в пар!
Вот неподалеку разгромленная, получившая сразу несколько попаданий больница, чуть дальше сожженная дотла церковь. Рядом многоэтажки, у которых какой-то жестокий безумный художник просто взял и стер ластиком кусок стены с первого до последнего этажа, обнажив внутренности дома. Словно хотел заглянуть и посмотреть, что там внутри спрятано от его глаз. Кажется, что эта ставшая бессмысленной громада в любой момент просто рухнет вниз. А под ней идут двое пожилых людей. Может, в магазин идут (хотя какой тут магазин? Единственный магазин, который я видел в городе превращен в склад продуктов для бесплатной социальной столовой), а может, просто гуляют. А с другой стороны над ними нависает стена, испещренная осколками, которую издали можно и вовсе принять за какое-то сюрреалистичное мозаичное панно, если не знать, где ты находишься. Повсюду на стенах огромная надпись «Люди». Это для спасателей, которые будут разгребать завалы, чтоб знали, что тут есть подвал, и в нем, возможно, кто-то укрылся. И среди всего этого идет, пригнувшись к земле, пожилая пара, пережившая еще Великую Отечественную, и никогда бы, наверное, не подумавшая, что придется пережить это еще раз. Глядя на них, кажется, что это последние люди этого города.
Но выжили не только они. Есть и другие. И именно для них работают немногочисленные волонтеры, привозя еду и необходимые вещи едва ли не из Москвы через десятки кордонов и блок-постов. А тем, кто не может передвигаться самостоятельно, волонтеры и ополченцы развозят еду на дом, в том числе в частном секторе. Видели бы вы глаза пожилых людей, которым привозят нехитрые запасы крупы, тушенки, масла, макарон. А очереди за бесплатным хлебом возле церкви. И там же внутри церкви вокруг елок резвятся дети, и служительница рассказывает, едва пряча слезы, как они рады этой неожиданной тишине после полугодового круглосуточного обстрела, когда из подвалов неделями выйти боялись, и как теперь хочется подарить детям хоть частичку праздника, который каратели отняли у них.
Война войной, но все же Новый год. Густо валит снег и посреди центральной площади стоит нарядная елка. Рядом памятник Ленину, пьедестал которого украшают остатки снарядов - их сюда снесли жители города. Не знаю, уберут ли после войны. Я бы оставил. В память о том, что здесь произошло. И я теперь буду тоже одним из хранителей этой памяти. Я буду возвращаться вновь и вновь, пока есть в мире хоть кто-то, кто думает, что война - это веселое приключение или просто страшная сказка…
http://www.svpressa.ru/politic/article/110804/
P.S.
Фотографии, какие получились можно посмотреть здесь и здесь.
25 января 2015 года 12:12 | Дмитрий Родионов
Кровавое Рождество Донбасса
Дмитрий Родионов о «новогодних каникулах» в Новороссии
Изварино. Который раз я здесь за последний год? Странно, но еще никуда я не ездил так, чтоб больше трех поездок за год. Но ситуация меняется, изменилась и моя жизнь - окончательно и бесповоротно. Поездки в Донбасс - это уже больше, чем служебная командировка. В это раз мне предстояло увидеть, как жители разоренных войной, но непокоренных республик встречают один из самых любимых праздников всех людей - Новый год. Была и очень важная миссия - вез друзьям на передовую деньги, собранные неравнодушными читателями моего ЖЖ. Ведь у ребят не то, что подарков, иногда не было даже сигарет.
Прежде чем попасть на «войну», нужно проехать через «мир». И вот я в Луганске, который совершенно не изменился с момента моего последнего приезда. Ну, разве что снег выпал. Снег, правда, тут не всегда в радость. Его здесь практически некому чистить. Нет, в Луганске его немного чистят, даже в Алчевске чистят, а в Донецке и вовсе работает техника. Но только в центре.
На главной площади Луганска перед памятником Ленину стоит здоровая пушистая елка. У елки, как полагается, Дед Мороз и Снегурочка, а также мини ярмарка: множество торговых точек с новогодней мишурой и гирляндами, детские аттракционы. Чуть поодаль - походные «едальни» для взрослых с шашлыком и пивом. Все, как у нас в 90-е в парках культуры и отдыха. Все, как и здесь в предыдущие годы. Когда не было войны.
Звучит громкая музыка, детский смех, но за всем этим страшная настораживающая звенящая тишина. Сейчас здесь не стреляют, но сколько это продлится? Хватит ли у карателей совести не нарушить перемирие в праздники, когда всем так хочется домашнего уюта?
В остальном Луганск все тот же. В центре города мало что напоминает о недавнем прошлом, кроме нескольких разрушенных и посеченных осколками зданий и почему-то билборда, призывающего голосовать за Тигипко на майских президентских выборах. По-прежнему город кажется вымершим. Не работает половина магазинов (это я о продуктовых, об остальных молчу), закрыты обменники. Поменять деньги можно только с рук на рынке, и то, курс завышенный. Отчасти из-за недавнего обвала рубля, но еще от того, что многие на праздники вернулись домой и привезли с собой много рублей, значительно уменьшив и без того небогатые запасы гривневой массы в республике.
Не работает большинство кафе. Строго говоря, я нашел лишь одно открытое кафе на всей Советской улице - паб «Бочка». На дверях висит объявление, предлагающее вывод денег с карточки. Это сейчас самая популярная услуга в Новороссии, ведь многие продолжают получать деньги именно на карточку. Но об этом чуть позже. Банки, наконец, отключили бесполезные банкоматы, бесцельно тратящие электроэнергию и ночное освещение. Лишь Сбербанк России продолжает ярко светить зеленым в ночи.
Новый год застал меня в Алчевске. Вернее, я приехал туда еще 30-го, но 31-го пришлось смотаться в Луганск за журналистской аккредитацией - без нее тут в комендантский час и до магазина не дойдешь, хотя по случаю праздника власти ЛНР отменили его по 3 января включительно. Алчевск выглядит намного живее Луганска, что удивительно. Здесь с утра до вечера работают практически все магазины (причем не только жизненно необходимые «Продукты», но и магазины одежды, спорттоваров и прочее), парикмахерские, салоны сотовой связи, фитнес-клубы. Людей на улицах больше, и транспорт ходит чаще. К тому же в Алчевске аж несколько супермаркетов, в которых можно расплатиться карточками. Очереди в них, тем более 31 декабря, будь здоров, но все же…
Многих читателей наверняка интересует, как осуществляется оплата безналом в условиях полной финансовой блокады со стороны Украины? А все просто, чего только не выдумает русский человек, когда жизнь начинает ставить барьеры?! Предприятия просто регистрируются на Украине, там же оформляются терминалы, и работают они де-юре на контролируемой Киевом территории. То же самое с обналичкой, объявления с предложением которой висят, чуть ли не на каждом столбе. Клиент приносит карту, с нее по интернету переводят деньги предприимчивому бизнесмену, после чего бизнесмен выдает клиенту нужную сумму за вычетом процента из собственных запасов наличности. Когда последние иссякают, тот просто едет на Украину и обналичивает за гораздо меньший процент, чем он получил с клиента.
Единственной загадкой для меня лично осталось то, почему наличная гривневая масса в Новороссии до сих пор не перевелась, учитывая, что с Украиной торгуют активно, и уходит из республик значительно больше гривен, чем приходит. Впрочем, на этот счет мне была высказана версия, что сданные крымчанами гривны были перевезены сюда, в Донбасс. Но даже если и так, все равно это ресурс не бесконечный. Воистину, загадок много, но умение выживать в любых условиях, если не восхищает, то вселяет оптимизм...
Но вернусь к Новому году, который едва не оказался сорванным. Вернувшись вечером в Алчевск из Луганска, обнаруживаю, что город полностью погружен во тьму - не работают даже фонари и светофоры. Впоследствии я узнал, что перед самым Новым годом без света осталась еще и половина Луганска. Либо диверсия, либо авария. На диверсию, конечно, проще все списать. Свет дали за пару часов до боя курантов, зато отключили воду, а часа в три ночи снова отключили свет, заодно и отопление.
Но больше не хочется о грустном. Праздники ведь есть праздники даже для измотанных войной городов. И уже утром первого января дети радостно катаются на санках, играют в снежки, лепят снеговиков - в общем, предаются всем свойственным миллионам их сверстников зимним развлечениям. В культурных учреждениях проходят бесплатные детские утренники, по улицам ходят не привычные люди с автоматами, а старцы в красных шубах и с седыми бородами, с посохами и мешками за спиной. И несколько мрачновато на фоне всего этого выглядят длиннющие очереди за социальными выплатами - праздники праздниками, а гуманитарную катастрофу никто не отменял.
Снеговиков, кстати, лепят не только дети. Снеговики украшают многие блокпосты. Суровые ополченцы, проверяющие машины и охраняющие мир и покой городов, которым суждено встречать Новый год в холодных, порой наспех сколоченных еще летом блиндажах, стараются, как могут, сохранить у себя атмосферу праздника. Со снеговиками соседствуют елки, кое-где даже с игрушками. Но людям, стоящим здесь не до сантиментов - война.
В Донецке масштаб праздничных торжеств гораздо значительней. Донецк встречал Новый год с размахом, как в недавние времена, когда был одним из крупнейших и благоустроенных городов Украины. Главные площади города ночью были залиты светом, увешаны гирляндами. Работали клубы, театры, кино. В уже знакомом мне пабе «Тироль» золотая молодежь горланила в караоке весь кабацкий репертуар - от «Рюмки водки» до «Офицеры-россияне» и «Батяня-комбат». Но и в Донецке жизнь практически замирает с наступлением темноты. Здесь война именно что здесь, а не где-то там. И жителям Донецка не давали забыть об этом ни в Новогоднюю ночь, ни особенно в Рождество.
Часть 2. Война
Донецк обстреливают круглосуточно. Его и летом обстреливали практически круглосуточно, и в мой последний приезд в ноябре. Но такого, даже по признанию местных жителей, не было за все время войны. Стрельба стала намного интенсивней и, как будто более громкой. Кажется, что вот-вот прилетит снаряд, и прямо на тебя. Даже созерцание спешащих по своим делам горожан успокаивает не сильно. Впрочем, и к этому привыкаешь довольно быстро. Порой даже начинаешь вслушиваться, пытаясь, как в звуках симфонического оркестра угадать тот или иной инструмент: вот это просвистела мина, а вот тяжело ухнула гаубица. А вот это залп «Града» или даже «Урагана». А вот это, судя по характерному свисту, пошла ракета, возможно, та самая пресловутая «Точка У». Но всякий свист, шелест, вой сжимает сердце - ведь каждый выстрел это чья-то жизнь. Пока не твоя.
Если слышишь свист мины, значит, она не «твоя», - говорят бывалые бойцы. Не знаю, чем это подкреплено, но тут, похоже, все в это верят. А чего не верить, когда каждый день ты соприкасаешься со смертью, когда в любую секунду тебя может убить? Поэтому отстраненность и фатализм здесь плотно укоренились в головах горожан.
Вот и я выхожу из дома и иду по улице, уже не вздрагивая. Обстрелы - тут просто погодное явление. Как дождь. Вы же не боитесь грома и молнии? Да, бывает, что и молния может убить. Но это с кем угодно, но только не с вами, верно ведь? Тем более, это где-то там, далеко…
Хотя не так уж и далеко. Особенно, если ваша жизнь связана с Киевским, Куйбышевским или Петровским районами. Даже если вы там не живете или не работаете, у вас там могут быть знакомые. Да и мало ли по какой нужде вы сами там можете оказаться? Впрочем, и в центре нельзя чувствовать себя в полной безопасности. Когда я приехал в Донецк, город буквально трясло от взрывов, особенно жаркие дни начались сразу после Рождества. Даже в самом центре, где я останавливался, порой ночью было трудно уснуть, но я быстро научился. Правда, в одну из ночей сосед трижды будил меня, чтобы бежать в подвал…
Я не мог не поехать в район аэропорта. В сам аэропорт попасть практически невозможно, даже имея на руках военную аккредитацию. Да и на прилегающие улицы тоже: патрули не очень рады журналистам с камерами и пользуются любой возможностью выпроводить их из опасной зоны, даже готовы предоставить для «эвакуации» собственный транспорт. Кроме них, из машин здесь только «скорые» и пожарные. Ну, еще коммунальщики стараются делать свою работу, чинить поврежденные коммуникации. Практически круглосуточно - для них нет понятий «день « и «ночь», есть понятия «бьют по нам» и «это не сюда, это в другую сторону». Кое-где сами жильцы (а многие продолжают жить в домах, переживших прямое попадание) заделывают оконные проемы не только у себя, но и в пустующих квартирах соседей - чтобы не полетела вся система отопления от резкого перепада температуры за окном. Впрочем, отопления, воды и газа во многих домах уже нет.
Разумеется, общественный транспорт разворачивается значительно дальше от опасных районов, чем осенью, таксисты везти в зону поражения отказываются. Здесь даже земля ходит ходуном, а стекла лопаются, не выдерживая нагрузки.
Ситуацию осложняет глубокий снег, который здесь уж точно некому убирать и мороз, от которого костенеют пальцы. Именно поэтому, сделать нормальные кадры в этот раз не вышло, но это не главное. Главное увидеть, пережить, пропустить через себя. И потом рассказать, чтобы ТАКОЕ никогда и нигде не повторилось.
Вы когда-нибудь видели, как горят дома? Наверняка, видели. А как они горят в результате прямого попадания снаряда? Как черная копоть валит в синеву темнеющего январского неба, а ты идешь по сугробам, усыпанным битым стеклом, арматурой, остатками бытового комфорта. Посреди бессмысленного нагромождения камня и железа вдруг встречаются какие-то совершенно привычные домашние вещи, которые уцелели лишь потому, что их выбросило взрывной волной из квартиры, за секунду превратившейся в пылающий ад. Вот радиоприемник, вот обломки шкафа, а вот зубная щетка. А чуть поодаль… детская кукла. Почему-то она наиболее западает в душу, где сейчас та девочка, которая играла с ней? Успела ли она уехать из этого страшного места или куски ее тела я вот-вот обнаружу где-то за углом среди рассыпанных по земле обломков иной, навсегда ушедшей реальности.
К счастью, здесь осталось немного людей, и почти все они в подвалах. За несколько спокойных месяцев от подвалов немного отвыкли. А последнее время из них не выходили по несколько дней. Защитят ли эти подвалы при прямом попадании? Конечно, нет. Защита скорее психологическая. Мой коллега, знакомый журналист из Владивостока, с которым мы случайно повстречались в этом городе, рассказал, что кто-то из местных говорил ему, что когда начинается обстрел, они всей семьей собираются в одной комнате. Так, чтобы всех сразу...
Несмотря на опасность, попадаются и зеваки, которые приходят поглазеть на разрушения и даже пофотографировать. Но я стараюсь их не замечать. У меня перед глазами плывет вся страшная картина разрушения, горящее небо сливается с горящей землей, хочется от бессилия опуститься в сугроб и закрыть лицо руками. А вокруг неистовствуют «Грады», свистят мины и надрываются пулеметы. Кажется, что бой идет где-то в соседнем дворе. Но вслед за бессильной злобой приходит азарт. Он даже сильнее инстинкта самосохранения. Плевать на обстрел. Нужно идти дальше, чтобы увидеть, как можно больше, чтобы запомнить! Чтобы никогда не забыть!
Как потом оказалось, те дни сразу после Рождества оказались не самыми страшными. Самое страшное началось позже, когда укры, выбитые из своей «святыни», считавшейся символом стойкости их духа, а ныне практически стертой с лица Земли (полностью оправдавшей свое название АД - аэропорт Донецка), решили отыграться, фактически возобновив боевые действия по всей линии соприкосновения, особенно утюжа Донецк. Жилые кварталы Донецка. Они так любят обвинять ополченцев в том, что, дескать, те обстреливают их из жилых кварталов, провоцируя «ответку». Но сами целенаправленно бьют по школам, больницам, детским садам, котельным. То ли для того, чтобы вывести противника из себя, спровоцировать его на неадекватные шаги. То ли для того, чтобы разрушить инфраструктуру Донецка, сделать его непригодным для жизни, вогнав в каменный век. То ли для того, чтобы посеять непреодолимый ужас в сердцах дончан. То ли просто так. Из развлечения. Как немцы в войну сжигали белорусские деревни забавы ради. А может, и все вместе, я не хочу и не могу думать об этом.
Я вспоминаю еще один город, который мне довелось проехать в качестве волонтера миссии гуманитарной помощи - Первомайск. Его обстреливали сначала войны, лишь в середине декабря наступило некоторое затишье. Город давно живет в осаде. Не в полной, есть узкий коридор соединяющий его с «Большой землей». Но попасть туда практически невозможно даже журналисту, да, и нечего ему там делать. Города практически нет, он практически стерт с лица земли, так что теперь представляет интерес разве что для сталкеров и фотографов.
Во всем городе практически нет ни одного целого здания. Но люди продолжают тут жить. Они остаются в своих квартирах, даже если от соседских квартир остались лишь развороченные зияющие дыры, со свисающими по краям ошметками балконов. Вот один из домов буквально расколот надвое. Как будто этот дом - торт, из сердцевины которого просто взяли и вырезали кусок. Обычная типовая пятиэтажка. Можно войти, подняться по усыпанной кусками стены и осколками стекла почерневшей от пожара лестнице, заглянуть в квартиры, вернее в то, что было квартирами. Комнаты, в которых отсутствуют не только стекла, но и фрагменты стен, некоторые полностью занесенные снегом. Беспорядочно разбросанные и чудом уцелевшие предметы домашней утвари. Как в сожженной Хатыни, только вместо печных труб угрюмо чернеют посреди нанесенных на кухни сугробов газовые плиты. А вот то место, куда попал снаряд, и очевидно, не один и не два - тут уже невозможно определить, где были какие комнаты, и даже этажи - все пространство превратилось в мрачную черную дыру, а все, что было в эпицентре - в пар!
Вот неподалеку разгромленная, получившая сразу несколько попаданий больница, чуть дальше сожженная дотла церковь. Рядом многоэтажки, у которых какой-то жестокий безумный художник просто взял и стер ластиком кусок стены с первого до последнего этажа, обнажив внутренности дома. Словно хотел заглянуть и посмотреть, что там внутри спрятано от его глаз. Кажется, что эта ставшая бессмысленной громада в любой момент просто рухнет вниз. А под ней идут двое пожилых людей. Может, в магазин идут (хотя какой тут магазин? Единственный магазин, который я видел в городе превращен в склад продуктов для бесплатной социальной столовой), а может, просто гуляют. А с другой стороны над ними нависает стена, испещренная осколками, которую издали можно и вовсе принять за какое-то сюрреалистичное мозаичное панно, если не знать, где ты находишься. Повсюду на стенах огромная надпись «Люди». Это для спасателей, которые будут разгребать завалы, чтоб знали, что тут есть подвал, и в нем, возможно, кто-то укрылся. И среди всего этого идет, пригнувшись к земле, пожилая пара, пережившая еще Великую Отечественную, и никогда бы, наверное, не подумавшая, что придется пережить это еще раз. Глядя на них, кажется, что это последние люди этого города.
Но выжили не только они. Есть и другие. И именно для них работают немногочисленные волонтеры, привозя еду и необходимые вещи едва ли не из Москвы через десятки кордонов и блок-постов. А тем, кто не может передвигаться самостоятельно, волонтеры и ополченцы развозят еду на дом, в том числе в частном секторе. Видели бы вы глаза пожилых людей, которым привозят нехитрые запасы крупы, тушенки, масла, макарон. А очереди за бесплатным хлебом возле церкви. И там же внутри церкви вокруг елок резвятся дети, и служительница рассказывает, едва пряча слезы, как они рады этой неожиданной тишине после полугодового круглосуточного обстрела, когда из подвалов неделями выйти боялись, и как теперь хочется подарить детям хоть частичку праздника, который каратели отняли у них.
Война войной, но все же Новый год. Густо валит снег и посреди центральной площади стоит нарядная елка. Рядом памятник Ленину, пьедестал которого украшают остатки снарядов - их сюда снесли жители города. Не знаю, уберут ли после войны. Я бы оставил. В память о том, что здесь произошло. И я теперь буду тоже одним из хранителей этой памяти. Я буду возвращаться вновь и вновь, пока есть в мире хоть кто-то, кто думает, что война - это веселое приключение или просто страшная сказка…
http://www.svpressa.ru/politic/article/110804/
P.S.
Фотографии, какие получились можно посмотреть здесь и здесь.