К вопросу о самоидентификации субъекта
M.Jeannerod & E.Pacherie. Agency, Simulation and Self-identification. Mind & Language, Vol. 19 No. 2 April 2004, pp. 113-146.
Статья посвящена проблемам самоидентификации, в том виде, как эти проблемы встречаются в области действий - как действий внешних, так и скрытых (т.е. воображенных). Проблемы распадаются на две группы - различие между субъектом и внешним миром, различие между ним и другими субъектами.
Обычно философами полагается, что проблем самоидентификации не существует - субъект не ошибается в отношении себя: все его суждения такого рода свободны от ошибок. Автор утверждает, что это не так, и наблюдения и опыты показывают, почему это не так.
Исходя из Кантовских воззрений, можно заметить следующее: идентифицирующее себя самосознание опирается на опыт восприятия других объектов, которые воспринимаются в своей независимости и самостоятельности. В частности, такой опыт предполагает собственную локализацию субъекта как тела в определенном месте пространства, а также его способность в нем перемещаться независимо и по собственной инициативе. Короче говоря, субъект должен смотреть на себя как на самостоятельного агента.
Что же касается второй группы проблем - наличия собственных мыслей у других субъектов - то картезианские представления подразумевают в этом отношении определенную асимметрию - собственная ментальность дана непосредственно, посторонняя же ментальность есть плод догадок, домыслов и рассуждений. При этом возникает серьезная семантическая трудность - каким образом смысл тех или иных утверждений или суждений о ментальных состояниях фиксируется в публичном пространстве языка и речи, если субъекты не могут обмениваться опытом об этих состояниях помимо именно этого языка, чье содержание как раз и следует установить?
Эта трудность стоит перед картезианским подходом. Однако ее можно избежать, если предположить, что, в определенном смысле, ментальные состояния доступны напрямую, без рационального опосредования.
Вопрос может быть сведен к следующему: что первично, я вижу что А хочет открыть дверь, или же что дверь хотят открыть? Или в другой ситуации: я вижу, что я хочу открыть дверь, или что дверь хотят открыть? Достаточно допустить, что первично внимание по отношению к «голому» намерению, которому лишь после этого приписывается субъект, агент, владелец.
Автор утверждает, что именно в таком порядке и происходит восприятие действий, в связи с чем атрибуция субъектности уже не может рассматриваться как нечто автоматическое или само собой разумеющееся.
Для начала рассматривается вопрос телесной самоидентификации. Она обеспечивается двумя механизмами. Во-первых, мы создаем у себя образ собственного тела путем согласования визуальной, тактильной и проприоцептивной информации. Во-вторых, когда мы совершаем задуманные действия, мы сопоставляем намерения и телесные проявления, и это может быть использовано для самоидентификации.
Сами по себе проприоцептивное и тактильное восприятие не могут быть ошибочно идентифицированы - они де факто принадлежат нам. Визуальная информация, напротив, касается как действий нашего тела, таких и других тел. В то же время экспериментальные данные убедительно говорят, что именно визуальная информация является ключевой, то есть именно посредством видения происходит самоидентификация, тогда как тактильные данные и проприоцептивное восприятие лишь корректируют его в случае необходимости. В специально подготовленных экспериментах испытуемые легко принимали резиновую руку за свою именно в силу зрительной иллюзии, в то время как другие органы чувств были «в курсе» об ошибке, хотя эти ошибки не превышали определенного порога выраженности.
Однако восприятие не ограничивается одной лишь пассивной частью. Субъект действует как активный агент, и восприятие себя как агента тесно переплетено с восприятием обладания данным телом.
В экспериментах, в которых восприятие собственного механического действия было намерено искажено, визиомоторная система испытуемых неосознанно корректировала эти искажения - несмотря на данные проприоцептивных каналов.
Поскольку в этих опытах ставился под вопрос волевой аспект действия испытуемого и его намерение, автор предлагает внести различие в понятие намерения: под ним следует понимать (а) намерение двигать - (that-experience), (б) намерение достичь определенную цель - (what-experience), (в) намерение совершить действие определенным образом - (how-experience). Последний вид намерения контролируется очень приблизительно и большей частью на основе визуальной информации. Автор делает вывод - опыт воления и опыт действия базируются на (б) - осознании цели, интеллект «не вникает» в (в) - детали хода его выполнения. По его мнению, проприоцептивные данные служат не столько формированию ощущения «Я», сколько общему ощущению собственного действия, коррелирующему с чувством собственного усилия (reafferent sensory counterparts of the internally generated sense of effort).
Как показывает опыт, восприятие самого себя как причины определенного действия не всегда осуществляется безошибочно - примерами служат известные иллюзии с ампутированными конечностями; и есть и другие свидетельства.
Следующий род проблем - самоидентификация в социальном контексте. Скажем, кому принадлежит данная рука - мне, или другому человеку? Визуальная и проциоцептивная информация опять становится важной - если они согласованы, то ошибок не возникает, в свою очередь их количество возрастает, когда искусственно создают разногласие между ними.
Еще одна интерпретация результатов опытов дается через понятия «образ тела» (the body image) и «схема тела» (the body schema). Первое - визуально, это то, каким себя субъект видит в эго-центричном пространстве. Самоидентификация опирается именно на него.
По мнению автора, большая часть механизмов самоидентификации, которые на настоящий момент обсуждаются, так или иначе связаны с восприятием себя как автора и причины тех или иных действий. Можно выделить две главные гипотезы: теория центрального мониторинга (the central monitoring theory) и теория моделирования (the simulation theory). В первом случае предполагается, что исходные сигналы (efferent signals) - команды на выполнение определенного действия, должны согласовываться с возвратными сигналами (reafferent signals) о ходе выполнения. Иногда эта схема дополняется представлением о внутренней модели, которая предсказывает эту возвратную реакцию. Определенные наблюдения за возбуждением участков мозга при выполнении действий говорят в пользу подобной теории.
Однако у нее есть трудности. В первую очередь - она неспособна объяснить самоидентификацию в случае «скрытых» действий (covert action) - задуманных или воображенных действий, которые так и не приводятся в исполнение. При этом субъект может не только осознанно воображать действие - есть много ситуаций, где действие тоже представлено, но не осознано.
Другая форма скрытых действий - наблюдения за действиями других. Мы можем понимать действия других именно потому, что неосознанно воспроизводим их - строим модель действий. Здесь выступает «теория ума» (theory of mind), которая опирается на нашу способность приписывать мысли и намерения другим людям.
Автор ограничивается теорией моделирования рассматривая лишь действия, хотя у этой теории имеется гораздо более широкое поле приложений. Он указывает, что эта теория подразумевает три вещи. Во-первых, должны быть четко выраженные объекты моделирования, а именно - особые способы поведения, имеющие свой внутренний характер намеренных действий. Во-вторых, мы должны быть особо чувствительны именно к ним. В-третьих, один и тот же механизм должен активизироваться независимо от того, чьи действия наблюдаются - самого ли наблюдателя, или постороннего субъекта. Все эти условия действительно имеют место - в подтверждение этому накоплен обширный экспериментальный материал.
Различие двух теорий состоит, в основном, в том, что теория мониторинга опирается на «позицию солипсиста» - самоидентификация исходит из получения собственных ре-афферентных сигналов. Теория моделирования не различает внешние и собственные действия и нуждается в особом механизме различения.
Один из важных результатов последнего времени - обнаружение «зеркальных нейронов» - тех зон мозга у приматов, которые одинаково возбуждаются при виде собственных действий и при виде чужих. Этот результат подтверждает теорию моделирования. С другой стороны, имеются и участки возбуждения, которые не пересекаются в этих двух ситуаций, и этот факт, возможно, есть ключ к механизму «расцепления» своих и чужих действий, а значит - к механизму самоидентификации.
Автор анализирует разнообразные патологии - галлюцинации, переадресация действий или мыслей. В этих патологиях субъект оказывается неспособным к адекватной самоидентификации. Основной подход к объяснению подобных явлений, который до сих пор развивался исследователями, связан с теорией мониторинга.
Однако и в этих патологиях имеется ряд ситуаций, когда неадекватная атрибуция связана со скрытыми действиями - слуховыми галлюцинациями, и то, что наблюдается в этих ситуациях, трудно согласовать с теорией центрального мониторинга. И автор делает вывод - мы имеем дело скорее с нарушениями моделирующего механизма.
Следующая проблема, которая обсуждается в статье, это проблема самоидентификации, когда речь идет об отличии данного субъекта от других субъектов. Обычно считается, что сам субъект относительно своих мыслей не ошибается. Но автор, тем не менее, возвращается к теме намерений и формулирует три условия, при которых субъект может впасть в ошибку: (1) намерения других могут быть восприняты непосредственно; (2) наше первичное осознание намерений - своих и чужих - это осознание «чистое», то есть без осознания принадлежности этого намерения кому-либо (naked intentions); (3) механизм, обеспечивающий идентификацию намерения, не приводит к прямому и безошибочному осознанию авторства.
Чтобы вести дальнейший анализ, следует уточнить смысл термина «намерение». В частности, оно может означать как ближайшую цель субъекта, так и его отдаленное мотивирующее желание. Некоторые указывают, что намерения носят скорее обратный характер - обращение к ним позволяет субъекту рационализировать прошедшие события и совершенные действия. Предлагают различать также намерения «до действия», которые могут быть выражены описательно, и намерения «в ходе действия», которые выражаются индексно, ситуативно, обращаясь к сенсо-моторным понятиям. Автор подразумевает именно этот последний вид намерений - прагматическое осмысление действия, доступное осознанию.
Гипотеза, которая защищается в статье, заключается - в противовес картезианскому взгляду на сознание - в том, что различие между намеренным и ненамеренным поведением является внутренним, безусловным, и наше восприятие весьма чувствительно к этому различию.
Эта гипотеза принимает форму философского тезиса, согласно которому когда речь идет о намерении, то не существует никакой пропасти между физическим и ментальным, также как ее нет между восприятием и действием, поэтому намерения доступны прямому восприятию и не нуждаются в опосредующем логическом выводе из наблюдений и концепций.
Проблема самоидентификации возникает, когда воспринятые намерения могут быть отнесены к самому субъекту, так и другим людям. И здесь должна быть выяснена нейробиофизическая база механизма, который это различение выполняет. Здесь проблема принимает различные формы в зависимости от того, идет ли речь о действительно совершенных действиях, или о лишь представленных.
Гипотеза, которую выдвигает автор, помимо ее использования в анализе поведения и реакций, может позволить решить семантическую проблему - каким образом люди приходят к взаимопониманию относительно характера и содержания своего ментального мира, поскольку она стирает пропасть между индивидуальными ментальными состояниями.
Статья посвящена проблемам самоидентификации, в том виде, как эти проблемы встречаются в области действий - как действий внешних, так и скрытых (т.е. воображенных). Проблемы распадаются на две группы - различие между субъектом и внешним миром, различие между ним и другими субъектами.
Обычно философами полагается, что проблем самоидентификации не существует - субъект не ошибается в отношении себя: все его суждения такого рода свободны от ошибок. Автор утверждает, что это не так, и наблюдения и опыты показывают, почему это не так.
Исходя из Кантовских воззрений, можно заметить следующее: идентифицирующее себя самосознание опирается на опыт восприятия других объектов, которые воспринимаются в своей независимости и самостоятельности. В частности, такой опыт предполагает собственную локализацию субъекта как тела в определенном месте пространства, а также его способность в нем перемещаться независимо и по собственной инициативе. Короче говоря, субъект должен смотреть на себя как на самостоятельного агента.
Что же касается второй группы проблем - наличия собственных мыслей у других субъектов - то картезианские представления подразумевают в этом отношении определенную асимметрию - собственная ментальность дана непосредственно, посторонняя же ментальность есть плод догадок, домыслов и рассуждений. При этом возникает серьезная семантическая трудность - каким образом смысл тех или иных утверждений или суждений о ментальных состояниях фиксируется в публичном пространстве языка и речи, если субъекты не могут обмениваться опытом об этих состояниях помимо именно этого языка, чье содержание как раз и следует установить?
Эта трудность стоит перед картезианским подходом. Однако ее можно избежать, если предположить, что, в определенном смысле, ментальные состояния доступны напрямую, без рационального опосредования.
Вопрос может быть сведен к следующему: что первично, я вижу что А хочет открыть дверь, или же что дверь хотят открыть? Или в другой ситуации: я вижу, что я хочу открыть дверь, или что дверь хотят открыть? Достаточно допустить, что первично внимание по отношению к «голому» намерению, которому лишь после этого приписывается субъект, агент, владелец.
Автор утверждает, что именно в таком порядке и происходит восприятие действий, в связи с чем атрибуция субъектности уже не может рассматриваться как нечто автоматическое или само собой разумеющееся.
Для начала рассматривается вопрос телесной самоидентификации. Она обеспечивается двумя механизмами. Во-первых, мы создаем у себя образ собственного тела путем согласования визуальной, тактильной и проприоцептивной информации. Во-вторых, когда мы совершаем задуманные действия, мы сопоставляем намерения и телесные проявления, и это может быть использовано для самоидентификации.
Сами по себе проприоцептивное и тактильное восприятие не могут быть ошибочно идентифицированы - они де факто принадлежат нам. Визуальная информация, напротив, касается как действий нашего тела, таких и других тел. В то же время экспериментальные данные убедительно говорят, что именно визуальная информация является ключевой, то есть именно посредством видения происходит самоидентификация, тогда как тактильные данные и проприоцептивное восприятие лишь корректируют его в случае необходимости. В специально подготовленных экспериментах испытуемые легко принимали резиновую руку за свою именно в силу зрительной иллюзии, в то время как другие органы чувств были «в курсе» об ошибке, хотя эти ошибки не превышали определенного порога выраженности.
Однако восприятие не ограничивается одной лишь пассивной частью. Субъект действует как активный агент, и восприятие себя как агента тесно переплетено с восприятием обладания данным телом.
В экспериментах, в которых восприятие собственного механического действия было намерено искажено, визиомоторная система испытуемых неосознанно корректировала эти искажения - несмотря на данные проприоцептивных каналов.
Поскольку в этих опытах ставился под вопрос волевой аспект действия испытуемого и его намерение, автор предлагает внести различие в понятие намерения: под ним следует понимать (а) намерение двигать - (that-experience), (б) намерение достичь определенную цель - (what-experience), (в) намерение совершить действие определенным образом - (how-experience). Последний вид намерения контролируется очень приблизительно и большей частью на основе визуальной информации. Автор делает вывод - опыт воления и опыт действия базируются на (б) - осознании цели, интеллект «не вникает» в (в) - детали хода его выполнения. По его мнению, проприоцептивные данные служат не столько формированию ощущения «Я», сколько общему ощущению собственного действия, коррелирующему с чувством собственного усилия (reafferent sensory counterparts of the internally generated sense of effort).
Как показывает опыт, восприятие самого себя как причины определенного действия не всегда осуществляется безошибочно - примерами служат известные иллюзии с ампутированными конечностями; и есть и другие свидетельства.
Следующий род проблем - самоидентификация в социальном контексте. Скажем, кому принадлежит данная рука - мне, или другому человеку? Визуальная и проциоцептивная информация опять становится важной - если они согласованы, то ошибок не возникает, в свою очередь их количество возрастает, когда искусственно создают разногласие между ними.
Еще одна интерпретация результатов опытов дается через понятия «образ тела» (the body image) и «схема тела» (the body schema). Первое - визуально, это то, каким себя субъект видит в эго-центричном пространстве. Самоидентификация опирается именно на него.
По мнению автора, большая часть механизмов самоидентификации, которые на настоящий момент обсуждаются, так или иначе связаны с восприятием себя как автора и причины тех или иных действий. Можно выделить две главные гипотезы: теория центрального мониторинга (the central monitoring theory) и теория моделирования (the simulation theory). В первом случае предполагается, что исходные сигналы (efferent signals) - команды на выполнение определенного действия, должны согласовываться с возвратными сигналами (reafferent signals) о ходе выполнения. Иногда эта схема дополняется представлением о внутренней модели, которая предсказывает эту возвратную реакцию. Определенные наблюдения за возбуждением участков мозга при выполнении действий говорят в пользу подобной теории.
Однако у нее есть трудности. В первую очередь - она неспособна объяснить самоидентификацию в случае «скрытых» действий (covert action) - задуманных или воображенных действий, которые так и не приводятся в исполнение. При этом субъект может не только осознанно воображать действие - есть много ситуаций, где действие тоже представлено, но не осознано.
Другая форма скрытых действий - наблюдения за действиями других. Мы можем понимать действия других именно потому, что неосознанно воспроизводим их - строим модель действий. Здесь выступает «теория ума» (theory of mind), которая опирается на нашу способность приписывать мысли и намерения другим людям.
Автор ограничивается теорией моделирования рассматривая лишь действия, хотя у этой теории имеется гораздо более широкое поле приложений. Он указывает, что эта теория подразумевает три вещи. Во-первых, должны быть четко выраженные объекты моделирования, а именно - особые способы поведения, имеющие свой внутренний характер намеренных действий. Во-вторых, мы должны быть особо чувствительны именно к ним. В-третьих, один и тот же механизм должен активизироваться независимо от того, чьи действия наблюдаются - самого ли наблюдателя, или постороннего субъекта. Все эти условия действительно имеют место - в подтверждение этому накоплен обширный экспериментальный материал.
Различие двух теорий состоит, в основном, в том, что теория мониторинга опирается на «позицию солипсиста» - самоидентификация исходит из получения собственных ре-афферентных сигналов. Теория моделирования не различает внешние и собственные действия и нуждается в особом механизме различения.
Один из важных результатов последнего времени - обнаружение «зеркальных нейронов» - тех зон мозга у приматов, которые одинаково возбуждаются при виде собственных действий и при виде чужих. Этот результат подтверждает теорию моделирования. С другой стороны, имеются и участки возбуждения, которые не пересекаются в этих двух ситуаций, и этот факт, возможно, есть ключ к механизму «расцепления» своих и чужих действий, а значит - к механизму самоидентификации.
Автор анализирует разнообразные патологии - галлюцинации, переадресация действий или мыслей. В этих патологиях субъект оказывается неспособным к адекватной самоидентификации. Основной подход к объяснению подобных явлений, который до сих пор развивался исследователями, связан с теорией мониторинга.
Однако и в этих патологиях имеется ряд ситуаций, когда неадекватная атрибуция связана со скрытыми действиями - слуховыми галлюцинациями, и то, что наблюдается в этих ситуациях, трудно согласовать с теорией центрального мониторинга. И автор делает вывод - мы имеем дело скорее с нарушениями моделирующего механизма.
Следующая проблема, которая обсуждается в статье, это проблема самоидентификации, когда речь идет об отличии данного субъекта от других субъектов. Обычно считается, что сам субъект относительно своих мыслей не ошибается. Но автор, тем не менее, возвращается к теме намерений и формулирует три условия, при которых субъект может впасть в ошибку: (1) намерения других могут быть восприняты непосредственно; (2) наше первичное осознание намерений - своих и чужих - это осознание «чистое», то есть без осознания принадлежности этого намерения кому-либо (naked intentions); (3) механизм, обеспечивающий идентификацию намерения, не приводит к прямому и безошибочному осознанию авторства.
Чтобы вести дальнейший анализ, следует уточнить смысл термина «намерение». В частности, оно может означать как ближайшую цель субъекта, так и его отдаленное мотивирующее желание. Некоторые указывают, что намерения носят скорее обратный характер - обращение к ним позволяет субъекту рационализировать прошедшие события и совершенные действия. Предлагают различать также намерения «до действия», которые могут быть выражены описательно, и намерения «в ходе действия», которые выражаются индексно, ситуативно, обращаясь к сенсо-моторным понятиям. Автор подразумевает именно этот последний вид намерений - прагматическое осмысление действия, доступное осознанию.
Гипотеза, которая защищается в статье, заключается - в противовес картезианскому взгляду на сознание - в том, что различие между намеренным и ненамеренным поведением является внутренним, безусловным, и наше восприятие весьма чувствительно к этому различию.
Эта гипотеза принимает форму философского тезиса, согласно которому когда речь идет о намерении, то не существует никакой пропасти между физическим и ментальным, также как ее нет между восприятием и действием, поэтому намерения доступны прямому восприятию и не нуждаются в опосредующем логическом выводе из наблюдений и концепций.
Проблема самоидентификации возникает, когда воспринятые намерения могут быть отнесены к самому субъекту, так и другим людям. И здесь должна быть выяснена нейробиофизическая база механизма, который это различение выполняет. Здесь проблема принимает различные формы в зависимости от того, идет ли речь о действительно совершенных действиях, или о лишь представленных.
Гипотеза, которую выдвигает автор, помимо ее использования в анализе поведения и реакций, может позволить решить семантическую проблему - каким образом люди приходят к взаимопониманию относительно характера и содержания своего ментального мира, поскольку она стирает пропасть между индивидуальными ментальными состояниями.