Про кукушкино гнездо

Aug 20, 2011 19:28

Иногда я чувствую себя корреспондентом затрапезной провинциальной газеты, которая, несмотря на то, что центральные газеты давно публикуют желтуху и сплетни, продолжает писать что-то советское - о героях труда, урожаях или передовиках производства.
Есть люди, которые оставляют в жизни глубокий след. Ни каким-то подвигом, а целой жизнью своей.
С Анной Михайловной я познакомился в поезде: ехали вместе. Бабе Ане 80 лет. Из них 25 она проработала в больнице для психически отсталых детей г. Зенькова Полтавской области.
В детстве Анна Михайловна переболела полиартритом, в результате чего ее правая кисть оказалась почти обездвиженной.
- Как же вы справлялись с больными?
- Милиция удивлялась. Они втроем одного буйного конвоируют, а я одна - пятерых. Одному на ногу наступлю, другого рукой придавлю, с третьим разговариваю. Слушались.
- Почему слушались?
- Понимать людей нужно. Чувствовать. Я сразу вижу человека, и понимаю, что у него на душе. По глазам, по поведению, по всему. Так и с больными.
- А как вы думаете, они вообще должны жить? Ну, вот при Гитлере например считали, что проще их убить. Они же бесполезны.
- Я считаю, Бог дал жизнь - Бог и заберет. Дети-овощи, которых выкармливают из ложечки, доживают до 11 лет. А те, кто попал к нам в зрелом возрасте, могут дожить и до 90. Они все понимают. С теми, кто не мог ходить и говорить, просто лежат как бревнышки, перемигиваешься. И они в ответ мигают. Все понимают. Все говорят - кто чего хочет, как и тд.
- Что нужно, чтобы работать в психбольнице?
- Умение найти подход и небрезгливость. Там и помыть нужно, и покормить, и успокоить. Некоторым одного дня работы хватало.
- Кто Вам запомнился? Что такого было у вас, что ярко запечатлелось бы в сознании?
- Всякое бывало (смеется). - Был у нас один парень, Вадик. То ничего-ничего, а то разбегается, и со всей силы головой в стену бабах. И звук такой, - как от пустого горшка. И хоть бы синячок или ссадинка! Никаких следов.

- Как их наказывают, если не слушаются?
- В крайнем случае - аминазин в разной концентрации, или тизерцин. Реже галоперидол. Но самое страшное для больных - это камера-одиночка. Хватает половины дня. Если припадок, к примеру эпилептический - человека кладут на правый бок и с силой сжимают фалангу правого мизинца. Нужно поддерживать человека в сознании, не давать закатывать ему глаза.
А был еще один - Олег. Диагноз у него был - расторможение нервной системы. Вот он все время убегал, стащить чего-то норовил. Однажды залез в гараж и перекусил провод станка. 380 вольт! Я смотрю - в гараже окно открыто, захожу, а он вылез назад, и бегом в корпус. Сидит, как ни в чем не бывало. А потом смотрю - а у него язык выгорел посередке, как у змеи стал. Потом два кусочка срослись, и он восстановился, только короче стал. И хоть бы хны ему. Я тогда его из ложки месяц выкармливала, - он так ко мне привязался, слушал меня беспрекословно. Однажды прихожу, а он сбежал, сменщица моя руками разводит. Тут милиция приезжает, и давай ее распекать: поймали Олега в городе, совсем за ними не следите. Уехали. Через 10 минут возвращаются = папка из салона пропала, с документами. Мы им: одна женщина за больным неуследила, а вас двое,и папку проворонили!
А еще все больные чувствуют любовь, привязываются. Я иногда прохожу мимо больницы, я-то уже на пенсии, а они выбегают, бегут ко мне, ну у меня обязятельно для них конфетка или еще какой гостинец припасен.
Я смотрю на эту старую бабушку, в ее мудрые глаза с хитрецой, и понимаю, что даже безумие отступает перед любовью.

Люди, бытие, вечное, психология

Previous post Next post
Up