Третий и четвёртый дни: geminiani

geminiani

Третий и четвёртый дни

Nov 02, 2012 14:24

Лондон. Финчли

Накануне прошло спокойно и очень насыщенно. Утром я, как и собирался, поиграл час, в итоге убедившись в правильности своих первых ощущений. Доигрывал этот час я своим собственным смычком, в котором за эти два дня открыл те стороны, которые быть может не увидел бы, не появись у меня возможность сравнить его с другим. Ценность моего смычка поднялась в моём сознании, и теперь, когда я им играл, ко мне приходили новые мысли, и даже само прикосновение моё к нему изменилось. Временами, давая волю своему антропоморфическому в эти дни настрою, я сравнивал свои ощущения с теми банальностями, которые мы часто слышим от других: "всё познаётся в сравнении", "левак укрепляет брак", "что имеем не храним, потерявши плачем". Прекрасно, что я не потерял его, и сейчас, убедившись, что он не так плох, а во многом и лучше других, я решил не смотреть по сторонам, а больше внимания уделить именно ему.
Дневной поход по магазинам сначала шёл несколько вяло, мне не очень везло с покупками - то не было вещи моего размера, то был мой размер, но вещь оказывалась с браком (редкий случай в Англии). Так, купив, кажется, только нижнее бельё, я пробродил по шумным центральным кварталам, и в два часа свернул за тихую улочку, чтобы перекусить с знакомом итальянском кафе. Я помнил, что в прошлом году оно закрылось на ремонт, но благо, что тогда некоторые служащие перешли работать в его филиал на Пакадилли, где, как мне казалось, готовили чуть хуже, но где сохранялась атмосфера настоящей итальянской траттории. Внешне отремонтированное кафе мало чем отличалось от прошлого, но внутри оно оказалось шумным, двухэтажным, с винтовой лестницей залом, набитым столиками и посетителями, и с носящейся между ними дюжиной официантов. Мелькали громадные блестящие карты меню, и мне показалось, что не хватает только сверкающего шара под потолком, чтобы место окончательно превратилось в клуб образца 70х. Впрочем, возможно, шар там висел, и просто я в своём ошеломлении его не заметил. Ретировавшись, я вышел на площадь, догнал попытавшийся улизнуть от меня автобус, остался стоять в нём на нижней платформе и выскочил из него перед знаменитой площадью со статуей Эроса. Пройдя через арку на Пикадилли я сразу же увидел, что на той стороне, где ещё год назад находилось кафе, стоит высокий забор, отгораживающий тротуар от, возможно, руин, а, возможно, уже и фундамента нового здания. Лондон строился, и привычные виды уступали место новым. "Что ж, с итальянским кафе придётся..." подумал было я, но тут же в нескольких метрах от себя увидел вывеску, которая заставила меня отказаться от грустных мыслей. В фойе ресторана меня встретил маленький, пухленький человечек. Лицо его было серьёзно, но за этой серьёзностью скрывалось расположение. "Table just for one", сказал я, и он указал мне на место в глубине зала. Я заказал спагетти карбонара, вино и бутылку пива, чем вызвал улыбку удивления рослого и ловкого официанта-сицилийца. Я попросил его принести мне овощной салат, который почему-то не нашёл в меню. Макароны были божественными. Я получил такое удовольствие, и к тому же их было так много, что я совсем не опьянел от подозрительного коктейля. Сицилиец исчез, и вместо него под конец меня обслуживал его юркий северный собрат, с которым мы с помощью наших акцентов и жестов выяснили, что десерт, который мне наиболее подходил, был клубничным пирогом. Я уже совсем размяк в этом замечательном месте и, только обравшись расплатиться, заметил, что в счёт мне включили десять фунтов за пиццу "Маргариту", которую я не заказывал - мелочь, а неприятно. Я отправился расплачиваться к стойке метрдотеля, который взяв у меня из руки счёт и тут же стал вводить какие-то цифры в кассовую машину. Я сказал ему, что в счёт внесено лишнее блюдо. Тот перекинулся двумя словами с юрким официантом, который пожал плечами и тут же спросил у меня, кто принимал мой заказ. Оба мужчины восприняли мой ответ без всякой реакции, и метрдотель, изменив в аппарате число, произнёс новую сумму. Я был очень доволен обедом и обслуживанием и дружелюбно оставил им щедрые чаевые, и мне показалось, что метрдотель смутился и стал копошиться в аппарате в поисках мелочи. Но, поблагодарив, я вышел. Не знаю, было ли это искренней ошибкой официанта, или намеренным желанием меня обмануть, однако случай этот ещё раз заставил меня вспомнить старую истину - в Лондоне, да и вообще в Англии, в денежных вопросах необходимо быть начеку. К слову сказать, в Лондоне подобное происходило со мной, да и с другими, не раз, существует даже международный глагол - термин, определяющий подобное действие: "to london", то есть "облондонить клиента". Но такова жизнь огромного капиталистического мегаполиса, и к подобным издержкам нужно стараться относиться спокойно.
В этот же день забавный случай произошёл со мной в нотном магазине: сборник сонат Мендельсона, довольно редкое издание, был наглухо обёрнут в целлофан, а на обложке не было обозначено, какие он содержит произведения. Подойдя к конторке приказчика и протянув ему ноты я произнёс: "I hope they are the right sonatas". "Oh, they must be!" ответил тот, и по английской привычке сразу же задал вопрос, не вполне относящийся к делу: "Do you know, how many he has written?". "Three as far as I know", ответил я. "Вut they for some reason didn't mention anything about the content on the cover". "Yes, they didn't" согласился приказчик. Было видно, что он не хочет снимать целлофан. Я спросил его: "Just in case they are not the the right ones, would it be possible to bring them back..." "I guess so", несколько отстранённо произнёс приказчик, и тут на помощь ему подоспел коллега, профессорского вида, в очках, с суровым лицом продавец, старожил этого старинного магазина. "Here is the question about these sonatas..." обратился к нему первый приказчик. В течении нескольких следующих минут я узнал, что Мендельсон написал 18 (!) скрипичных сонат, что они не настоящие сонаты ("not a proper sonatas, like the ones by Brahms or Beethoven"), и что вообще Мендельсон композитором был довольно слабеньким. Всякий раз уверенно заявляя очередное своё открытие, профессор вопросительно смотрел на меня, ожидая реакции, однако я предпочёл не вмешиваться в его отношения с несчастным Мендельсоном. В итоге я купил в своём роде кота в мешке, но сонаты оказались теми, что надо.
Вечером, уже почти отчаявшись сделать задуманные покупки, я набрёл на тихий магазинчик на обычно шумной Карнаби стрит и неожиданно для себя обнаружил в нём почти всю одежду, которую хотел купить. Играл французский аккордеон, молчаливая, подошедшая бы для фильма-победителя на Sundance, лондонка с англо-японскими чертами, несколько оживившаяся, когда куча отложенных мною вещей стала внушительной; поднявшаяся к ней с вопросом коллега-полька, фонарные сумерки за окнами и перспектива оставленной со вчерашнего дня бутылки "Peroni" навеяли на меня определённое настроение...

Это было вчера. А сегодня мне предстоит вернуть смычок. Я уже не разыгрываюсь, и после завтрака собираюсь завернуть смычок старым дедовским способом в газету, чтобы не таскать с собой футляр пол-дня по городу. Вновь перебегаю через дорогу, сегодня уже более знакомую и менее неожиданную чем вчера, вновь ненадолго задерживаюсь у "дамы" и, дождавшись автобуса, поднимаюсь на ступеньку. У меня пока нет проездного на сегодня, и мне нужно купить билет до метро. "Finchley Central, please", отчётливо говорю я водителю. "What?" то ли не понимает, то ли делает вид тот, хмурясь. Я повторяю название, он повторяет его за мной и, не меняясь в лице, произносит: "Ten pounds". Я сначала думаю, что он шутит, достаю десятифунтовую купюру и кладу ему её в корытце. Он прячет её, закрывает двери и отчаливает автобус от тротуара. Через несколько секунд я спрашиваю его коротко: "How much?" "Central Finchley?" задаёт он мне вопрос тоном, каким ограниченные люди говорят с иностранцами или с теми, кого считают ниже себя. Я утвердительно киваю. "Ten pounds", серьёзно отвечает он мне тем же тоном и отворачивается. "Что ж", думаю я. "Давай поиграем в твою игру", и углубляюсь в салон. В автобусе мало народу, нас, кажется, только четверо, и лишь поближе к станции он начинает заполняться людьми. За одну остановку до нужной мне я протискиваюсь к окошку водителя и громко говорю ему: "Ну, как поживаешь, приятель?" Тот удивлённо глядит на меня, в глазах его растёт недоумение. "Я только хотел тебя спросить, как ты собираешься потратить мои десять фунтов". Тут глаза его наливаются ненавистью, но он сдерживается и ничего не отвечает, а лишь молча отсчитывает мне семь семьдесят сдачи. "И билет", говорю я, когда понимаю, что он не собирается регистрировать уплату через кассу. "Here you are", произносит он, и, не желая показать, что он чувствует, вновь отворачивается. Признаюсь, о подобном поведении лондонских водителей я раньше не слышал.
В аукционном доме меня встретила китаянка Миа, коллега Матью. Она крепко пожала мне руку и даже тряхнула её, как заправский бизнесмен, продавец, скажем, стальных труб. Она мало слушала, хотя и задала несколько вопросов, но всякий раз задавала следующий в середине моего ответа. Мне показалось, что она хотела выглядеть очень деловой. Она несколько поторопилась вначале, не узнав о моих планах в связи со смычком, и сразу сказала мне, что Матью просил передать, что их фирма настоятельно советует ("strongly recommends") не связываться с российской таможней, поскольку в обоих случаях, ньюйоркском и лондонском, при пересылке в Россию, возникали большие сложности. Она собиралась развить тему, но тут я посчитал возможным её перебить и вставить, что хотя эти сведения очень полезны, но, так как я не собираюсь покупать смычок... Последовали вопросы... Она надеялась, что мы сможем сотрудничать в будущем, я для вежливости спросил разрешения взять со стола их каталог. В целом всё общение с этим домом мне понравилось, и я был бы не прочь пообщаться с ними ещё раз в будущем...
Джинсы моего размера лежали наверху стопки, словно ждали меня на полке магазина, в который я приехал в надежде их купить. Это был мой последний день в Лондоне, и Лондон решил меня побаловать. В Аргосе мне попался весьма внимательный продавец, который очень подробно всё указал мне, давно отошедшему от цифровой техники и очень плохо в ней разбирающемуся. Обедал я в тайском ресторане, пананг-карри, липким рисом и чудесными весенними блинчиками, где официантка после моего рассказа о покупке, энергично разорвала все обертки и настроила мой новый фотоаппарат. Я попросил ямайца, сидящего за соседним столом и терпеливо выслушивавшего в течение получаса жалобы своей подруги, сфотографировать нас.