МЕЛАНХОЛИЯ & КОШАЧЬЕ
Когда мне начинают говорить о том, что страдания возвышают, я невольно морщу лицо. Вроде как лимон съесть; конечно, полезно для организма, и витамины, опять же, но зубная эмаль и вкусовые окончания неизменно страдают.
Вкусовые окончания умеют страдать и от людей.
Я встречала охотниц, охотниц на брюнетов, на блондинов, на аспирантов, на олигархов и на дорогие машины.
Мужские типажи чаще однообразны, и выглядят так: бедра, потом грудь; грудь - потом бедра; а еще круглые глаза и тупой взгляд. Или богатый папа. Или отсутствие родственников. Или чтоб заткнулась, разделась и приготовила пожрать.
Но это как искать мебель по каталогу, не более.
МЕТОДЫ
Я не знаю, как люди определяют - то или нет, подойдет или не подойдет.
Я не представляю себе, что такое первый взгляд, и чем он отличается от второго или третьего, или сотого.
Я знаю, что влюбиться - не полюбить - можно в разные мгновения, и глаза тут чаще всего ни при чем.
Люди влюбляются в хруст соленого огурца в телефоне, в грамматические ошибки и в неудавшиеся фотографии. Загадочная алхимия. Предопределенное безумие.
Моя кума - век живи, Маречка! - на днях сказала мне такое.
- Любовь разная; любовь бывает умная, бывает первая. А бывает - долбанутая; знаешь, что не будет продолжения, и знаешь, что делать ничего не стоит, но хочется - и делаешь. И умной любви не хватает. Не хватает долбанутости.
Я хочу знать, есть ли мера долбанутости. Можно ли найти грань между чувством и безумием.
Где кончается любовь и начинается привычка - страдать ли, получать ли удовольствие.
Я хочу знать, почему, теряя любовь, мы продолжаем пинать ее труп, словно надеясь оживить - и не удовольствие, и страдание; как будто бы оно должно кому-то что-то доказать. Но никого не обманешь.
Если что-то умирает - то из могилы восстанет лишь зомби.
ТОСКА ПО ШЕКСПИРУ
Фрейд нам уже не указ, кукусики мои.
Да и зачем.
Толку от того Фрейда, честно говоря. В наш просвещенный век нужно что-то действительно душещипательное.
В каталоге косметики нашла названия теней для подростков. "Мастер и Маргарита", "Ромео и Джульетта", "Белла и Эдвард". Вот он, грядущий апокалипсис.
Наши трагедии измельчали, и выродились в статусы социальных сетей, а электрический ток, соединявший нас, рассеялся в пространстве, превратился в смайлы и онлайн-сессии.
Я - личность драматическая, со склонностью к размаху; мне нравится совершать (а не просто делать), мне нравится шествовать, а не просто ходить, мне нравится покидать - а не выходить на минуту. Но это все равно игра. Игра в игру.
Когда наиграешься, хочется просто отрубить вкусовые окончания, не для того, чтобы обезвкусить человека рядом, а для того, чтобы не пресытиться.
ЧТО ЖЕ ЭТО?
Любовь заканчивается.
Примите, как аксиому.
Знаю, сложно поверить. Я сама не верила.
Но она заканчивается. Солнце садится, любовь заканчивается, цветочки вянут.
Не пинайте ее труп, она не виновата в том, что прожила чуть меньше, чем вам бы того хотелось.
Почему никто не пишет книг об этом? О том, как она умирает?
О том, как мучительно неинтересно становится дальнейшее шаманское горцевание с бубном вокруг ее останков?
О том, как видишь человека, слышишь - и понимаешь, что он остался все таким же, но уже достаточно долгое время ты спокойно мыслишь себе жизнь, в которой его нет, и уже перестала покупать одежду его любимых цветов, да и вообще, время прошло, и надоело?
Я знаю людей, которые аккуратны с любовью, даже с невзаимной и трагической. Они лелеют ее, берегут и ставят за стекло. Я так не умела, и не научилась. Я стала ее плющить, бить молотком и пробовать на прочность. Она в муках сдохла. И смрадно разложилась. Я год вычищала и мумифицировала, строила мавзолей и зиккурат, но вот, вижу, в нем нечего хранить; и, недостроенный, как Вавилонскую башню, я оставляю его, и иду прочь. Пусть на кладбище тусуется кто-нибудь еще.
Ожившие мертвецы - это невесело, как бы романтичным подросткам того ни хотелось. Выкидывайте эти сказки, девчонки.
Они или теряют куски, или сосут нашу кровь.
В лучшем случае превращая нас в свои подобия.
Это в сказках считается счастьем. Вот что скажу я вам: не сдалось оно мне, такое счастье.
Хотя я люблю сказки.
НАСТОЯЩАЯ ДРАМА
У меня утром поезд, а котика привезет через неделю-другую папа. Пока с котиком мама.
Сердце разрывается: он все уже знает, сумку обнюхал и не одобрил, переноску тоже - он остается ждать прививок и мамы - как я, как без него, моего пушистого?! Вот она, горечь разлуки.
Он храпит, он сворачивается, он мурчит, он мырмырает, он делает так интересно: уау, и он никогда не оставляет меня грустную, больную, одинокую. Когда у него хорошее настроение, с ним можно поиграть, когда плохое - он показывает это сразу, но сразу забывает, если настроение меняется; когда он хочет, чтобы гладили, он приходит, когда ему надоест - уходит. И он знает, что его погладят. У него нет комплексов, и мне не приходится по сто раз на дню говорить: о, Боря, такой ты котик, чудный. Хотя я и так это говорю.
Вот бы с людьми так.
Вкусовые окончания умеют страдать и от людей.
Я встречала охотниц, охотниц на брюнетов, на блондинов, на аспирантов, на олигархов и на дорогие машины.
Мужские типажи чаще однообразны, и выглядят так: бедра, потом грудь; грудь - потом бедра; а еще круглые глаза и тупой взгляд. Или богатый папа. Или отсутствие родственников. Или чтоб заткнулась, разделась и приготовила пожрать.
Но это как искать мебель по каталогу, не более.
МЕТОДЫ
Я не знаю, как люди определяют - то или нет, подойдет или не подойдет.
Я не представляю себе, что такое первый взгляд, и чем он отличается от второго или третьего, или сотого.
Я знаю, что влюбиться - не полюбить - можно в разные мгновения, и глаза тут чаще всего ни при чем.
Люди влюбляются в хруст соленого огурца в телефоне, в грамматические ошибки и в неудавшиеся фотографии. Загадочная алхимия. Предопределенное безумие.
Моя кума - век живи, Маречка! - на днях сказала мне такое.
- Любовь разная; любовь бывает умная, бывает первая. А бывает - долбанутая; знаешь, что не будет продолжения, и знаешь, что делать ничего не стоит, но хочется - и делаешь. И умной любви не хватает. Не хватает долбанутости.
Я хочу знать, есть ли мера долбанутости. Можно ли найти грань между чувством и безумием.
Где кончается любовь и начинается привычка - страдать ли, получать ли удовольствие.
Я хочу знать, почему, теряя любовь, мы продолжаем пинать ее труп, словно надеясь оживить - и не удовольствие, и страдание; как будто бы оно должно кому-то что-то доказать. Но никого не обманешь.
Если что-то умирает - то из могилы восстанет лишь зомби.
ТОСКА ПО ШЕКСПИРУ
Фрейд нам уже не указ, кукусики мои.
Да и зачем.
Толку от того Фрейда, честно говоря. В наш просвещенный век нужно что-то действительно душещипательное.
В каталоге косметики нашла названия теней для подростков. "Мастер и Маргарита", "Ромео и Джульетта", "Белла и Эдвард". Вот он, грядущий апокалипсис.
Наши трагедии измельчали, и выродились в статусы социальных сетей, а электрический ток, соединявший нас, рассеялся в пространстве, превратился в смайлы и онлайн-сессии.
Я - личность драматическая, со склонностью к размаху; мне нравится совершать (а не просто делать), мне нравится шествовать, а не просто ходить, мне нравится покидать - а не выходить на минуту. Но это все равно игра. Игра в игру.
Когда наиграешься, хочется просто отрубить вкусовые окончания, не для того, чтобы обезвкусить человека рядом, а для того, чтобы не пресытиться.
ЧТО ЖЕ ЭТО?
Любовь заканчивается.
Примите, как аксиому.
Знаю, сложно поверить. Я сама не верила.
Но она заканчивается. Солнце садится, любовь заканчивается, цветочки вянут.
Не пинайте ее труп, она не виновата в том, что прожила чуть меньше, чем вам бы того хотелось.
Почему никто не пишет книг об этом? О том, как она умирает?
О том, как мучительно неинтересно становится дальнейшее шаманское горцевание с бубном вокруг ее останков?
О том, как видишь человека, слышишь - и понимаешь, что он остался все таким же, но уже достаточно долгое время ты спокойно мыслишь себе жизнь, в которой его нет, и уже перестала покупать одежду его любимых цветов, да и вообще, время прошло, и надоело?
Я знаю людей, которые аккуратны с любовью, даже с невзаимной и трагической. Они лелеют ее, берегут и ставят за стекло. Я так не умела, и не научилась. Я стала ее плющить, бить молотком и пробовать на прочность. Она в муках сдохла. И смрадно разложилась. Я год вычищала и мумифицировала, строила мавзолей и зиккурат, но вот, вижу, в нем нечего хранить; и, недостроенный, как Вавилонскую башню, я оставляю его, и иду прочь. Пусть на кладбище тусуется кто-нибудь еще.
Ожившие мертвецы - это невесело, как бы романтичным подросткам того ни хотелось. Выкидывайте эти сказки, девчонки.
Они или теряют куски, или сосут нашу кровь.
В лучшем случае превращая нас в свои подобия.
Это в сказках считается счастьем. Вот что скажу я вам: не сдалось оно мне, такое счастье.
Хотя я люблю сказки.
НАСТОЯЩАЯ ДРАМА
У меня утром поезд, а котика привезет через неделю-другую папа. Пока с котиком мама.
Сердце разрывается: он все уже знает, сумку обнюхал и не одобрил, переноску тоже - он остается ждать прививок и мамы - как я, как без него, моего пушистого?! Вот она, горечь разлуки.
Он храпит, он сворачивается, он мурчит, он мырмырает, он делает так интересно: уау, и он никогда не оставляет меня грустную, больную, одинокую. Когда у него хорошее настроение, с ним можно поиграть, когда плохое - он показывает это сразу, но сразу забывает, если настроение меняется; когда он хочет, чтобы гладили, он приходит, когда ему надоест - уходит. И он знает, что его погладят. У него нет комплексов, и мне не приходится по сто раз на дню говорить: о, Боря, такой ты котик, чудный. Хотя я и так это говорю.
Вот бы с людьми так.