перевод из Уильяма Шекспира
Я только прошедшим летом узнал, чем солилоквий отличается от монолога.
Солилоквий Гамлета из третьего акта трагедии Шекспира "Гамлет"
Жить дальше иль не жить: вопрос поставлен -
Пристало ли претерпевать душою
Пращи и стрелы случая-смутьяна
Иль, взяв оружье против моря бедствий,
Восстав, их кончить? Умереть: уснуть,
Не более, и сном прервать боль сердца
И тысячи естественных ударов,
Наследуемых плотью - такой конец
Желанен страстно. Умереть, уснуть,
Уснуть, возможно видеть сны; но страх
Того, какие сны придут в смертельном сне,
Когда мы отойдём от бренной смуты,
Остановить нас должен. Тут осознанье,
Что составляет горе столь долгой жизни:
Ведь кто терпел бы розги и насмешки
Времени, зло притеснителя, обиду
Гордеца, любви презренной боль, отсрочку
Права, высокомерие конторы,
И отказы, что кроткий нрав приемлет
От ничтожеств, когда он сам с собою
Мог бы расквитаться нагим клинком?
Кто нёс бы грузы, потея и ворча
Под спудом жизни? Однако этот страх
Чего-то после смерти, страны неведомой,
Из чьих пределов никто из странников
Не возвращался, колеблет волю,
Смиряя нас с невзгодами своими,
Взамен полёта к тем, что мы не знаем.
Так разум всех нас в трусов превращает,
И так врождённый цвет раскрепощенья
Заволочён болезнью мысли бледной,
И начинанья вящих сил и смысла
Поэтому течения меняют,
Теряя имя действия. Но, тише!
Милая Офелия! В твоих молитвах,
Нимфа, да будут все мои грехи помянуты.
На всякий случай привожу оригинал:
To be, or not to be, that is the question:
Whether 'tis Nobler in the mind to suffer
The Slings and Arrows of outrageous Fortune,
Or to take Arms against a Sea of troubles,
And by opposing end them: to die, to sleep
No more; and by a sleep, to say we end
The heart-ache, and the thousand Natural shocks
That Flesh is heir to? 'Tis a consummation
Devoutly to be wished. To die to sleep,
To sleep, perchance to Dream; Ay, there's the rub,
For in that sleep of death, what dreams may come,
When we have shuffled off this mortal coil,
Must give us pause. There's the respect
That makes Calamity of so long life:
For who would bear the Whips and Scorns of time,
The Oppressor's wrong, the proud man's Contumely,
The pangs of despised Love, the Law’s delay,
The insolence of Office, and the Spurns
That patient merit of the unworthy takes,
When he himself might his Quietus make
With a bare Bodkin? Who would Fardels bear,
To grunt and sweat under a weary life,
But that the dread of something after death,
The undiscovered Country, from whose bourn
No Traveller returns, Puzzles the will,
And makes us rather bear those ills we have,
Than fly to others that we know not of.
Thus Conscience does make Cowards of us all,
And thus the Native hue of Resolution
Is sicklied o'er, with the pale cast of Thought,
And enterprises of great pitch and moment,
With this regard their Currents turn awry,
And lose the name of Action. Soft you now,
The fair Ophelia? Nymph, in thy Orisons
Be all my sins remembered