Табха
Дорогой father-ingwar сообщает, что в Израиле сожгли Церковь преломления хлебов, знаменитую Табху.
С этим удидительным, святым для каждого христианина местом, у меня связана одна странная история.
Храм этот находится на берегу Галилейского моря, в месте, где Господь преломил пять хлебов и две рыбки, накормив 5 000 человек. Знаменит храм своей византийской мозаикой 5 века, которая теперь стала одним из символов Святой земли.
Как же мне хотелось ее вживую увидеть, и конечно снять!
Когда мы приехали туда, я даже не знал, что это - тот самый храм, пока увидел случайно открытку с этой удивительной византийской мозаикой рыбок и хлеба. Но оказалось, что сама мозаика находится в алтаре. Ну как в алтаре. Это католический храм: алтарь отделен от самого храма шнурком. Но мне так хотелось ее сфотографировать.
На снимке видно, что алтарь - это две небольших ступеньки, а сразу за аналоем, перед выдающимся вверх, почерневшим от прикосновений камнем, виднеется эта мозаика.
Я перекрестился, разулся, пролез под шнурок, стал над мозаикой, и сделал два или три кадра. Перекрестился, вышел, обулся. В пустом храме тихо сидели два-три католика. Одна из них совершенно изменилась в лице, и стала шипеть и говорить мне: "its not respect! its not respect!".
Я пожал плечами, и вышел. И тут мне так стало тоскливо, - мол, полез "в чужой монастырь", людей смутил, и ради чего? Ради тщеславной фоточки? В общем, неожиданно для себя впал я в уныние, и сгоряча удалил эти кадры. И главное - непонятно мне: может ничего страшного, а все это какое-то наваждение.
Едем дальше. Вот думаю, исповедаться бы, или хотя бы выяснить, насколько вообще греховен мой поступок: залез в католический алтарь. И так мутно на душе. Но где? Впереди в нашей запланированной на сегодня экскурсии - единственный храм, да и тот греческий. Это ж не Россия. Разве что в следующее воскресенье сходить к отцу Игорю в Яффо. А до этого ходить с этой мутью в сердце...
Приезжаем мы в этот греческий храм, и первый, кого я вижу, - это дорогой father-ingwar.
- Ну надо же, вот удача! - думаю. - милостив Господь ко мне! Так часто случается на Святой Земле.
Я представляю впечатление батюшки, когда в тишину храма врываются наши паломники, один из них, полузнакомый гражданин из Москвы, бросается к нему с вопросом, а затем они так же быстро уезжают.
Но для меня это было так важно. В общем, спросил я отца Игоря, а он и говорит: да ничего страшного в общем нет, нет такого запрета как у нас, там они все туда ходят.
Вот ведь - думаю. Эх, а я уже удалил.
Приехал в Москву, попытался восстановить, и ... не смог. Много чего восстановилось удаленного, не нужного, а эти три кадра - не смог. Увы. Такая вот странная и удивительная история.
А теперь этот храм сожгли какие-то дегенераты, еще и написав что-то типа "да будут истреблены идолы". Не дает покоя кому-то слава Герострата. Хочется верить, что там нет серьезного ущерба древним мозаикам. Таких мест, как показывает история, становится все меньше. Раньше мне казалось, что неумолимое движение времени стирает все на своем пути, а теперь оказывается, что человек не против освободиться от своего прошлого. Особенно если это прошлое - не твоя святыня.
С этим удидительным, святым для каждого христианина местом, у меня связана одна странная история.
Храм этот находится на берегу Галилейского моря, в месте, где Господь преломил пять хлебов и две рыбки, накормив 5 000 человек. Знаменит храм своей византийской мозаикой 5 века, которая теперь стала одним из символов Святой земли.
Как же мне хотелось ее вживую увидеть, и конечно снять!
Когда мы приехали туда, я даже не знал, что это - тот самый храм, пока увидел случайно открытку с этой удивительной византийской мозаикой рыбок и хлеба. Но оказалось, что сама мозаика находится в алтаре. Ну как в алтаре. Это католический храм: алтарь отделен от самого храма шнурком. Но мне так хотелось ее сфотографировать.
На снимке видно, что алтарь - это две небольших ступеньки, а сразу за аналоем, перед выдающимся вверх, почерневшим от прикосновений камнем, виднеется эта мозаика.
Я перекрестился, разулся, пролез под шнурок, стал над мозаикой, и сделал два или три кадра. Перекрестился, вышел, обулся. В пустом храме тихо сидели два-три католика. Одна из них совершенно изменилась в лице, и стала шипеть и говорить мне: "its not respect! its not respect!".
Я пожал плечами, и вышел. И тут мне так стало тоскливо, - мол, полез "в чужой монастырь", людей смутил, и ради чего? Ради тщеславной фоточки? В общем, неожиданно для себя впал я в уныние, и сгоряча удалил эти кадры. И главное - непонятно мне: может ничего страшного, а все это какое-то наваждение.
Едем дальше. Вот думаю, исповедаться бы, или хотя бы выяснить, насколько вообще греховен мой поступок: залез в католический алтарь. И так мутно на душе. Но где? Впереди в нашей запланированной на сегодня экскурсии - единственный храм, да и тот греческий. Это ж не Россия. Разве что в следующее воскресенье сходить к отцу Игорю в Яффо. А до этого ходить с этой мутью в сердце...
Приезжаем мы в этот греческий храм, и первый, кого я вижу, - это дорогой father-ingwar.
- Ну надо же, вот удача! - думаю. - милостив Господь ко мне! Так часто случается на Святой Земле.
Я представляю впечатление батюшки, когда в тишину храма врываются наши паломники, один из них, полузнакомый гражданин из Москвы, бросается к нему с вопросом, а затем они так же быстро уезжают.
Но для меня это было так важно. В общем, спросил я отца Игоря, а он и говорит: да ничего страшного в общем нет, нет такого запрета как у нас, там они все туда ходят.
Вот ведь - думаю. Эх, а я уже удалил.
Приехал в Москву, попытался восстановить, и ... не смог. Много чего восстановилось удаленного, не нужного, а эти три кадра - не смог. Увы. Такая вот странная и удивительная история.
А теперь этот храм сожгли какие-то дегенераты, еще и написав что-то типа "да будут истреблены идолы". Не дает покоя кому-то слава Герострата. Хочется верить, что там нет серьезного ущерба древним мозаикам. Таких мест, как показывает история, становится все меньше. Раньше мне казалось, что неумолимое движение времени стирает все на своем пути, а теперь оказывается, что человек не против освободиться от своего прошлого. Особенно если это прошлое - не твоя святыня.