Бут Таркингтон. "Семнадцать". XXV Молодежь и мистер Парчер
XXV
Молодежь и мистер Парчер
Когда спешащий гражданин мира в сидящем почти что по фигуре фраке вышел из калитки и помчался туда, откуда слабо доносились звуки музыки и танцев, до него донесся детский голосок из неизвестного окна позади темного дома:
- ВСЕ-ТАКИ постарайся хорошо провести время, Вилли!
Вильям не ответил; его бег не прервался. Прощальное напутствие Джейн, пусть очевидно и произнесенное с хорошими намерениями, отдавало дурновкусием, а ответ мог заставить ее поверить, будто бы он хоть иногда склонен обсуждать с ней свою личную жизнь. Он удалился быстро, но высокомерно. Луна стояла высоко в небе, однако по улице густо росли деревья и его высокомерие не было заметно человеческому глазу; однако Вильям счел его необходимым.
Дружеские, но неудачные слова Джейн «ВСЕ-ТАКИ» затронули уже мучавшие его сомнения. Он был уверен, что опоздал на вечеринку, - настолько, что будет затруднительно получить подобающее количество танцев со святой девушкой, в честь которой был устроен этот праздник. Слишком многие купались в чувстве ее святости и он не мог в тревожных мыслях найти хоть какую-то зацепку, будто другие отнесутся к нему со снисхождением и уступят свой танец.
Но быстро шагая, он чуть воспрял духом и все-таки ответил Джейн, хотя их разделяли уже сотни ярдов.
- Ага, можешь поставить на это последний доллар! - пробормотал он, не разжимая решительно стиснутых зубов.
Само звучание этих слов усилило твердость решения и заодно его подбодрило. Тревоги отступили, а их место заняло чарующее возбуждение - как только он свернул за угол и музыка с силой ворвалась в уши. Сказочная сцена лежала перед ним, и до нее оставалось всего полквартала.
Не приглашенные, но привлеченные чарами группки лиц, большинство которых составляли негры, уложили плечи на верхний край деревянного забора Парчеров, создавая перед Вильямом серию силуэтов и напоминая толпу, глядящую на пожар. Яркие фигуры скользили за забором, переливались, мерцали над белой платформой, а высоко над их головами молодая луна разбрызгивала вниз слабый свет через листья кленов - туда, где целые ряды розовых шаров парили в синей ночи. Легкий ветерок трепетал под серебряный перезвон арфы, сладкое и дикое щебетание струн скрипки и виолончели - и затихал среди листьев клена, превращаясь в ритмичные жалобы флейты. И все это время от платформы доносились тихие девичьи вскрики и мерные шуршания молодых ног, где колдовская музыка танцев прокладывала себе дорогу, как всегда и везде, большими и маленькими подошвами туфель.
Все лето сердце Вильяма покидало свое место, стоило его глазам только увидеть эти штакетины забора Парчеров, но теперь оно превзошло все предыдущие бунты. Ему пришлось открыть рот и втянуть воздух, настолько сильным был эффект от вина молодости и влюбленности. Там, впереди - где-то в сиянии, от которого замирало дыхание, - танцевала его Королева со всеми окружающими ее Придворными. Королева и ее Двор - так думал Вильям, и ничто менее заоблачное не могло выразить его чувств. Ведь семнадцатилетнему нужно только немного бумажных фонарей, скрипка и симпатичная девушка - и вот уже Версаль готов!
Мгновение было таким прекрасным, что Вильям переходя улицу, замедлил шаг. Его настроение изменилось: душу охватил восторг, хотя он ни на минуту не забывал о трагедии, прячущейся за всеми этими мирскими зрелищами и чарами. Это была последняя ночь визита божества; завтра без нее город останется опустошенным, станет порожней раковиной, валяющейся в пыли. Мисс Пратт уедет - уедет навсегда - уедет на ПОЕЗДЕ! Но сейчас только начало и сейчас он будет танцевать с ней; он будет танцевать с ней снова и снова - он будет танцевать и танцевать как сумасшедший! Он и она, поэтичная, созданная друг для друга пара, будут танцевать все время! Их опьянят огни - огни, цветы и музыка. И пусть цветы могут увять, огни погаснуть, музыка - затихнуть, и придет рассвет - они все равно будут танцевать и танцевать и еще раз танцевать.
Любовь к живописности - своей собственной - заставила его довольно театральным образом пройти мимо группок ничтожных зевак, толпящихся у забора. Некоторые из них повернулись, чтобы уставиться на запоздавшего гостя, но Вильям не замечал ни их приниженности, ни своих собственных манер светского аристократа в сидящем почти что по фигуре фраке. Легкой холодной улыбке дозволено было возникнуть на его губах, и на ум сразу пришел фрагмент прочитанного им рассказа... «Через расступавшуюся толпу несли с Палатина юного августиновского аристократа, сочащегося презрением в своих украшенных драгоценностями носилках...»
Восхищенное бормотание достигло ушей Вильяма:
- О, о детка! Ты только погляди на его длиннополый костюм! Вот это богатый парень, детка!
- Этточно! Вот прямо сейчас его карманы набиты двадцатидолларовыми золотыми монетами!
- Ты прав, детка!
Вильям добавил легкой улыбке холодности, чтобы она превратилась в презрительную. Эти несчастные существа с тротуара - что они могли знать о страстях, кипящих под мраморно-белой кожей юного августиновского аристократа! Какое ИМ было дело, что это последняя ночь мисс Пратт и что он собирается танцевать с ней снова и снова, еще раз и опять?
Почти что сурово он оставил позади себя эти убогие жизни и прошел в праздничные врата.
На столбике калитки располагался локоть созерцательного мужчины, средних лет или чуть хуже. Из всех людей, толпившихся в этом ярком пространстве ради удовольствия или ради дела, этим вечером он был самым неважным; просто родитель где-то на заднем плане, оплачивающий счета. Но даже этот забытый старец думал так же, как приближающийся к нему сейчас августинец: мистер Парчер как раз размышлял том, что видит перед собой самую настоящую романтику.
Мистер Парчер считал происходящее романом, потому что молодые люди танцевали на том же месте, где их прадеды снимали скальпы с индейцев. Музыку для них играли потомки, вполне возможно, что Ромула, Мессалины, Бенвенуто Челлини, а за домом ожидали танцоров, чтобы подать им легкие закуски и напитки, бездельничающие и сплетничающие внуки Конго, всего лишь поколение назад оторванные от собственных танцев, в которых случайный путник был и поводом, и угощением. Вот таким, если коротко, был необычный взгляд мистера Парчера на то, что представляло собой романтический элемент вечера.
Но относительно другой темы, занимающей и мистера Парчера, и Вильяма, их взгляды, хотя опять-таки объединенные одной мыслью, отнюдь не были близки по духу. Мыслью этой был неизбежный отъезд мисс Пратт - ни мистер Парчер, ни Вильям не забывали об этом ни на секунду. Неважно, что там еще было на поверхности их внимания, каждый в душе повторял сам себе: «Это последняя ночь - последняя ночь! Мисс Пратт уезжает - уезжает завтра!».
Выражение лица мистера Парчера было умиротворенным. Намного более спокойным, чем долгое предыдущее время. Сказать правду, у него был вид человека, побывавшего в передрягах, но теперь предвкушающего спокойный, восстанавливающий здоровье отдых. Ведь в этом мире полно людей, не уважающих память Понса де Леона, и мистер Парчер тоже примкнул к их числу. Устранение Вильяма с домашних вечеров облегчило его бремя; однако мистер Парчер мог бы прямо и свободно заявить любому серьезному слушателю, что желание снова вернуться в молодость отнюдь не усилилось гостьей, приехавшей к его дочери и сидевшей все лето, красавицы восемнадцати лет, сюсюкающей даже за завтраком и набивающей своими ухажерами весь маленький домик - и даже единственную веранду, - с восьми утра до ночных часов, задолго после того, как их матери (по мнению мистера Пратта) давно должны были послать их отцов развести гостей по домам. На оптимизм мистера Парчера созерцание юношеской любви, от которого было невозможно уклониться, подействовало самым худшим образом: он теперь все время повторял, что его вера в человеческий род почти что испарилась. Более того, его физическая конституция оказалась самым жалким образом нетерпима к ночным квартетам, квинтетам и даже октетам на веранде под окном его спальни, так что он не раз уже говорил жене, что никогда уже снова ему не стать тем человеком, каким он был весной, пока мисс Пратт не приехала в гости к Мэй. И, ссылаясь на беседы, которое он почти без перерыва слышал, сам того не желая, мистер Парчер сказал, что если бы ОН так разговаривал в этом возрасте, то скорее предпочел бы утопиться в первом же попавшемся фонтане; что лучше бы умереть, чем купаться в фонтане Вечной молодости, который искал Понс де Леон.
В общем, это лето стало суровым испытанием; он уже сомневался, что вообще сможет его выдержать. И сейчас, когда оно практически закончилось, наконец-то, он испытывал такое облегчение от отъезда маленькой миленькой подруги его дочери, что даже не жалел денег, выкинутых на завершение этого визита. Более того, чтобы поторопить свою гостью - такая щедрость его охватила - он бы охотно заплатил вдвое и втрое того, что потратил на фонари, цветы, музыку, сендвичи, кофе, салат с курицей, торт, лимонадный пунш и мороженое.
Вот так одну и ту же мысль разделяли Вильям и мистер Парчер, удерживая в глубине и чистоте под всеми другими мыслями. «Мисс Пратт уезжает!» - думали и Вильям, и мистер Парчер. «Мисс ПРАТТ уезжает - завтра!».
У ворот невысказанные слова трагически рвались наружу из головы Вильяма в то самое время, когда они удовлетворенно покидали голову мистера Парчера; поскольку мистер Парчер как раз заметил свою жену и поспешил к ней, когда она устало садилась на ступеньки крыльца.
- Решила немножко отдохнуть? - спросил он. - Ради всего святого! Уже завтра нам полагается хороший ДОЛГИЙ отдых! Если бы могли себе позволить, мы бы отправились в тихий маленький санаторий где-нибудь в холмах и... - Он остановился, и в черты его лица вернулась старая горечь, пока глаза пристально следили за движением величественной молодой фигуры, входящей в ворота.
- Погляди-ка! - прошептал мистер Парчер. - Ты только погляди на него!
- На кого? - спросила жена.
- На этого парня Бакстера! - сказал мистер Парчер, когда Вильям шел к танцующим. - Как ты думаешь, кому он подражает, Генри Ирвингу? Ты посмотри, как он идет!
- Он в последнее время почти всегда так ходит, я уже заметила - сказала миссис Парчер усталым голосом. - Как и Джо Буллит, и...
- Он даже не подошел пожелать тебе доброго вечера, - прервал ее мистер Парчер. - Вот и вспоминай теперь МАНЕРЫ! Эта молодежь...
- Он нас не заметил.
- Ну мы к этому уже привыкли, - произнес мистер Парчер. - Они никого из нас не видят. Они уже дырки протерли в этих плетеных стульях, они обтерли весь дом, я три месяца не могу расположиться где-нибудь внизу, чтобы при этом не усесться на какого-нибудь чертового мальчишку; они даже не знают, живы мы вообще или нет! Ну теперь, слава всевышнему, все кончится - завтра!
Его голос стал более рассудительным:
- Этот парень Бакстеров был хуже всех, пока не стал приходить днем, когда я в городе. Я бы НЕ выдержал, если бы он являлся по вечерам. Если бы я еще раз услышал, как он разговаривает или поет, то мне бы точно понадобился или бальзамировщик, или сумасшедший дом! Я гляжу, что он сегодня снова завладел отцовским фраком.
- Это фрак мистера Бакстера? - спросила миссис Парчер. - Откуда ты знаешь?
Мистер Парчер улыбнулся:
- Откуда я узнал - это секрет. Я и забыл. Его младшая сестра Джейн мне рассказала, что миссис Бакстер его спрятала или что-то такое, и Вилли не мог его больше надевать, но я думаю, Джейн не расстроится, если я расскажу об этом ТЕБЕ. Она мне сказала, что ему разрешили взять сегодня этот фрак. Похоже, он в нем себя чувствует величественнее сиамского короля!
- Нет, - задумчиво возразила миссис Парчер. - Вряд ли, особенно сейчас.
Она пристально смотрела на платформу для танцев, которую покинуло уже большинство танцоров, поскольку музыканты устроили перерыв. В центре платформы осталась только одна группка, состоящая из мисс Пратт и пяти ораторов. Одним из них, самым страстным и жестикулирующим, был Вильям.
- Похоже, они все хотят все время танцевать с ней, - сказала миссис Парчер. - Я слышала, как она сказала одному из мальчиков, полчаса назад, что она может ему предложить только или двадцать восьмой обычный танец или шестнадцатый дополнительный.
- Что? - переспросил мистер Парчер, поворачивая лицо к жене. - Они что, полагают, будто вечеринка продлится до послезавтра?
И затем, когда его глаза вновь вернулись к группе молодежи на платформе:
- Этот парень, похоже, слегка двинулся на почве чувств, - заметил он, имея в виду Вильяма. - Что с ним ТАКОЕ?
- Да ничего, - ответила жена. - Он только пытается договориться с ней о танце. Видно, у него какие-то сложности.
Молодежь и мистер Парчер
Когда спешащий гражданин мира в сидящем почти что по фигуре фраке вышел из калитки и помчался туда, откуда слабо доносились звуки музыки и танцев, до него донесся детский голосок из неизвестного окна позади темного дома:
- ВСЕ-ТАКИ постарайся хорошо провести время, Вилли!
Вильям не ответил; его бег не прервался. Прощальное напутствие Джейн, пусть очевидно и произнесенное с хорошими намерениями, отдавало дурновкусием, а ответ мог заставить ее поверить, будто бы он хоть иногда склонен обсуждать с ней свою личную жизнь. Он удалился быстро, но высокомерно. Луна стояла высоко в небе, однако по улице густо росли деревья и его высокомерие не было заметно человеческому глазу; однако Вильям счел его необходимым.
Дружеские, но неудачные слова Джейн «ВСЕ-ТАКИ» затронули уже мучавшие его сомнения. Он был уверен, что опоздал на вечеринку, - настолько, что будет затруднительно получить подобающее количество танцев со святой девушкой, в честь которой был устроен этот праздник. Слишком многие купались в чувстве ее святости и он не мог в тревожных мыслях найти хоть какую-то зацепку, будто другие отнесутся к нему со снисхождением и уступят свой танец.
Но быстро шагая, он чуть воспрял духом и все-таки ответил Джейн, хотя их разделяли уже сотни ярдов.
- Ага, можешь поставить на это последний доллар! - пробормотал он, не разжимая решительно стиснутых зубов.
Само звучание этих слов усилило твердость решения и заодно его подбодрило. Тревоги отступили, а их место заняло чарующее возбуждение - как только он свернул за угол и музыка с силой ворвалась в уши. Сказочная сцена лежала перед ним, и до нее оставалось всего полквартала.
Не приглашенные, но привлеченные чарами группки лиц, большинство которых составляли негры, уложили плечи на верхний край деревянного забора Парчеров, создавая перед Вильямом серию силуэтов и напоминая толпу, глядящую на пожар. Яркие фигуры скользили за забором, переливались, мерцали над белой платформой, а высоко над их головами молодая луна разбрызгивала вниз слабый свет через листья кленов - туда, где целые ряды розовых шаров парили в синей ночи. Легкий ветерок трепетал под серебряный перезвон арфы, сладкое и дикое щебетание струн скрипки и виолончели - и затихал среди листьев клена, превращаясь в ритмичные жалобы флейты. И все это время от платформы доносились тихие девичьи вскрики и мерные шуршания молодых ног, где колдовская музыка танцев прокладывала себе дорогу, как всегда и везде, большими и маленькими подошвами туфель.
Все лето сердце Вильяма покидало свое место, стоило его глазам только увидеть эти штакетины забора Парчеров, но теперь оно превзошло все предыдущие бунты. Ему пришлось открыть рот и втянуть воздух, настолько сильным был эффект от вина молодости и влюбленности. Там, впереди - где-то в сиянии, от которого замирало дыхание, - танцевала его Королева со всеми окружающими ее Придворными. Королева и ее Двор - так думал Вильям, и ничто менее заоблачное не могло выразить его чувств. Ведь семнадцатилетнему нужно только немного бумажных фонарей, скрипка и симпатичная девушка - и вот уже Версаль готов!
Мгновение было таким прекрасным, что Вильям переходя улицу, замедлил шаг. Его настроение изменилось: душу охватил восторг, хотя он ни на минуту не забывал о трагедии, прячущейся за всеми этими мирскими зрелищами и чарами. Это была последняя ночь визита божества; завтра без нее город останется опустошенным, станет порожней раковиной, валяющейся в пыли. Мисс Пратт уедет - уедет навсегда - уедет на ПОЕЗДЕ! Но сейчас только начало и сейчас он будет танцевать с ней; он будет танцевать с ней снова и снова - он будет танцевать и танцевать как сумасшедший! Он и она, поэтичная, созданная друг для друга пара, будут танцевать все время! Их опьянят огни - огни, цветы и музыка. И пусть цветы могут увять, огни погаснуть, музыка - затихнуть, и придет рассвет - они все равно будут танцевать и танцевать и еще раз танцевать.
Любовь к живописности - своей собственной - заставила его довольно театральным образом пройти мимо группок ничтожных зевак, толпящихся у забора. Некоторые из них повернулись, чтобы уставиться на запоздавшего гостя, но Вильям не замечал ни их приниженности, ни своих собственных манер светского аристократа в сидящем почти что по фигуре фраке. Легкой холодной улыбке дозволено было возникнуть на его губах, и на ум сразу пришел фрагмент прочитанного им рассказа... «Через расступавшуюся толпу несли с Палатина юного августиновского аристократа, сочащегося презрением в своих украшенных драгоценностями носилках...»
Восхищенное бормотание достигло ушей Вильяма:
- О, о детка! Ты только погляди на его длиннополый костюм! Вот это богатый парень, детка!
- Этточно! Вот прямо сейчас его карманы набиты двадцатидолларовыми золотыми монетами!
- Ты прав, детка!
Вильям добавил легкой улыбке холодности, чтобы она превратилась в презрительную. Эти несчастные существа с тротуара - что они могли знать о страстях, кипящих под мраморно-белой кожей юного августиновского аристократа! Какое ИМ было дело, что это последняя ночь мисс Пратт и что он собирается танцевать с ней снова и снова, еще раз и опять?
Почти что сурово он оставил позади себя эти убогие жизни и прошел в праздничные врата.
На столбике калитки располагался локоть созерцательного мужчины, средних лет или чуть хуже. Из всех людей, толпившихся в этом ярком пространстве ради удовольствия или ради дела, этим вечером он был самым неважным; просто родитель где-то на заднем плане, оплачивающий счета. Но даже этот забытый старец думал так же, как приближающийся к нему сейчас августинец: мистер Парчер как раз размышлял том, что видит перед собой самую настоящую романтику.
Мистер Парчер считал происходящее романом, потому что молодые люди танцевали на том же месте, где их прадеды снимали скальпы с индейцев. Музыку для них играли потомки, вполне возможно, что Ромула, Мессалины, Бенвенуто Челлини, а за домом ожидали танцоров, чтобы подать им легкие закуски и напитки, бездельничающие и сплетничающие внуки Конго, всего лишь поколение назад оторванные от собственных танцев, в которых случайный путник был и поводом, и угощением. Вот таким, если коротко, был необычный взгляд мистера Парчера на то, что представляло собой романтический элемент вечера.
Но относительно другой темы, занимающей и мистера Парчера, и Вильяма, их взгляды, хотя опять-таки объединенные одной мыслью, отнюдь не были близки по духу. Мыслью этой был неизбежный отъезд мисс Пратт - ни мистер Парчер, ни Вильям не забывали об этом ни на секунду. Неважно, что там еще было на поверхности их внимания, каждый в душе повторял сам себе: «Это последняя ночь - последняя ночь! Мисс Пратт уезжает - уезжает завтра!».
Выражение лица мистера Парчера было умиротворенным. Намного более спокойным, чем долгое предыдущее время. Сказать правду, у него был вид человека, побывавшего в передрягах, но теперь предвкушающего спокойный, восстанавливающий здоровье отдых. Ведь в этом мире полно людей, не уважающих память Понса де Леона, и мистер Парчер тоже примкнул к их числу. Устранение Вильяма с домашних вечеров облегчило его бремя; однако мистер Парчер мог бы прямо и свободно заявить любому серьезному слушателю, что желание снова вернуться в молодость отнюдь не усилилось гостьей, приехавшей к его дочери и сидевшей все лето, красавицы восемнадцати лет, сюсюкающей даже за завтраком и набивающей своими ухажерами весь маленький домик - и даже единственную веранду, - с восьми утра до ночных часов, задолго после того, как их матери (по мнению мистера Пратта) давно должны были послать их отцов развести гостей по домам. На оптимизм мистера Парчера созерцание юношеской любви, от которого было невозможно уклониться, подействовало самым худшим образом: он теперь все время повторял, что его вера в человеческий род почти что испарилась. Более того, его физическая конституция оказалась самым жалким образом нетерпима к ночным квартетам, квинтетам и даже октетам на веранде под окном его спальни, так что он не раз уже говорил жене, что никогда уже снова ему не стать тем человеком, каким он был весной, пока мисс Пратт не приехала в гости к Мэй. И, ссылаясь на беседы, которое он почти без перерыва слышал, сам того не желая, мистер Парчер сказал, что если бы ОН так разговаривал в этом возрасте, то скорее предпочел бы утопиться в первом же попавшемся фонтане; что лучше бы умереть, чем купаться в фонтане Вечной молодости, который искал Понс де Леон.
В общем, это лето стало суровым испытанием; он уже сомневался, что вообще сможет его выдержать. И сейчас, когда оно практически закончилось, наконец-то, он испытывал такое облегчение от отъезда маленькой миленькой подруги его дочери, что даже не жалел денег, выкинутых на завершение этого визита. Более того, чтобы поторопить свою гостью - такая щедрость его охватила - он бы охотно заплатил вдвое и втрое того, что потратил на фонари, цветы, музыку, сендвичи, кофе, салат с курицей, торт, лимонадный пунш и мороженое.
Вот так одну и ту же мысль разделяли Вильям и мистер Парчер, удерживая в глубине и чистоте под всеми другими мыслями. «Мисс Пратт уезжает!» - думали и Вильям, и мистер Парчер. «Мисс ПРАТТ уезжает - завтра!».
У ворот невысказанные слова трагически рвались наружу из головы Вильяма в то самое время, когда они удовлетворенно покидали голову мистера Парчера; поскольку мистер Парчер как раз заметил свою жену и поспешил к ней, когда она устало садилась на ступеньки крыльца.
- Решила немножко отдохнуть? - спросил он. - Ради всего святого! Уже завтра нам полагается хороший ДОЛГИЙ отдых! Если бы могли себе позволить, мы бы отправились в тихий маленький санаторий где-нибудь в холмах и... - Он остановился, и в черты его лица вернулась старая горечь, пока глаза пристально следили за движением величественной молодой фигуры, входящей в ворота.
- Погляди-ка! - прошептал мистер Парчер. - Ты только погляди на него!
- На кого? - спросила жена.
- На этого парня Бакстера! - сказал мистер Парчер, когда Вильям шел к танцующим. - Как ты думаешь, кому он подражает, Генри Ирвингу? Ты посмотри, как он идет!
- Он в последнее время почти всегда так ходит, я уже заметила - сказала миссис Парчер усталым голосом. - Как и Джо Буллит, и...
- Он даже не подошел пожелать тебе доброго вечера, - прервал ее мистер Парчер. - Вот и вспоминай теперь МАНЕРЫ! Эта молодежь...
- Он нас не заметил.
- Ну мы к этому уже привыкли, - произнес мистер Парчер. - Они никого из нас не видят. Они уже дырки протерли в этих плетеных стульях, они обтерли весь дом, я три месяца не могу расположиться где-нибудь внизу, чтобы при этом не усесться на какого-нибудь чертового мальчишку; они даже не знают, живы мы вообще или нет! Ну теперь, слава всевышнему, все кончится - завтра!
Его голос стал более рассудительным:
- Этот парень Бакстеров был хуже всех, пока не стал приходить днем, когда я в городе. Я бы НЕ выдержал, если бы он являлся по вечерам. Если бы я еще раз услышал, как он разговаривает или поет, то мне бы точно понадобился или бальзамировщик, или сумасшедший дом! Я гляжу, что он сегодня снова завладел отцовским фраком.
- Это фрак мистера Бакстера? - спросила миссис Парчер. - Откуда ты знаешь?
Мистер Парчер улыбнулся:
- Откуда я узнал - это секрет. Я и забыл. Его младшая сестра Джейн мне рассказала, что миссис Бакстер его спрятала или что-то такое, и Вилли не мог его больше надевать, но я думаю, Джейн не расстроится, если я расскажу об этом ТЕБЕ. Она мне сказала, что ему разрешили взять сегодня этот фрак. Похоже, он в нем себя чувствует величественнее сиамского короля!
- Нет, - задумчиво возразила миссис Парчер. - Вряд ли, особенно сейчас.
Она пристально смотрела на платформу для танцев, которую покинуло уже большинство танцоров, поскольку музыканты устроили перерыв. В центре платформы осталась только одна группка, состоящая из мисс Пратт и пяти ораторов. Одним из них, самым страстным и жестикулирующим, был Вильям.
- Похоже, они все хотят все время танцевать с ней, - сказала миссис Парчер. - Я слышала, как она сказала одному из мальчиков, полчаса назад, что она может ему предложить только или двадцать восьмой обычный танец или шестнадцатый дополнительный.
- Что? - переспросил мистер Парчер, поворачивая лицо к жене. - Они что, полагают, будто вечеринка продлится до послезавтра?
И затем, когда его глаза вновь вернулись к группе молодежи на платформе:
- Этот парень, похоже, слегка двинулся на почве чувств, - заметил он, имея в виду Вильяма. - Что с ним ТАКОЕ?
- Да ничего, - ответила жена. - Он только пытается договориться с ней о танце. Видно, у него какие-то сложности.