Красавица и чудовище
Вчера в Уксуни торжественно провожали «Русскую зиму»
Праздник такой укоренился в Уксуни еще с советских времен, несмотря на компактное проживание в городе татаро-башкир, коми-пермяков, а также лиц еврейской, украинской и белорусской национальностей. Тогда все они назывались единым советским народом. Сейчас праздник совместили особым постановлением горадминистрации с языческой Масленицей, а также с православным Прощеным воскресеньем.
Времена меняются, но всем в Уксуни всё одно: что в лоб, что по лбу - как тогда, так и сейчас поют в этот день в Уксуни, пляшут, пьют и охальничают. Правда, теперь ко всему этому добавились еще и выборы. Так совпало. К тому же еще и школьные каникулы. Вот и запели на радостях во всех переулках ученики младших классов:
- Выборы, выборы, кандидаты-пидоры!
Их, конечно же, омоновцы быстро разогнали по домам, а родителям велели пока не выпускать охальников на улицу, поскольку в Уксунь при-ехали из столицы на праздник очень важные гости. А именно:
а) Аль Почино, сенатор;
б) Рыжик-Пыжик, лидер несистемной оппозиции;
в) Леха Парфюм, телеведущий;
г) Нюша Супчак, федеральный политик;
д) Трапез, Климакс, депутаты госдумы;
е) Надюша Дедкина, народная певица;
ё) Доктор Шарниро, мыслитель, и другие.
Так как прилетели они одним чартерным рейсом, то и встречала их такая же разношерстная компания. А именно:
а) Шельман, галерейщик;
б) Никола Ничевок, экс-министр культуры;
в) Беня Мильгхам, вице-премьер правительства Уксуни;
г) Прошка, директор телеканала «Рипей»;
д) Костя Окунь, экс-депутат гордумы;
е) Андрэ Ага, опальный бизнесмен и блогер;
ё) Юшкин Кот, эколог;
ж) Х. Моржов, православный поэт-орденоносец, и другие.
- Эта не наша! - отсёк сразу Дедкину господин Шельман.
Надюха, казачий полковник Войска Донского, взмахнула шашкой.
- Кто еще желает попробовать атаманову грудь?! - рванула она на себе кофточку.
На подмогу ей бросились Костя Окунь, Юшкин Кот и Харитон Моржов.
- Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, с нашей атаманшей не приходится тужить, - запел козлетоном есаул Пырс.
Но силы оказались неравны. Друзья-патриоты не успели еще опохмелиться: руки у них дрожали, ноги подкашивались, языки заплетались, чем и воспользовались шельманоиды. Они вызвали красных человечков, и те быстро повязали Костю Окуня и его команду. Надюху Дедкину, как народную певицу, пожалели - у нее отобрали шашку и отправили кушать блины в наказание.
Ксюша Супчак нахмурилась, не совсем довольная беспределом красных человечков:
- Зачем так закручивать гайки? Сто сорок миллионов гаек не закрутишь - не хватит тех, кто закручивает, или гаек не хватит.
Шельман спорить не стал: демократия прежде всего, либеральные, так сказать, ценности, как не устает повторять Леха Парфюм. Чтобы разрядить обстановку, Шельман предложил гостям посетить музей совриска, директором которого имел честь быть.
- Фи! - сказала Нюша, - что я в Питере этого дерьма не наелась?
Шельман, конечно же, обиделся, но вида не подал - школа, блин!
- Хочу гулять! - топнула ножкой Нюша. - Где тут у вас эта самая Масленица?
На тройке вороных прикатили они на главную городскую площадь-эспланаду. Здесь пьяненькие горожане дрались на мешках, лазали по столбам, а также весело сжигали чучела. А именно:
а) Али Бабы, зав. канцелярией мэра;
б) Шельмана, галерейщика;
в) Лёхи Парфюма, телеведущего;
г) Дяди Зюги;
д) Олега Железного, мэра;
е) Жирика;
ё) Бени Мильгхама, хасида;
ж) Дяди Вовы с Прохором и других.
Нюша Супчак, восхищенная, захлопала в ладоши. Шельман скрипнул зубами, но улыбку на лице сохранил. Нюша скинула сапоги.
- Полезли на столб, - позвала она Лёху Парфюма.
- Я что, лузер? - отмахнулся тот.
- Ну и мужики пошли! - сказала Нюша и обезьянкой вскарабкалась на обледенелый столб. На самой верхушке его висел приз - гармонь-трехрядка. Нюша под бурные овации толпы сорвала ее и бросила вниз. Гармонь поймал Толян Гребень, поэт-песенник. Растянув меха, он запел, поникнув кудрявой головой:
- Граждане, послушайте меня!
Граждане не слушали. Они обнимали, целовали Нюшу Супчак, тащили ей блины, водку «Путинку», забрасывали ее цветами.
- За чей счет гуляем? - ворчал доктор Шарниро, мыслитель.
Шельман стоял в сторонке и всхлипывал, жалея себя сожженного. А в это время энтузиасты облили бензином бревенчатую арку в форме буквы «П». Кто то, возможно, Юшкин Кот, бросил спичку. В небо взметнулось пламя.
- Ура! - пустилась в пляс Нюша.
- Взвейтесь кострами, синие ночи! - запел Аль Почино.
- Мы, пионеры, до девок охочи, - подхватил Никола Ничевок.
- Прекращаем вакханалию, - велел Шельман, и все пошли фотографироваться к пылающей арке. После фотосессии гости вместе с хозяевами отправились в крабовый ресторан покушать блины под «Путинку». Тост произнес галерейщик:
- Уксунь, - сказал он, - это свободная политическая зона. Здесь будут зарегистрированы все ведущие оппозиционные партии.
- Взять хотя бы меня, - встрял Никола Ничевок. - Только вчера стал единороссом, а сегодня уже - сторонник олигарха.
- И я о том же, - вскочил Прошка. - Дело не в занимаемой должности, а в личной позиции.
- Минуточку, - прервал их Лёха Парфюм. - Это у нас исключительно частный визит. Мы прибыли сюда не в рамках какой-либо агитации.
- О чем это он? - доктор Шарниро склонил к Ничевоку отмороженное на Болотной площади ухо.
- Ноотропил надо пить, батенька, а вы все виагру да виагру.
- Будем считать, - продолжил Леха Парфюм, - что визит наш проходит в формате «красавица и чудовище»…
Сначала все опешили, а потом бросились обнимать, целовать Нюшу Супчак:
- Красавица ты наша, принцесса!
- Не хочу! - оттолкнула их Нюша. - Не хочу ни есть, ни пить! Хочу Трапеза! Где он? Дайте мне его, я хочу видеть этого токаря!
- Зачем он тебе, Ксюша, у нас в Уксуни мажоров без него пруд пруди. Взять хотя бы Николу Ничевока… Или Прошку на худой конец…
Они предлагали ей того, другого - Кирюху Шпулькина, китайца, Беню Мильгхама, хасида, Вову Столяра, бизнесмена, Валю Мокрого, спикера гордумы, самого Олега Железного, мэра Уксуни. Но она ничего слушать не хотела, твердила, как заговоренная:
- Разочарована я по-женски. Мужчина пригласил меня в прямом телеэфире в Уксунь. Пообещал, что поведет меня на завод, мы вместе поточим детали. Я верила, худела, платье новое купила! Я при-ехала, а он обманул. С единороссами всегда так…
Супчак заплакала.
- Плюнь, Нюша, и разотри, - пытался успокоить ее Лёха Парфюм. - Он же, гад, козлами нас обозвал.
- Ну и что? - продолжала плакать Нюша. - Хочу быть козой. И козлихой тоже…
- Беда с этими красавицами, - подумал Коля Грыжа, полковник из бывших, и велел привести Трапеза, депутата госдумы.
Привели. Голубоглазый, бледнолицый. Субтильный с виду, но тем не менее сразу заорал, натягивая на рабочие руки белые перчатки:
- Дайте мне этих козлов, я обломаю им рога!
- Чего-чего? - переспросил доктор Шарниро.
- Научу Путина любить! - пояснил бывший токарь.
- Это он о ком? - спросила Нюша.
- О нас, болотных, - подсказал Рыжик-Пыжик.
Нюша опять заплакала:
- О, боже, а казался таким миленьким, розы в прямом телеэфире дарил.
- Внешность часто бывает обманчивой, - философски заметил доктор Шарниро, мыслитель.
- О, сударь, вы, как всегда, правы, - сказала Нюша Супчак. - Уж какой Тинка милашкой была, а кем оказалась…
- Кем?
- Болотным оборотнем, вот кем.
- Прошу не оскорблять члена общественной палаты! - попросил Аль Почино.
- Не с хрена ли девки пляшут? Ее нельзя, а меня, депутата, можно? - возмутился Трапез.
Шельман схватился за глову:
- Господа, не будем ссориться, мы все в одной лодке!
- Кроме меня, - уточнил токарь.
- И меня, - решил слинять Беня Мильгхам.
- С возу упало, кобыле легче, - хохотнул Аль Почино.
- Ты меня имеешь в виду? - обиделась Нюша. - Смотри, маме скажу. Или дяде Володе.
- Никак нет, - испугался Аль Почино. - Это поговорка такая, русская народная.
Он еще хотел что-то сказать, но в ресторан ворвалась толпа, размахивая черно-желто-белыми флагами. Впереди на белом коне скакала Надюха Дедкина, народная певица. За ней - есаул Пырс с обнаженной шашкой. Позади всех - православный поэт-орденоносец Моржов, вооруженный кадилом.
- Ничего страшного, - заявил Лёха Парфюм. - Это флаги царской России. Продолжаем…
- Чудовище! - залепила ему пощечину Нюша Супчак. - Какие же вы все, мужчины, изменщики!
Есаул Пырс взмахнул шашкой. Все упали на колени. Только Нюша Супчак осталась стоять - гордая и отважная.
- Я не ношу норковую шубу, - заявила она разъяренной толпе. - В моем возрасте норка старит.
- Наша, мать, наша! - соскочила с коня Надюха Дедкина. Она обняла Нюшу, и они вместе запели:
- Ой, цветет калина в поле у ручья…
К ним присоединился Толян Гребень с гармошкой, Х. Моржов, поэт-орденоносец, Юшкин Кот, эколог, Костя Окунь, экс-депутат, и многие другие. Допев про калину, сбацали «Мурку», затем Лёха Парфюм затянул «Боже, царя храни!».
- Не позволю! - возник Шельман.
- А этого кто спрашивает? - возмутилась Надюха Дедкина и приказала есаулу Пырсу отсечь Шельману ухо. Есаул схватился за шашку, но его остановила Нюша:
- Нам всем есть что терять. Разделять людей на тех, кто в норковых шубах и кто в ватниках, - опасный стратегический ход. И вспомним, господа, что сегодня Прощеное воскресенье. Простите меня, люди! Прости, Господи!
«А, наверное, она права», - подумал Харитон Моржов и начал вспоминать свое последнее гениальное стихотворение на эту тему. Пока он шевелил лениво мозгами, его опередил Сева Емелин - другой известный поэт, работающий плотником в одном из столичных храмов:
Опять над площадью Болотной
Седая опустилась мгла
И, как портянкою пехотной,
Грядущий день заволокла.
Мороз, угрюмый воевода,
Здесь совершает свой дозор.
Нет ни айпадов, ни айфонов,
Не слышно выкриков «позор»!..
Возле замерзшего канала
Уж не ликует карнавал:
Недолго музыка играла,
Недолго фраер танцевал.
Ах, как играла эта музыка,
Вились различные флажки.
Но все равно был круг их узок
И от народа далеки.
Харитон заплакал. «Стихотворение есть растянутое колебание между звуком и смыслом», - подумала Нюша Супчак, вытирая ему слёзы.
gazetazwezda
Нектор ХРОНИК
Подписывайтесь на нашу страничку ВКонтакте
Праздник такой укоренился в Уксуни еще с советских времен, несмотря на компактное проживание в городе татаро-башкир, коми-пермяков, а также лиц еврейской, украинской и белорусской национальностей. Тогда все они назывались единым советским народом. Сейчас праздник совместили особым постановлением горадминистрации с языческой Масленицей, а также с православным Прощеным воскресеньем.
Времена меняются, но всем в Уксуни всё одно: что в лоб, что по лбу - как тогда, так и сейчас поют в этот день в Уксуни, пляшут, пьют и охальничают. Правда, теперь ко всему этому добавились еще и выборы. Так совпало. К тому же еще и школьные каникулы. Вот и запели на радостях во всех переулках ученики младших классов:
- Выборы, выборы, кандидаты-пидоры!
Их, конечно же, омоновцы быстро разогнали по домам, а родителям велели пока не выпускать охальников на улицу, поскольку в Уксунь при-ехали из столицы на праздник очень важные гости. А именно:
а) Аль Почино, сенатор;
б) Рыжик-Пыжик, лидер несистемной оппозиции;
в) Леха Парфюм, телеведущий;
г) Нюша Супчак, федеральный политик;
д) Трапез, Климакс, депутаты госдумы;
е) Надюша Дедкина, народная певица;
ё) Доктор Шарниро, мыслитель, и другие.
Так как прилетели они одним чартерным рейсом, то и встречала их такая же разношерстная компания. А именно:
а) Шельман, галерейщик;
б) Никола Ничевок, экс-министр культуры;
в) Беня Мильгхам, вице-премьер правительства Уксуни;
г) Прошка, директор телеканала «Рипей»;
д) Костя Окунь, экс-депутат гордумы;
е) Андрэ Ага, опальный бизнесмен и блогер;
ё) Юшкин Кот, эколог;
ж) Х. Моржов, православный поэт-орденоносец, и другие.
- Эта не наша! - отсёк сразу Дедкину господин Шельман.
Надюха, казачий полковник Войска Донского, взмахнула шашкой.
- Кто еще желает попробовать атаманову грудь?! - рванула она на себе кофточку.
На подмогу ей бросились Костя Окунь, Юшкин Кот и Харитон Моржов.
- Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, с нашей атаманшей не приходится тужить, - запел козлетоном есаул Пырс.
Но силы оказались неравны. Друзья-патриоты не успели еще опохмелиться: руки у них дрожали, ноги подкашивались, языки заплетались, чем и воспользовались шельманоиды. Они вызвали красных человечков, и те быстро повязали Костю Окуня и его команду. Надюху Дедкину, как народную певицу, пожалели - у нее отобрали шашку и отправили кушать блины в наказание.
Ксюша Супчак нахмурилась, не совсем довольная беспределом красных человечков:
- Зачем так закручивать гайки? Сто сорок миллионов гаек не закрутишь - не хватит тех, кто закручивает, или гаек не хватит.
Шельман спорить не стал: демократия прежде всего, либеральные, так сказать, ценности, как не устает повторять Леха Парфюм. Чтобы разрядить обстановку, Шельман предложил гостям посетить музей совриска, директором которого имел честь быть.
- Фи! - сказала Нюша, - что я в Питере этого дерьма не наелась?
Шельман, конечно же, обиделся, но вида не подал - школа, блин!
- Хочу гулять! - топнула ножкой Нюша. - Где тут у вас эта самая Масленица?
На тройке вороных прикатили они на главную городскую площадь-эспланаду. Здесь пьяненькие горожане дрались на мешках, лазали по столбам, а также весело сжигали чучела. А именно:
а) Али Бабы, зав. канцелярией мэра;
б) Шельмана, галерейщика;
в) Лёхи Парфюма, телеведущего;
г) Дяди Зюги;
д) Олега Железного, мэра;
е) Жирика;
ё) Бени Мильгхама, хасида;
ж) Дяди Вовы с Прохором и других.
Нюша Супчак, восхищенная, захлопала в ладоши. Шельман скрипнул зубами, но улыбку на лице сохранил. Нюша скинула сапоги.
- Полезли на столб, - позвала она Лёху Парфюма.
- Я что, лузер? - отмахнулся тот.
- Ну и мужики пошли! - сказала Нюша и обезьянкой вскарабкалась на обледенелый столб. На самой верхушке его висел приз - гармонь-трехрядка. Нюша под бурные овации толпы сорвала ее и бросила вниз. Гармонь поймал Толян Гребень, поэт-песенник. Растянув меха, он запел, поникнув кудрявой головой:
- Граждане, послушайте меня!
Граждане не слушали. Они обнимали, целовали Нюшу Супчак, тащили ей блины, водку «Путинку», забрасывали ее цветами.
- За чей счет гуляем? - ворчал доктор Шарниро, мыслитель.
Шельман стоял в сторонке и всхлипывал, жалея себя сожженного. А в это время энтузиасты облили бензином бревенчатую арку в форме буквы «П». Кто то, возможно, Юшкин Кот, бросил спичку. В небо взметнулось пламя.
- Ура! - пустилась в пляс Нюша.
- Взвейтесь кострами, синие ночи! - запел Аль Почино.
- Мы, пионеры, до девок охочи, - подхватил Никола Ничевок.
- Прекращаем вакханалию, - велел Шельман, и все пошли фотографироваться к пылающей арке. После фотосессии гости вместе с хозяевами отправились в крабовый ресторан покушать блины под «Путинку». Тост произнес галерейщик:
- Уксунь, - сказал он, - это свободная политическая зона. Здесь будут зарегистрированы все ведущие оппозиционные партии.
- Взять хотя бы меня, - встрял Никола Ничевок. - Только вчера стал единороссом, а сегодня уже - сторонник олигарха.
- И я о том же, - вскочил Прошка. - Дело не в занимаемой должности, а в личной позиции.
- Минуточку, - прервал их Лёха Парфюм. - Это у нас исключительно частный визит. Мы прибыли сюда не в рамках какой-либо агитации.
- О чем это он? - доктор Шарниро склонил к Ничевоку отмороженное на Болотной площади ухо.
- Ноотропил надо пить, батенька, а вы все виагру да виагру.
- Будем считать, - продолжил Леха Парфюм, - что визит наш проходит в формате «красавица и чудовище»…
Сначала все опешили, а потом бросились обнимать, целовать Нюшу Супчак:
- Красавица ты наша, принцесса!
- Не хочу! - оттолкнула их Нюша. - Не хочу ни есть, ни пить! Хочу Трапеза! Где он? Дайте мне его, я хочу видеть этого токаря!
- Зачем он тебе, Ксюша, у нас в Уксуни мажоров без него пруд пруди. Взять хотя бы Николу Ничевока… Или Прошку на худой конец…
Они предлагали ей того, другого - Кирюху Шпулькина, китайца, Беню Мильгхама, хасида, Вову Столяра, бизнесмена, Валю Мокрого, спикера гордумы, самого Олега Железного, мэра Уксуни. Но она ничего слушать не хотела, твердила, как заговоренная:
- Разочарована я по-женски. Мужчина пригласил меня в прямом телеэфире в Уксунь. Пообещал, что поведет меня на завод, мы вместе поточим детали. Я верила, худела, платье новое купила! Я при-ехала, а он обманул. С единороссами всегда так…
Супчак заплакала.
- Плюнь, Нюша, и разотри, - пытался успокоить ее Лёха Парфюм. - Он же, гад, козлами нас обозвал.
- Ну и что? - продолжала плакать Нюша. - Хочу быть козой. И козлихой тоже…
- Беда с этими красавицами, - подумал Коля Грыжа, полковник из бывших, и велел привести Трапеза, депутата госдумы.
Привели. Голубоглазый, бледнолицый. Субтильный с виду, но тем не менее сразу заорал, натягивая на рабочие руки белые перчатки:
- Дайте мне этих козлов, я обломаю им рога!
- Чего-чего? - переспросил доктор Шарниро.
- Научу Путина любить! - пояснил бывший токарь.
- Это он о ком? - спросила Нюша.
- О нас, болотных, - подсказал Рыжик-Пыжик.
Нюша опять заплакала:
- О, боже, а казался таким миленьким, розы в прямом телеэфире дарил.
- Внешность часто бывает обманчивой, - философски заметил доктор Шарниро, мыслитель.
- О, сударь, вы, как всегда, правы, - сказала Нюша Супчак. - Уж какой Тинка милашкой была, а кем оказалась…
- Кем?
- Болотным оборотнем, вот кем.
- Прошу не оскорблять члена общественной палаты! - попросил Аль Почино.
- Не с хрена ли девки пляшут? Ее нельзя, а меня, депутата, можно? - возмутился Трапез.
Шельман схватился за глову:
- Господа, не будем ссориться, мы все в одной лодке!
- Кроме меня, - уточнил токарь.
- И меня, - решил слинять Беня Мильгхам.
- С возу упало, кобыле легче, - хохотнул Аль Почино.
- Ты меня имеешь в виду? - обиделась Нюша. - Смотри, маме скажу. Или дяде Володе.
- Никак нет, - испугался Аль Почино. - Это поговорка такая, русская народная.
Он еще хотел что-то сказать, но в ресторан ворвалась толпа, размахивая черно-желто-белыми флагами. Впереди на белом коне скакала Надюха Дедкина, народная певица. За ней - есаул Пырс с обнаженной шашкой. Позади всех - православный поэт-орденоносец Моржов, вооруженный кадилом.
- Ничего страшного, - заявил Лёха Парфюм. - Это флаги царской России. Продолжаем…
- Чудовище! - залепила ему пощечину Нюша Супчак. - Какие же вы все, мужчины, изменщики!
Есаул Пырс взмахнул шашкой. Все упали на колени. Только Нюша Супчак осталась стоять - гордая и отважная.
- Я не ношу норковую шубу, - заявила она разъяренной толпе. - В моем возрасте норка старит.
- Наша, мать, наша! - соскочила с коня Надюха Дедкина. Она обняла Нюшу, и они вместе запели:
- Ой, цветет калина в поле у ручья…
К ним присоединился Толян Гребень с гармошкой, Х. Моржов, поэт-орденоносец, Юшкин Кот, эколог, Костя Окунь, экс-депутат, и многие другие. Допев про калину, сбацали «Мурку», затем Лёха Парфюм затянул «Боже, царя храни!».
- Не позволю! - возник Шельман.
- А этого кто спрашивает? - возмутилась Надюха Дедкина и приказала есаулу Пырсу отсечь Шельману ухо. Есаул схватился за шашку, но его остановила Нюша:
- Нам всем есть что терять. Разделять людей на тех, кто в норковых шубах и кто в ватниках, - опасный стратегический ход. И вспомним, господа, что сегодня Прощеное воскресенье. Простите меня, люди! Прости, Господи!
«А, наверное, она права», - подумал Харитон Моржов и начал вспоминать свое последнее гениальное стихотворение на эту тему. Пока он шевелил лениво мозгами, его опередил Сева Емелин - другой известный поэт, работающий плотником в одном из столичных храмов:
Опять над площадью Болотной
Седая опустилась мгла
И, как портянкою пехотной,
Грядущий день заволокла.
Мороз, угрюмый воевода,
Здесь совершает свой дозор.
Нет ни айпадов, ни айфонов,
Не слышно выкриков «позор»!..
Возле замерзшего канала
Уж не ликует карнавал:
Недолго музыка играла,
Недолго фраер танцевал.
Ах, как играла эта музыка,
Вились различные флажки.
Но все равно был круг их узок
И от народа далеки.
Харитон заплакал. «Стихотворение есть растянутое колебание между звуком и смыслом», - подумала Нюша Супчак, вытирая ему слёзы.
gazetazwezda
Нектор ХРОНИК
Подписывайтесь на нашу страничку ВКонтакте