20 ноября 2019
Не надо, говорят мне многие, откликаться и огрызаться на тех, кто заведомо недобросовестно на тебя нападает. Особенно на коллег, которые пытаются сделать вид, что против твоих скандальных высказываний они ничего не имеют, ведь это - пустое, но вот сам ты, оказывается, человечишко вороватый и мелкий.
Так, востоковед Владимир Емельянов заподозрил меня в подмене докторской степени: зачем, спрашивает Емельянов, ты зовешься доктором филологических наук вместо положенного тебе доктора культурологии? И даже когда этому ученому мужу прислали скан диплома, он не счел нужным ни извиниться, ни хотя бы проапдейтить свою инсинуацию: ну «не ндравится» ему моя личность, и что-то не можется ему, и не верится, и обидно отчего-то. Больше для господина Емельянова я ничего сделать не могу, но и оставить такое обвинение висящим в воздухе тоже ведь нельзя было.
За последние 17 лет я несколько раз менял место работы и ездил на гостевые профессуры, сдавая многочисленные справки из МВД, психдиспансера, вендиспансера и откуда-то еще. И во всех университетах, российских и заграничных, где обычно проверяют документы на подлинность, вопросов не возникало.
Почему же такой вопрос возник у коллеги, с которым я даже лично не знаком?
Не знаю. Есть тут что-то иррациональное. А я человек сугубо рациональный. И агностик в придачу. Главный недостаток агностика: как только в каком-то деле появляется мутная вода, например, личной неприязни, агностик - из брезгливости и нежелания проваливаться в теорию заговора - просто отходит в сторону. Так и здесь: мне довольно было показать имеющиеся у меня документы. И если он решил - из своих таинственных соображений - не удовольствоваться ни этими реквизитами, ни свидетельствами очевидцев, значит, скорей всего, там у него что-то глубоко личное, какая-то, может быть, травма. А я ведь не психиатр и даже не психолог.
И если человек захотел по какой-то причине примкнуть к враждебно настроенным против меня людям, то это - его выбор.
Есть особая категория недругов, старательно делающих вид, что рассуждают они исключительно в интересах науки.
Один такой случай особенно примечателен.
Молодой человек, лингвист Алексей Касьян, давно по какой-то причине меня невзлюбивший, решил взобраться на котурны строгой лингвистической науки и показать миру всю беспомощность моих лингвистических представлений. Он написал две тысячи слов и дал своему труду серьезное название: «Разбор этимологического лингвистического материала из публикаций Гасана Гусейнова, д.ф.н., ординарного профессора ВШЭ, члена Ученого совета ВШЭ».
Сразу укажу, впрочем, на две мелкие неточности. Первая: я давно уже не член УС ВШЭ. Вторая: «этимологический лингвистический материал» А. Касьян почерпнул из одной-единственной публикации - моей колонки из серии «Слова…» на RFI. Да и само по себе удивительное дело - несколько строчек из короткого эссе удостоены академического разбора!
Алексей Касьян: «Прежде всего скажу, что я никогда не придаю значения отдельным ошибкам и небольшим фактическим неточностям у коллег и считаю неправильным строить свою критику на изолированных ляпах вроде стрелок осциллографа. Досношаться до мышей (говоря по-клоачному) - это неправильная тактика. Правильная критика должна затрагивать системные проблемы».
«Однако, помимо теоретических выкладок, интервью и подкасты Гусейнова содержат немало фактического языкового материала, в том числе этимологического. И беглый взгляд показывает, что ошибки в этимологическом анализе у Гусейнова - это не отдельные ляпы, увы, они носят систематический характер.
Может даже сложиться впечатление, что Гусейнов считает, что этимология - это просто сопоставление слов по созвучию. Получается, не надо заглядывать в этимологические и исторические словари, чтобы объяснять происхождение слов. Не надо владеть теорией языковых контактов и типологией семантических переходов. Достаточно помнить какую-то обрывочную информацию со студенческой скамьи или же некритически прочитать и запомнить чье-то мнение, но главное - иметь богатую фантазию и бойкий язык.
Как лингвист-компаративист я считаю нужным критически разобрать этимологический материал хотя бы из одного свежего материала Гусейнова. Пусть это будет подкаст «Ну, нашел ты петушиное слово, так молчи!» 10.11.2019».
С огромным интересом начал я читать этот разбор. Во-первых, я, хоть и получил хорошее филологическое образование, все же настоящим этимологом не являюсь, и критику люблю. В колонке, посвященной преимущественно современному языку, я обычно ссылаюсь лишь на те сведения, которые кажутся мне либо общепринятыми, либо, если они совсем новы, достаточно правдоподобными и убедительными. Но век живи - век учись. Тем более - у молодого ученого.
И вот этот ученый цитирует мои слова:
>>>>> Например, русский язык изготовил «малахольного» из греческого меланхолика, или «ерника» из греческой иронии, или «прохвоста» из немецкого профоса<<<<<<<<.
Алексей Касьян:
«Для русского языка имеется этимологический словарь Макса Фасмера, это высококачественный и нисколько не устаревший источник. Он вывешен в сети. Кроме того есть этимологические словари Черных (2 т.) и Аникина (дошел до Д-), они тоже доступны в сети».
«Про ПРОХВОСТ - правильно, это армейская переделка нем. Profoß ‘профос’».
Но меня-то интересуют «систематические ошибки». Где же они?
Алексей Касьян: «Про МАЛАХОЛЬНЫЙ < МЕЛАНХОЛИЯ - гипотеза заслуживающая обсуждения (она бродит по сети), но ее нельзя принять как достаточно вероятную (и тем более как однозначно правильную). Идеального объяснения для МАЛАХОЛЬНЫЙ нет, но распространение этого слова и его производных по восточнославянским языкам (оно широко представлено в русских диалектах, а также в укр. и белорус.) явно говорит против недавней переделки иноязычной формы. Славист Куркина предполагает этимологическую связь с южнославянскими формами: сербохорв. mlahav ‘слабый’ и под. (это сталкивается с некоторыми фонетическими и морфологическими сложностями, но в целом приемлемо)».
И снова не объясняет гневный Алексей Касьян, где же тут «систематическая ошибка». Кроме «предположения слависта Куркиной», нет для слова «малахольный» другой, более приемлемой, версии, чем та, которой воспользовался я.
Нет этого слова ни у Фасмера, ни у Преображенского. Зато есть, например, цветаевский «малохольный авдиот». Слово «авдиот» мало похоже на слово «идиот». Любой ученый этимолог а ля Касьян тут же подымет указательный палец: «Слово «авдиот» совершенно невозможно». Тем не менее, оно есть, и «малахольный идиот» - просторечная переделка, точно такая же, какую мы знаем в других случаях позднего переиначивания греческих слов на русский лад (от «афони» и «офени» до «исполать» и недавно мною же найденной «околесицы» из греческой «ἀκολουθία» - «непонятная молитва», «абракадабра»).
Еще раз послушаем, однако, моего хулителя: «Гипотеза, заслуживающая обсуждения, но ее нельзя принять как достаточно вероятную».
Итак, Алексей Касьян, не предлагая никакой другой этимологии, вынужден согласиться с правильностью «прохвоста», а вот в праве придерживаться этимологии слова «малахольный» от греческого «меланхолика» мне отказывает на том только основании, что сам Касьян никакой альтернативы предложить не может, и другие этимологи молчат.
Третьим в этом списке оказывается «ерник» (действительно, есть такое слово, но означает оно растение, никакого отношения к значению, например, глагола «ерничать» не имеющее).
Алексей Касьян: «Про ЁРНИК / ИРОНИЯ - нет, не так. ЁРНИК - исконно русское слово, поскольку имеются архаичные слова ЁР и ЁРА с тем же значением «озорник, задира» (словообразовательная цепочка ёра -> ёрный -> ёрник, как, например, страна -> странный -> странник), см. у Фасмера. Далее не очень ясно (скорее всего к корню ОР в РАЗ-ОР-ИТЬ с морфологическим чередованием огласовки О/Е), но точно не к ИРОНИЯ (кстати ИРОНИЯ в русском не напрямую из греческого, а через посредство европейских языков)».
Почему же не рассуждать дальше? Глагол «ерничать» имеет значение, более близкое греческому слову «иронизировать» = «обманывать», «прикидываться» и т.д. Если к «профосу», в порядке народно-этимологической гиперкоррекции, был приделан разговорный «хвост», то «ерник» и «ерничать» вполне закономерно забрали себе кое-что из ореола «ироника». Случаев смещения значения по созвучию с последующим созданием нового слова, созданного против правил, хватает (например, «одинарный» из «ординарный»). Но ведь большой ясности с происхождением слова «ерник» нет и у Фасмера. Вполне вероятно, что оно приобрело свое обиходное значение (не столько «задира», сколько «вышучивающий кого-либо» или «выкручивающийся в неудобном положении человек») как раз при встрече с «иронией». Как это было и с другими словами, которые принято относить к так называемому жаргону семинаристов: учившие греческий язык для богослужебных нужд попутно обогатили русский язык «ересью» и «ахинеей», «ермолафией» и «катавасией». Часть этих слов имеется в словарях, часть пока нет.
Пропускаем золотаря, о котором, как и обещал, сообщу в свое время, и пойдем дальше.
Мой фрагмент:
>>>>> Французы, например, свою «речь» взяли у греков.<<<<<<<
Касьян: «Гусейнов прав только в сугубо формальном смысле, фран. PAROLE ‘речь; слово’ действительно в конечном итоге восходит к древнегреческому заимствованию. Но поскольку Гусейнов иллюстрирует этим примером свой совершенно ошибочный тезис, что обычно в языке слова для основных концептов заимствуются у соседей («Все самое важное во всех языках не свое, а заемное»), то пример показывает, что Гусейнов имеет слабое представление, как работает механизм лексических заимствований и как протекает бытование слова в языке».
Что означают слова «прав только в сугубо формальном смысле»? В каком же смысле я не прав? Ага, Касьяну не нравится мой тезис, правда, перевранный им: я не говорю, что все самое важное во всех языках заимствуется у соседей, я утверждаю, что оно не свое, а заемное. Чтобы не ходить слишком далеко, главное слово для счета - «цифра» - взято у арабов, это «сыфр» = «нуль». Из этого же источника, но через другое посредничество, получен и наш «шифр». Но Алексей Касьян зачем-то разъясняет мне мои же слова в длинном пассаже, не понимая при этом мою мысль, искажая ее в пересказе, и все это для того, чтобы убедить своих читателей или заказчиков, что сказанное мной было правильно «только в сугубо формальном смысле». В чем состоит его, Алексея Касьяна, и «содержательно правильное знание», он не говорит.
Алексею Касьяну не нравится мой тезис о заимствовании самого главного из других языков, о самом механизме заимствований (не только лексических) как принципе развития языков, их, если угодно, взаимного оплодотворения.
Прием, показанный здесь Алексеем Касьяном, чрезвычайно распространен в риторике, особенно в марциальной риторике: собеседник сначала присваивает себе слова и мысль оппонента, немного подправляет их и на основании этого присвоения заявляет, что тот ничего не понял, а правильно надо было сказать так-то и так-то.
Отрицать происхождение французского слова «речь» из греческого παραβολή Алексей Касьян не может. Что же он делает, чтобы не приплюсовывать его к вышеупомянутому «прохвосту»? Он оглупляет своего оппонента, заявляя, что тот сам не понимает, что говорит, ведь значение слова «речь» возникает как результат «нормальной семантической эволюции внутри французского языка». «Ввиду этого некорректно рассматривать PAROLE в значении «речь» как иноязычное заимствование».
Что же, ученый муж Алексей Касьян предлагает нам в этом месте забыть и о Фасмере, и о других этимологических словарях как бумажном мусоре? Ведь получается так:
- Французское слово parole восходит к греческому слову παραβολή?
- Да.
- И что это значит?
- Это ничего не значит.
Отличная лингвистика.
Но идем дальше. Касьян берется за два других, действительно, трудных древнегреческих слова - «миф» и «трагедия». В моем высказывании - две строки.
__________________
>>>>> Греки [...] «трагедию» позаимствовали у хеттов, а «миф» - у египтян, потом уже раздарив эти слова младшим европейским языкам.<<<<<<<
О негреческом происхождении обоих этих слов существует большая литература. Действительно, имеется несколько версий происхождения этих слов из других языков. И А. К. сам подтверждает это, но это подтверждение предваряет словами:
«Это все-таки не так».
Глубоко проникая в мои слова о негреческом происхождении слова «миф», Касьян приводит целый список этимологических словарей, разделив их на более и менее авторитетные, затем мимоходом признает, что в египетском языке есть-таки слово mtw ‘слово; речь’, что имеется и «русскоязычная книга советского антиковеда П.В. Ернштедта «Египетские заимствования в греческом языке» (1953), в которой предлагалось, что др.-греч. μῦθος пришло из позднего древнеегипетского».
А потом произносит свой вердикт: «Но это слабая гипотеза, она не были принята ни авторами греческих этимологических словарей, ни египтологами (см., напр., егип. этимологический словарь Такача, том M: 781). Слабость ее в том, что бесспорных египтизмов в древнегреческом считанные единицы и они являются экзотизмами, т.е. обозначают концепты, незнакомые грекам (вроде египетской военной титулатуры или египетской флоры/фауны). Но не имеет объяснения, почему греки должны были бы вдруг заимствовать у египтян такой базовый концепт, как ‘речь’».
Касьян, может быть, и лингвист, но ведь он всего одной страницей выше так ярко живописал судьбу греческого слова παραβολή, давшего жизнь французскому слову parole. Почему же этот ученый муж не задал свой вопрос раньше? «Не имеет объяснения, почему греки должны были бы вдруг заимствовать у египтян такой базовый концепт, как ‘речь’».
Как же это великолепно! Алексей Касьян сам не замечает, что на его вопрос отвечает как раз моя гипотеза заимствования базовых концептов из других языков (не обязательно соседних). В значительной степени именно это обстоятельство и затрудняет работу таких ученых, как вы, которые, когда им это надо, требуют листать этимологические словари, а когда это почему-либо не надо, с легким сердцем забывают о словарях. И, когда им это удобно, начинают нести околесицу о «вероятностно обусловленных случайных совпадениях».
Моему, опирающемуся, в т.ч., и на рассуждения П. Ернштедта, утверждению о возможном египетском происхождении греческого слова «миф», противопоставляется суждение человека, поистине совсем ничего не понимающего в языке: «Не имеет объяснения, почему греки должны были бы вдруг заимствовать у египтян такой базовый концепт, как ‘речь’».
Не имеет объяснения, почему французы должны были бы вдруг заимствовать у греков такой базовый концепт, как ‘речь’.
Не имеет объяснения, почему болгары и русские должны были бы вдруг заимствовать алфавит у греков, а поляки бы не стали.
Не имеет объяснения, почему греки должны были бы вдруг заимствовать алфавит у финикийцев.
Не имеет объяснения, почему Алексей Касьян должен был бы вдруг, объясняя мою этимологическую безграмотность, брать мои же примеры, подтверждать их, а потом заявлять, что я их либо неправильно понял, либо взял из менее достоверных источников, чем хотелось бы самому Касьяну.
Алексей Касьян: «Несколько сложнее с др.-греч. τραγῳδός ‘трагический актер’ (откуда далее производное ‘трагедия’). Эта основа не может быть оторвана от τράγος ‘козел’, т.е. τραγῳδός как победитель актерского состязания, получающий козла, или же актер, поющий, как сатир (в козлиной маске), и т.п., см. обзор мнений в специальной статье Семереньи (Hermes 103/3, 1975). Хотя такие «козлиные» трактовки имеют этнографическое обоснование, однако у нас нет удовлетворительного морфологического объяснения, как τραγῳδός могло бы быть произведено от τράγος. Это заставляет подозревать, что τραγῳδός на самом деле иноязычное заимствование, которое позже по народной этимологии было связано греками с козлом. Если так, то источником τραγῳδός, скорее всего, является тот самый догреческий субстрат. При этом действительно Семереньи в указанной статье выдвинул и частично обосновал идею, что τραγῳδός ‘трагический актер’ - это заимствование из хеттского tarkuw-ant- (возможно произносилось как targʷ-and-) ‘танцующий’ - регулярное причастие от tarku- ‘танцевать’. Фонетически небезупречно, но в принципе греч. τραγῳδός можно вывести из хет. targʷ-and-, если принять народную этимологию с козлом и фонетическую аналогию с некоторыми другими формами».
Опустим многословное рассуждение, совершенно заматывающее простой смысл моего высказывания, и подойдем к финальной формуле Алексея Касьяна.
«В целом, идея Семереньи о хеттском происхождении слова τραγῳδός заслуживает обсуждения, но ее нельзя признать слишком уж вероятной и тем более бесспорной (Шантрен эту этимологию не принимает, а Бекес даже не упоминает). Так что утверждение Гусейнова ошибочно».
Еще раз, для ясности.
1) «В целом, идея Семереньи (на которого я, кстати, ссылаюсь в ответе на вопрос коллеги к моей колонке - Г.Г.) о хеттском происхождении слова τραγῳδός заслуживает обсуждения».
2) «…Но ее нельзя признать слишком уж вероятной и тем более бесспорной (Шантрен эту этимологию не принимает…» Никак нет, не принимает. Шантрен умер, не успев прочитав статьи Семереньи.
3) «Так что утверждение Гусейнова ошибочно».
По-моему, вывод из этой логической цепочки совсем другой. И это другое - гвоздь в башмаке господина Касьяна, которому непременно хотелось на примере этимологических материалов, содержащихся в моей колонке (не в научной статье!), показать, что я ничего не смыслю в этимологии и вообще в языке.
Алексей Касьян: «Подытоживая. Из всех этимологий и исторических экскурсов в историю слов, озвученных Гусейновым в его подкасте, безусловно правильным оказался только один сюжет (ПРОХВОСТ из нем. Profoß ‘профос’). Всё остальное колеблется от спорных идей в соответствии с поговоркой «Слышал звон, да не знает, где он» до явных фантазий».
А как же PAROLE? А как же МИФ? А как же ТРАГЕДИЯ? А как же МАЛАХОЛЬНЫЙ АВДИОТ?
Какие мелочи, когда цель близка!
Алексей Касьян: «Напомню, что д.ф.н. Гусейнов - высоко титулованный сотрудник филологического департамента ВШЭ, ординарный профессор и вообще член Ученого совета ВШЭ (в составе которого ожидаешь увидеть выдающихся ученых). [UPD. Вопреки официально распространяемым сведениям, Гусейнов на самом деле доктор культурологии, а не филологических наук] [UPD-2. Гусейнов продемонстрировал диплом доктора филологич. наук, но далее пояснил двусмысленно. То ли в ВАК допустили техническую ошибку, вписали в диплом не ту специальность, а Гусейнов менять диплом не стал, т.к. быть д.ф.н. почетнее. Вроде так следует из недомолвок Гусейнова. То ли в ВАК решили переквалифицировать его уже защищенную диссертацию по культурологии на другую специальность. Я не знаю, возможно ли это юридически, - надо изучать предыдущую версию "Положения о присуждении...", но на практике это уникальный случай, который был бы возможен только при очень дружественном составе ВАК. Обычно даже несоответствие шифра внутри одной специальности - повод отправить соискателя на повторную защиту, а тут изменение самой специальности.]
Это заставляет задуматься, что случается в областях науки со слабой доказательностью (филология, философия и пр.) и при распавшемся институте научной репутации (как в нынешней России). Филолог X с придыханием пишет в соцсетях, каким выдающимся филологом является Y, и это же льет в уши начальству. Филолог Y так же поступает по отношению к X и Z, а Z - по отношению к X и Y. При грамотно организованной сетке взаимного опыления из мухи можно надуть слона, а из медийных фигур сделать прославленных филологов и лингвистов. После чего Кузьминов, встречая Мау, будет тому торжествующе говорить, что вот, мол, только что купил для Вышки очередную пачку филологических светил, не то что у вас в РАНХиГС...»
В заботу Алексея Касьяна о борьбе с медийными фигурами за репутацию филологической науки можно было бы поверить, если бы не предложенный мошеннический разбор моего короткого текста.
Как и в случае с В. Емельяновым, дело кончается инсинуациями о «более почетной» ученой степени доктора филологических наук, которую я, по мнению Касьяна, стяжал вместо «менее почетной» степени доктора культурологии.
Могу только догадываться, почему Алексею Касьяну не нравится то, что я говорю и пишу. Вопрос, однако, зачем он приложил такие усилия к диффамации моей скромной персоны именно в данный момент.
Зачем Алексею Касьяну нужно было выставлять себя эдаким прохвостом? Раз уж он от всех моих, им же одобренных, этимологий оставил именно его, то пусть носит, мне не жалко. Но все-таки - зачем?
Входил ли в его замысел результат - полное совпадение в параллелограмме сил его и В. Емельянова теоретических кулачков и несколько более тяжелых и грубых инструментов, которыми мне угрожают люди и более практического склада?
«Вдарь, Алешенька, вдарь, а мы покуда чернявого придержим!»
Когда еще такой случай представится? А тут можно и невинность соблюсти (постоять на страже лингвистической науки), и капитал приобрести (под шумок разрушить репутацию такому неприятному и, главное, такому чужому человеку, расчистив путь, может быть, кому-нибудь приятному и близкому).
Как во всяком тексте, автор которого старательно прячет свои подлинные намерения, в анализе Касьяна содержатся замечательные проговорки. Одна - с богатым историческим шлейфом.
Лингвистика, как, впрочем, и все прочие науки, дело международное. Вот и в РФ публикации на английском языке ценятся выше, чем публикации на русском: за публикации на русском (да и на других языках) в Москве надбавок не дают, а за публикации на английском надбавки причитаются. Это до некоторой степени комически совпадает и с моей базовой концепцией культурной гетерогении: ключевые для развития культуры понятия приходят извне и дают жизнь новому в переработанном и переосмысленном виде. Сейчас эти ключевые понятия приходят в основном из Америки и Европы.
Но иногда эта ориентация на Запад приобретает странную и даже парадоксальную форму. Говоря о книге П.В. Ернштедта, Касьян, чтобы подчеркнуть глубину моего падения, называет его опубликованное в 1953 году исследование египетских заимствований в греческом языке «русскоязычной книгой советского антиковеда». Совсем не так этот патриот пишет о Шантрене или о Семереньи. Между тем, в ранние советские годы Ернштедт, выпускник Петербургского университета 1913 года, публиковался по-французски и по-немецки, и только после долгого перерыва, в начале 1960-х, и его «русскоязычная советская» работа о египетских заимствованиях в греческом языке вышла и по-немецки, правда, в бывшей ГДР. Правда, до возведения Стены. Насмерть запуганные патриотичной сталинщиной советские ученые, особенно такого сомнительного происхождения, как Ернштедт (он был потомком выходцев из Швеции), всю свою взрослую советскую жизнь и думать боялись о публикации в других странах на других языках. Сомневаюсь, что мой хулитель знает о страшной судьбе старшей сестры П. Ернштедта - Елены («русскоязычной советской» ученой, если пользоваться терминологией Касьяна). Но наступила оттепель, и перед смертью осмелели даже некоторые ернштедты.
Зачем я это пишу? Ведь всего этого Касьян не знает. И даже, возможно, не понимает, в какой парадигме действует, публикуя свое лжесвидетельство о моей работе. Но это должны знать его читатели. Как и те, кто до сих пор имел с Алексеем Касьяном дело - как с лингвистом и как с человеком.
Источник