ПЕРВОЕ ЗАЧЁТНОЕ ИСПЫТАНИЕ КОМПЛЕКСА ПОРАЖЕНИЯ ОРБИТАЛЬНЫХ ОБЪЕКТОВ
26 июля 📖 страницы новой книги http://testpilot.ru/a3/izd/ 📚
Всем бортам, идущим через Среднюю Азию во многие страны южнее бывшего СССР, приходится очень часто пролетать над ссыхающимися посреди среднеазиатских пустынь разнокалиберными лужами… жалкими остатками того, что когда-то называлось целым морем - Аральским. Здесь проходят наиболее оживлённые международные авиатрассы, ведущие с севера и к среднеазиатским аэропортам, и на вход в воздушное пространство Афганистана и Пакистана - через которое тянутся гражданские коридоры из центральной России в почти все юго-азиатские страны.
Пролетая в этом месте и солнечными днями, и тёмными ночами - сам всегда ностальгически смотрю на восток, за горизонт: там в районе траверза точки VOR “NKZ” (Новоказалинск) находится космодром Байконур, ещё восточнее которого, вплоть до озера Балхаш, растянулась почти тысячекилометровая безжизненная пустыня, именуемая по древне-казахски «Бетпак Дала»… Голодная Степь. Теперь нередко в полёте над этим участком длительную тяжесть наших рейсов скрашивает мой рассказ в экипаже каждому новому пилоту-напарнику про одну из своих самых значимых в жизни испытательных работ. А тогда-а…
Про ту тему «Контакт» нам не то, чтобы открыто рассказывать… но и намекать о ней иным слушателям, даже коллегам за рамками жёстко ограниченного круга допущенных - было строжайше запрещено более двух десятилетий. Аэродром Сарышаган на берегу уникального пресно-солёного озера Балхаш нельзя было открыто вслух даже называть именем собственным - раз в неделю туда спец.рейсом «Камбала» внуковского Ту-154 могли прилетать под строгим режимным контролем исключительно служебные пассажиры: в командировку, служивые тамошних воинских частей и местные жители с регистрацией в военном городке.
Впервые столь суровое таинственное табу оказалось приспущенным вслух аж только в 2011 году лично Первым лицом Государства, руководившим в те годы Советским Союзом - Михаилом Сергеевичем Горбачёвым. Я своими ушами с изумлением услышал и собственными глазами увидел, как он в полуночном теле-выпуске авторской программы «Познер» сам рассказал то, что доселе носило наивысший гриф секретности. Впрочем, как выяснилось позже - и тогда-то изначально не для всех!
Горбачёв в открытом телеэфире в 2011 году очно прямым текстом совершенно правдиво, без малейших искажений рассказал безграничной телеаудитории про самую первую американскую программу «Звёздных войн», провозглашенную в 1980-х годах прошлого тысячелетия президентом США Рональдом Рейганом, и предусматривавшую широкомасштабные выведения на околоземную орбиту ударных комплексов целеуказания и космического вооружения - так называемую программу СОИ «Стратегическая оборонная инициатива». На начальный этап программы СОИ американский конгресс тогда уже одобрил-было финансирование в размере более десяти миллиардов долларов.
Будучи де-факто Главой Советского государства (за шесть с половиной лет его правления СССР де-юре наименование таковой должности поменялось четырежды), М.С. Горбачёв продекларировал, что Советский Союз затратит мизерные единицы процентов от объёма американского финансирования, но при этом создаст полностью нейтрализующий программу СОИ «ассиметричный ответ» - техническую возможность уничтожения любого орбитального космического аппарата (КА)… А ведь это оказалось правдой - тогда ни он, ни мы вовсе не сфальшивили!
Позже в 2011 году, следом за телевыступлением М.С. Горбачёва, сама микояновская фирма открыто разместила в свободном интернет-доступе краткую аннотацию о тех работах и некоторые фото (каждый желающий может найти их нынче в любом i-net-поисковике по ключевому названию т.н. «МиГ-31Д») - ну-у… а мне наконец-то стало возможным об этом рассказывать самому!
Сугубо условно говоря, на базе МиГ-31 в ОКБ Микояна были созданы опытные самолёты-носители - т.н. «изд. 07». Но от серийного МиГ-31 они отличались всем: и двигателями с повышенными сверхзвуковыми характеристиками, и системой управления (уже отнюдь не примитивно-механической, а «СУУ»), и навигационным комплексом, и уж тем более совершенно иной кабиной… Но главное - своей аэродинамической конфигурацией, весьма специфичным внешним видом.
Их видимый облик (прежде всего - развитые наплывы на крыльевых консолях и огро-омные «лопухи» на их законцовках) сразу выдавал профессионалу у этой конструкции необходимость радикального повышения запасов путевой устойчивости на больших сверхзвуковых скоростях - и это-то аж при паре и без того здоровенных МиГ-31-х килей. Такие аэродинамические формы для острого взгляда профи - однозначно свидетельствовали, что сей опытный аэроплан долженствует устойчиво доволочь на внешней подвеске нечто небывало крупногабаритное до области предельно-достижимого суперсоника, ближе к трём скоростям звука… Потому даже наружный вид этих машин изначально строго скрывался настолько, что и по испытательному аэродрому их таскали на буксире лишь под маскировочными сетками, а внутри режимной территории тщательно укрывали в отдельно охраняемом ангаре.
Вся первоначальная программа практических лётных исследований устойчивости-управляемости этих машин, прочности, лётно-технических характеристик (ЛТХ) и пр… из соображений особой секретности проводилась на испытательной базе в Жуковском только по ночам и была предельно минимизирована (испытания самой высокой категории сложности выполнялись при никаких даже сумерках - лишь по темнейшему времени суток!) - после чего эти опытные самолёты скорейшим образом перегоняли на Балхаш. Там, на совершенно секретном и максимально защищённом по советским меркам аэродроме Сарышаган, автору сиих строк доводилось напряжённо работать долгими месяцами регулярно на протяжении трёх лет.
Иногда, бывало, выполняли по 2-3 испытательных полёта подряд, но чаще по много дней бесполётья сидели в ангарных лабораториях и на стендах - анализировали записи предыдущих испытаний, отрабатывали на земле разнообразные варианты методик, по много-много часов вели жаркие дискуссии и со своими «ка-бэ-шниками», и со смежниками: как рациональнее строить профиль разгона, использовать бортовой прицельно-навигационный комплекс, как совершенствовать алгоритмы и по ним корректировать программные прошивки, как рациональнее и точнее выходить на сверхзвуковую траекторию директрисы пуска и мн.,мн.др…
Работа была поистине захватывающей, все участвовали с неискоренимым энтузиазмом, а разные бытовые пустяки - навроде сумасшедших секретно-режимных ограничений, жары под сорок-пятьдесят градусов, промокавших насквозь от едкого пота наших «зелёных шкур» ВКК-6М (высотно-компенсирующих костюмов), периодических песчаных бурь, долгих отлучек от семей и т.д. - воспринимались лишь как мелкие досадные раздражители… на которые, право, не стоило обращать особого внимания.
А ещё при той работе нашим слётанным боевым экипажем магически вершилось и особое творческое чудо!
Мы вдвоём со штурманом-испытателем Леонидом Степановичем Поповым, посвятившим себя всего данной теме, были готовы неограниченно долго просиживать в условиях пустынного зноя и песчаной пыли «за семью заборами» в ожидании очередного испытания не только лишь из-за искренней увлечённости стратегической сверхзадачей (и уж тем более не из-за наград и испытательских зарплат). Наше поведение пристальному наблюдателю при сторонней слежке за нами-двоими (слава Богу: при тамошней охране это было б практически невозможно;) - могло бы показаться чем-то экстраординарным и/или даже подозрительным…
По окончании каждого рабочего дня, проехав с особо охраняемой служебной территории чрез бессчётные КПП в свои номера «генеральской» гостиницы закрытого военного городка, мы вовсе не услаждали собственный отдых известными т.с. «народными» методами - за все годы работы в Сарышагане с трудом припомнил бы может пару-тройку раз, чтобы в выходные выпили б немного алкоголя. На досуге обычно - регулярный виндсерфинг по пресно-солёным водам озера Балхаш, совсем немного пляжной расслабухи под нещадно палящим среднеазиатским солнцем и-и… полная тишь, вдохновенная многочасовая отрешённость в своих комнатах (в том числе и «по секрету» друг от друга), лишь с шуршанием бумажных листиков-тетрадок - и так изо дня в день! Подозрительно…
Открылось же всё разом много лет спустя… Совершенно не сговариваясь и не информируя друг друга, одновременно, день-в-день в одном и том же издательстве, одинаковым тиражом вышли результаты тех творческих уединений - наши самые первые книги: его «Страстная неделя» и мой «Аэроузел», получившие за последовавшие с тех пор более четверти века вполне достойное признание широкого круга читателей.
А тогда, в конце 80-х - начале 90-х г.г. прошлого века, мы всё же ещё и летали по той испытательной теме наивысшей категории значимости и секретности. Сложность тех полётов была во всём: прежде всего и в неизведанности, и в чисто физиологических проблемах переносимости по жаре в тяжком высотном снаряжении долгих предполётных процедур, и в управлении супер-передовым по тем временам навигационно-боевым борт.комплексом, и в поведении сорокатонного летательного аппарата с шеститонной ракетой на подфюзеляжной подвеске при предельных сверхзвуковых скоростях, а главное - в строжайшей необходимости гарантированного обеспечения на боевом режиме беспрецедентной точности движения по траектории.
Натужно пыхтя-ревя невыключаемыми после взлёта-разворота по жаре полными форсажами и, не прибирая их, «пропаровозив» разгонную прямую под три сотни километров, мы должны были с предельного Маха в расчётной точке выскочить горкой из стратосферы вверх на боевую директрису с допусками по точности, нормируемыми по боку лишь считанными десятками метров (!), задирая нос в точку пуска по космическому аппарату (КА) со скоростей под три звуковых до высот за 25 километров…
Летали непросто, месяцами, из года в год. Каждый шаг вперёд требовал неистовых усилий по анализу-исправлению ошибок, совершенствованию управления и алгоритмов - на каждом этапе приходилось с самого начала опять проходить весь исследовательский путь…
… а Горбачёв-то в итоге не соврал - мы «не облажались» и это сделали !
26 июля 1991 года экипаж ОКБ «МиГ» в составе лётчика-испытателя Александра Гарнаева и штурмана-испытателя Леонида Попова выполнил первую отечественную (к моменту написания - доселе единственную) успешную боевую работу по орбитальному объекту с самолёта-носителя: опытный «изд. 07-2» с подвеской штатной ракеты «79М6», с аэродрома Сарышаган над группой полигонов Бетпак Дала. Зачёт!
«Горячего» пуска в тот момент никто и не планировал (даже если б успели доработать ракетный двигатель) по очень веской причине - это дало бы повод для обоснованной реакции Стратегических сил США, а от прямой угрозы 3-й мировой войны СССР даже в тот момент старался-таки держаться подальше, чем нынче… Зачёт же был получен по результатам моделирования бортовых телеметрических данных ракеты с момента прохождения команды «Пуск» точно на директрисе стрельбы (без включения ракетного двигателя) - записав в тот момент параметры «на сходе», их затем любой желающий мог элементарно арифметически экстраполировать с исчерпывающей точностью в «упреждённую точку», сопоставляя с траекторией орбитальной цели… а там дальше уже всё просто - никакой аэродинамики, чистая баллистика.
Зачётным результатом явилось два финальных полёта - один с условным «пуском» и мат.моделированием траектории ракеты от точки отцепки и включения её боевых цепей, второй с отцепкой ракеты в расчётной точке пуска без включения маршевых двигателей (по баллистической траектории) с последующей обработкой сигналов бортовой телеметрии.
Что важно: до того для рутинных испытаний обычно выбирали любой попадавший в широкую зону поражения орбитальный КА - хоть наш, хоть «их» (лишь бы позволял обеспечить надлежащую точность «зачаточный» в те времена отечественный комплекс спутниковой навигации ГЛОНАСС). А вот для максимальной наглядности «специально для друзей» на финальных стадиях испытаний старались подгадывать в качестве цели пилотируемый «Спейс-Шаттл» с астронавтами на борту…
Мировая реакция последовала тут же! Для этого (как до меня дошло позднее) «компетентными органами» была произведена т.н. «управляемая утечка информации» - шифровку ранее строжайше кодировавшихся сигналов телеметрии просто открыли на передачу в реальном времени по обычным радиоканалам, легко поддающимся радиоперехвату… Тогда же я был просто поражён появлением буквально на следующей неделе в международных журналах «International Defense Review» и «Aviation Week & Space Technology» ма-алюсеньких статеек (с громким эффектом!) об наших успехах, к тому же с наглядной иллюстрацией - фото нашей 40-тонной «ласточки» с подвешенным к ней снизу шеститонным «поросёнком» и нами-двумя в кабине… и это-то на объекте, куда даже Генеральный конструктор не имел права пронести не то что фотоаппарат, но даже простой радиоприёмничек или плеерок?!
Американская программа «Стратегическая оборонная инициатива» была свёрнута!
Об одном лишь горько сожалею: та гипертрофированная режимность не позволяла нам и мысли допустить об фотике в служебной обстановке - а теперь в архиве нет никаких совместных фотографий того времени ни лётных экипажей, ни испытательной бригады: с ведущими инженерами Володей Иваненко и Сашей Титовым, ныне покойным техническим руководителем этой темы Аскольдом Михайловичем Герасименко - Светлая ему память… умнейший был человек, Величайшая Личность!
Какой же нынче, по прошествии десятилетий - вывод из той работы представляется автору наиболее важным? Странно, но это вовсе не наши технологические возможности, и даже не собственное тщеславие - тогда много позже единственным моим поощрением стало досрочное присвоение квалификации «Лётчик-испытатель 1 класса» всего на один год раньше штатного семилетнего срока после окончания Школы лётчиков-испытателей… Впрочем, приврал слегонца - ещё кое-что было-выгадал:
Глобально-стратегическая значимость данной темы означала её прямое курирование на самом высоком уровне Государственного руководства. Любой советский человек должен бы помнить «иконостасы тринадцати апостолов» - членов Политбюро ЦК КПСС, висевшие на парадном месте абсолютно в каждом помещении советских учебных заведений, гос.учреждений, производств, воинских частей и пр… Нашим прямым куратором был один из них - Лев Николаевич Зайков.
Перед началом финального цикла испытаний в 1990 году группа ведущих предприятий-исполнителей сделала специально для него презентацию всего этого комплекса «Контакт»: внутри особо охраняемой закрытой зоны самого секретного из цехов на режимной территории нашего микояновского ОКБ гордо красовалась вторая опытная машина «07-2» со штатной подвеской «79М6» от ракетного МКБ «Факел» - и всё это было обвешано плакатами, по которым бодро докладывалось от головного исполнителя НПКБ «Алмаз».
Сначала доложили по комплексу, носителю и ракете все соисполнители - и полным составом высочайшая когорта с челядью прошла экскурсией к нашим «натурным экспонатам». Около каждого изделия стояла группка представлявших его создателей-испытателей, мы стояли втроём у стремянки в кабину нашего сверхзвукового опытного ракетоносца «изд. 07-2»: технический руководитель Аскольд Герасименко (о-очень солидный человечище), штурман-испытатель Леонид Попов (чуть пониже ростом) и самый низкорослый (весьма тогда худощавый) ведущий лётчик-испытатель - автор сиих строк, который к тому моменту ещё не дозрел даже до своего 30-летнего возраста.
Наш куратор из Политбюро ЦК КПСС оказался ростом выше нас всех, а по объёму, наверное, превосходил наш лётный экипаж вместе взятый. Но главное его отличие было в голосе… ежели он что-то изрекал, казалось - ревут иерихонские трубы. Когда же докладчик ему тыкнул указкой «ниже ватерлинии» на ведущего лётчика-испытателя - Лев Николаевич, поначалу согнувшись, с трудом опустил подбородок вниз от линии горизонта, чтобы посмотреть куда-то в ноги, и некоторое время наводил фокус. Затем вдруг произошёл некий казус: переспросив, указывая на меня, - действительно ли это лётчик-испытатель?… он чуть не со слезами на глазах трогательно начал гладить меня по голове, словно внучека… вот это-то меня и довело!
К тому моменту уже более 10 лет, как я вместе с семьёй был классическим БОМЖом - ни постоянного жилья, ни прописки: буквально на следующий день после окончания средней школы в несовершеннолетнем 16-летнем возрасте летом 1977 года уехал из родного дома в военное лётное училище, поступил, принял Воинскую Присягу и с тех пор обитал лишь в казармах, общагах, временных служебных квартирах - ни о какой постоянной прописке и речи быть не могло… Но наконец-то в 1990 году в родном ОКБ «МиГ» номинально приняли решение о выделении мне квартиры в Москве - наверняка зная, что заселиться в неё я всё равно не смогу: главным препятствием в советские годы было отнюдь не выделение столичной жилплощади - а получение московской прописки… но для такого «лимитчика» вроде меня этот процесс оказался куда сложнее, чем получение режимного допуска наивысшей формы к сов.секретным испытаниям наибольшей категории сложности.
На комиссии в Мосгорисполкоме мне тогда задали четыре вопроса:
1) Где Вы прописаны?
2) Где Вы постоянно проживаете?
3) Где Вы до этого были прописаны?
4) Где Вы раньше (после совершеннолетия) постоянно проживали?
На все 4 (четыре) вопроса - был один-единственный ответ: НИГДЕ!
Рассказывать что-то про свою работу городским чиновникам не имел права… Письменный отказ в московской прописке мне вместе с моей двухдетной тогда семьёй - последовал незамедлительно. А из общежития оконченной мной за три года до того Школы лётчиков-испытателей нас уже выселяли.
Когда же меня, ведущего лётчика-испытателя по супер-стратегической теме глобальной политической значимости… вдруг начал слезливо гладить по головке один из Всемогущих Апостолов Сверхдержавы и по-отечески заботливо спросил: «Как поживаешь, сынок?» - то я ему по-армейски предельно кратко, искренне в сердцах ответил одним-единственным ёмко-односложным, но очень доходчивым выражением на букву «Х»-в@. В ответ на его изумлённое рычание - коротко и конкретно обрисовал ситуацию в Мосгорисполкоме… Затем он издал лишь малоразборчивый рёв, значительно перекрывавший по громкости весь вместе взятый шумовой фон в цеху и окрест от гула окружающих проводок, СВЧ-генераторов, систем охлаждения и вентиляции заводских производств!
В сильно расстроенных чувствах я вышел и поехал на электричке к себе на лётно-испытательную станцию (ЛИС) ОКБ «МиГ» в Жуковский (за всё советское время вплоть до распада СССР - ни Минавиапром, ни ОКБ «МиГ» меня так и не удостоили по-социалистически распределительного права на покупку личного автомобиля). На ЛИСе уже все телефонные провода были перенакалены…
Тогдашний наш микояновский Генеральный конструктор Ростислав Аполлосович Беляков всю жизнь был человеком исключительной культуры и рафинированной интеллигентности, подавляющее большинство окружавших вообще никогда не слышало и не смогло б представить - как он мог бы повысить голос и/или грубо выразиться. Мне же тогда «повезло» по закрытой ЗАС-спец.связи услышать его просто истошные крики, последовавшие после первых трёх вопрошающих слов:
- Как? Ты? Мог ???
Тогда, в 1990 году наш разговор с Генеральным закончился тем, что он проорал:
- Ты бы лучше ко мне в квартиру поселился!
- Ждите, приеду сегодня вечером к Вам на Тверскую вместе с женой и двумя детьми… - был мой ему ответ.
Шмякнул трубкой об спецаппарат ЗАС-связи так, что он треснул… не знаю как у него? Думаю - аналогично!
Вопрос по московской прописке меня с семьёй был решён «как из пушки» - уже через неделю нам вручили ордер на заселение в трёхкомнатную квартиру на Хорошевском шоссе.
На следующий же год мы добились по головной тематике «Контакт» на машине «07-2» зачётного результата!
(Напоследок должен заметить: после моего вышеописанного опыта коллеги-испытатели вдохновились на ооч-чень оригинальные методы протестов по требованиям жилья. Например, Марат Алыков «бастовал наоборот»: не работать отказывался, а уходить с работы - с неделю или больше жил в лётной комнате на ЛИСе, не покидая режимной территории…)
… А вот теперь, в возрасте шестьдесят+, почему-то «вдруг» начало удушающе мучить осознание «сахаровских прозрений»: - какое же совершенное оружие, какой дорогой ценой мы можем произвести?!… Но сколь невероятны исторические загогулины, вдруг могущие привести конченых отморозков к той степени власти - которая легко превратит в угрозу всей человеческой Цивилизации когда-то кем-то с Гордостью изобретённое, произведённое, испытанное!
P.S.: (из интервью «Литературной газете» академика Андрея Дмитриевича Сахарова, январь 1987 г.):
«22 ноября 1955 года было испытание термоядерного заряда, которое явилось неким поворотным пунктом во всей разработке термоядерного оружия в СССР. Это был очень сильный взрыв, и при нём произошли несчастные случаи. На расстоянии в несколько десятков километров от точки взрыва в траншее погиб молодой солдат - траншею завалило. А за пределами полигона погибла двухлетняя девочка. В этом населённом пункте, в деревне было сделано бомбоубежище. Всё население было собрано в этом бомбоубежище, но когда произошёл взрыв, вспышка осветила через открытую дверь это помещение, все выбежали на улицу, а та девочка осталась перекладывать кубики. И её завалило, она погибла. Были и другие несчастные случаи, уже не со смертельным исходом, но с тяжёлыми травмами, так что ощущение торжества по поводу большой технической победы было одновременно сопряжено с ужасом по поводу того, что погибли люди. Этот ужас, я думаю, испытывал не только я, но и многие другие.
Тем не менее, был небольшой банкет в коттедже, где жил руководитель испытаний маршал Неделин, главнокомандующий ракетными войсками СССР. И на этот банкет были приглашены руководители разработки этого термоядерного заряда. И вообще ведущие учёные, некоторые генералы, адмиралы, военные лётчики и т.д. В общем, такой банкет для избранных по поводу победы.
Неделин предложил первый тост произнести мне. Я сказал, что я предлагаю выпить за то, чтобы наши изделия так же удачно взрывались над полигонами и никогда не взрывались над городами. Видимо, я сказал что-то не совсем подходящее с точки зрения Неделина. Он усмехнулся и произнёс ответный тост в виде притчи. Притча была такая, не совсем приличная. Старуха лежит на печи, старик молится. Она его ждёт. Старик молится: “Господи, укрепи и направь!” А старуха подаёт реплику с печи: “Молись только об укреплении - направить я как-нибудь и сама сумею”. Вот такая притча, которая меня задела не своей формой, а своим содержанием. Содержание было несколько зловещим.
Я ничего не ответил, но был внутренне потрясён. В какой-то мере можно сказать: это был один из толчков, который сделал из меня диссидента…»
Всем бортам, идущим через Среднюю Азию во многие страны южнее бывшего СССР, приходится очень часто пролетать над ссыхающимися посреди среднеазиатских пустынь разнокалиберными лужами… жалкими остатками того, что когда-то называлось целым морем - Аральским. Здесь проходят наиболее оживлённые международные авиатрассы, ведущие с севера и к среднеазиатским аэропортам, и на вход в воздушное пространство Афганистана и Пакистана - через которое тянутся гражданские коридоры из центральной России в почти все юго-азиатские страны.
Пролетая в этом месте и солнечными днями, и тёмными ночами - сам всегда ностальгически смотрю на восток, за горизонт: там в районе траверза точки VOR “NKZ” (Новоказалинск) находится космодром Байконур, ещё восточнее которого, вплоть до озера Балхаш, растянулась почти тысячекилометровая безжизненная пустыня, именуемая по древне-казахски «Бетпак Дала»… Голодная Степь. Теперь нередко в полёте над этим участком длительную тяжесть наших рейсов скрашивает мой рассказ в экипаже каждому новому пилоту-напарнику про одну из своих самых значимых в жизни испытательных работ. А тогда-а…
Про ту тему «Контакт» нам не то, чтобы открыто рассказывать… но и намекать о ней иным слушателям, даже коллегам за рамками жёстко ограниченного круга допущенных - было строжайше запрещено более двух десятилетий. Аэродром Сарышаган на берегу уникального пресно-солёного озера Балхаш нельзя было открыто вслух даже называть именем собственным - раз в неделю туда спец.рейсом «Камбала» внуковского Ту-154 могли прилетать под строгим режимным контролем исключительно служебные пассажиры: в командировку, служивые тамошних воинских частей и местные жители с регистрацией в военном городке.
Впервые столь суровое таинственное табу оказалось приспущенным вслух аж только в 2011 году лично Первым лицом Государства, руководившим в те годы Советским Союзом - Михаилом Сергеевичем Горбачёвым. Я своими ушами с изумлением услышал и собственными глазами увидел, как он в полуночном теле-выпуске авторской программы «Познер» сам рассказал то, что доселе носило наивысший гриф секретности. Впрочем, как выяснилось позже - и тогда-то изначально не для всех!
Горбачёв в открытом телеэфире в 2011 году очно прямым текстом совершенно правдиво, без малейших искажений рассказал безграничной телеаудитории про самую первую американскую программу «Звёздных войн», провозглашенную в 1980-х годах прошлого тысячелетия президентом США Рональдом Рейганом, и предусматривавшую широкомасштабные выведения на околоземную орбиту ударных комплексов целеуказания и космического вооружения - так называемую программу СОИ «Стратегическая оборонная инициатива». На начальный этап программы СОИ американский конгресс тогда уже одобрил-было финансирование в размере более десяти миллиардов долларов.
Будучи де-факто Главой Советского государства (за шесть с половиной лет его правления СССР де-юре наименование таковой должности поменялось четырежды), М.С. Горбачёв продекларировал, что Советский Союз затратит мизерные единицы процентов от объёма американского финансирования, но при этом создаст полностью нейтрализующий программу СОИ «ассиметричный ответ» - техническую возможность уничтожения любого орбитального космического аппарата (КА)… А ведь это оказалось правдой - тогда ни он, ни мы вовсе не сфальшивили!
Позже в 2011 году, следом за телевыступлением М.С. Горбачёва, сама микояновская фирма открыто разместила в свободном интернет-доступе краткую аннотацию о тех работах и некоторые фото (каждый желающий может найти их нынче в любом i-net-поисковике по ключевому названию т.н. «МиГ-31Д») - ну-у… а мне наконец-то стало возможным об этом рассказывать самому!
Сугубо условно говоря, на базе МиГ-31 в ОКБ Микояна были созданы опытные самолёты-носители - т.н. «изд. 07». Но от серийного МиГ-31 они отличались всем: и двигателями с повышенными сверхзвуковыми характеристиками, и системой управления (уже отнюдь не примитивно-механической, а «СУУ»), и навигационным комплексом, и уж тем более совершенно иной кабиной… Но главное - своей аэродинамической конфигурацией, весьма специфичным внешним видом.
Их видимый облик (прежде всего - развитые наплывы на крыльевых консолях и огро-омные «лопухи» на их законцовках) сразу выдавал профессионалу у этой конструкции необходимость радикального повышения запасов путевой устойчивости на больших сверхзвуковых скоростях - и это-то аж при паре и без того здоровенных МиГ-31-х килей. Такие аэродинамические формы для острого взгляда профи - однозначно свидетельствовали, что сей опытный аэроплан долженствует устойчиво доволочь на внешней подвеске нечто небывало крупногабаритное до области предельно-достижимого суперсоника, ближе к трём скоростям звука… Потому даже наружный вид этих машин изначально строго скрывался настолько, что и по испытательному аэродрому их таскали на буксире лишь под маскировочными сетками, а внутри режимной территории тщательно укрывали в отдельно охраняемом ангаре.
Вся первоначальная программа практических лётных исследований устойчивости-управляемости этих машин, прочности, лётно-технических характеристик (ЛТХ) и пр… из соображений особой секретности проводилась на испытательной базе в Жуковском только по ночам и была предельно минимизирована (испытания самой высокой категории сложности выполнялись при никаких даже сумерках - лишь по темнейшему времени суток!) - после чего эти опытные самолёты скорейшим образом перегоняли на Балхаш. Там, на совершенно секретном и максимально защищённом по советским меркам аэродроме Сарышаган, автору сиих строк доводилось напряжённо работать долгими месяцами регулярно на протяжении трёх лет.
Иногда, бывало, выполняли по 2-3 испытательных полёта подряд, но чаще по много дней бесполётья сидели в ангарных лабораториях и на стендах - анализировали записи предыдущих испытаний, отрабатывали на земле разнообразные варианты методик, по много-много часов вели жаркие дискуссии и со своими «ка-бэ-шниками», и со смежниками: как рациональнее строить профиль разгона, использовать бортовой прицельно-навигационный комплекс, как совершенствовать алгоритмы и по ним корректировать программные прошивки, как рациональнее и точнее выходить на сверхзвуковую траекторию директрисы пуска и мн.,мн.др…
Работа была поистине захватывающей, все участвовали с неискоренимым энтузиазмом, а разные бытовые пустяки - навроде сумасшедших секретно-режимных ограничений, жары под сорок-пятьдесят градусов, промокавших насквозь от едкого пота наших «зелёных шкур» ВКК-6М (высотно-компенсирующих костюмов), периодических песчаных бурь, долгих отлучек от семей и т.д. - воспринимались лишь как мелкие досадные раздражители… на которые, право, не стоило обращать особого внимания.
А ещё при той работе нашим слётанным боевым экипажем магически вершилось и особое творческое чудо!
Мы вдвоём со штурманом-испытателем Леонидом Степановичем Поповым, посвятившим себя всего данной теме, были готовы неограниченно долго просиживать в условиях пустынного зноя и песчаной пыли «за семью заборами» в ожидании очередного испытания не только лишь из-за искренней увлечённости стратегической сверхзадачей (и уж тем более не из-за наград и испытательских зарплат). Наше поведение пристальному наблюдателю при сторонней слежке за нами-двоими (слава Богу: при тамошней охране это было б практически невозможно;) - могло бы показаться чем-то экстраординарным и/или даже подозрительным…
По окончании каждого рабочего дня, проехав с особо охраняемой служебной территории чрез бессчётные КПП в свои номера «генеральской» гостиницы закрытого военного городка, мы вовсе не услаждали собственный отдых известными т.с. «народными» методами - за все годы работы в Сарышагане с трудом припомнил бы может пару-тройку раз, чтобы в выходные выпили б немного алкоголя. На досуге обычно - регулярный виндсерфинг по пресно-солёным водам озера Балхаш, совсем немного пляжной расслабухи под нещадно палящим среднеазиатским солнцем и-и… полная тишь, вдохновенная многочасовая отрешённость в своих комнатах (в том числе и «по секрету» друг от друга), лишь с шуршанием бумажных листиков-тетрадок - и так изо дня в день! Подозрительно…
Открылось же всё разом много лет спустя… Совершенно не сговариваясь и не информируя друг друга, одновременно, день-в-день в одном и том же издательстве, одинаковым тиражом вышли результаты тех творческих уединений - наши самые первые книги: его «Страстная неделя» и мой «Аэроузел», получившие за последовавшие с тех пор более четверти века вполне достойное признание широкого круга читателей.
А тогда, в конце 80-х - начале 90-х г.г. прошлого века, мы всё же ещё и летали по той испытательной теме наивысшей категории значимости и секретности. Сложность тех полётов была во всём: прежде всего и в неизведанности, и в чисто физиологических проблемах переносимости по жаре в тяжком высотном снаряжении долгих предполётных процедур, и в управлении супер-передовым по тем временам навигационно-боевым борт.комплексом, и в поведении сорокатонного летательного аппарата с шеститонной ракетой на подфюзеляжной подвеске при предельных сверхзвуковых скоростях, а главное - в строжайшей необходимости гарантированного обеспечения на боевом режиме беспрецедентной точности движения по траектории.
Натужно пыхтя-ревя невыключаемыми после взлёта-разворота по жаре полными форсажами и, не прибирая их, «пропаровозив» разгонную прямую под три сотни километров, мы должны были с предельного Маха в расчётной точке выскочить горкой из стратосферы вверх на боевую директрису с допусками по точности, нормируемыми по боку лишь считанными десятками метров (!), задирая нос в точку пуска по космическому аппарату (КА) со скоростей под три звуковых до высот за 25 километров…
Летали непросто, месяцами, из года в год. Каждый шаг вперёд требовал неистовых усилий по анализу-исправлению ошибок, совершенствованию управления и алгоритмов - на каждом этапе приходилось с самого начала опять проходить весь исследовательский путь…
… а Горбачёв-то в итоге не соврал - мы «не облажались» и это сделали !
26 июля 1991 года экипаж ОКБ «МиГ» в составе лётчика-испытателя Александра Гарнаева и штурмана-испытателя Леонида Попова выполнил первую отечественную (к моменту написания - доселе единственную) успешную боевую работу по орбитальному объекту с самолёта-носителя: опытный «изд. 07-2» с подвеской штатной ракеты «79М6», с аэродрома Сарышаган над группой полигонов Бетпак Дала. Зачёт!
«Горячего» пуска в тот момент никто и не планировал (даже если б успели доработать ракетный двигатель) по очень веской причине - это дало бы повод для обоснованной реакции Стратегических сил США, а от прямой угрозы 3-й мировой войны СССР даже в тот момент старался-таки держаться подальше, чем нынче… Зачёт же был получен по результатам моделирования бортовых телеметрических данных ракеты с момента прохождения команды «Пуск» точно на директрисе стрельбы (без включения ракетного двигателя) - записав в тот момент параметры «на сходе», их затем любой желающий мог элементарно арифметически экстраполировать с исчерпывающей точностью в «упреждённую точку», сопоставляя с траекторией орбитальной цели… а там дальше уже всё просто - никакой аэродинамики, чистая баллистика.
Зачётным результатом явилось два финальных полёта - один с условным «пуском» и мат.моделированием траектории ракеты от точки отцепки и включения её боевых цепей, второй с отцепкой ракеты в расчётной точке пуска без включения маршевых двигателей (по баллистической траектории) с последующей обработкой сигналов бортовой телеметрии.
Что важно: до того для рутинных испытаний обычно выбирали любой попадавший в широкую зону поражения орбитальный КА - хоть наш, хоть «их» (лишь бы позволял обеспечить надлежащую точность «зачаточный» в те времена отечественный комплекс спутниковой навигации ГЛОНАСС). А вот для максимальной наглядности «специально для друзей» на финальных стадиях испытаний старались подгадывать в качестве цели пилотируемый «Спейс-Шаттл» с астронавтами на борту…
Мировая реакция последовала тут же! Для этого (как до меня дошло позднее) «компетентными органами» была произведена т.н. «управляемая утечка информации» - шифровку ранее строжайше кодировавшихся сигналов телеметрии просто открыли на передачу в реальном времени по обычным радиоканалам, легко поддающимся радиоперехвату… Тогда же я был просто поражён появлением буквально на следующей неделе в международных журналах «International Defense Review» и «Aviation Week & Space Technology» ма-алюсеньких статеек (с громким эффектом!) об наших успехах, к тому же с наглядной иллюстрацией - фото нашей 40-тонной «ласточки» с подвешенным к ней снизу шеститонным «поросёнком» и нами-двумя в кабине… и это-то на объекте, куда даже Генеральный конструктор не имел права пронести не то что фотоаппарат, но даже простой радиоприёмничек или плеерок?!
Американская программа «Стратегическая оборонная инициатива» была свёрнута!
Об одном лишь горько сожалею: та гипертрофированная режимность не позволяла нам и мысли допустить об фотике в служебной обстановке - а теперь в архиве нет никаких совместных фотографий того времени ни лётных экипажей, ни испытательной бригады: с ведущими инженерами Володей Иваненко и Сашей Титовым, ныне покойным техническим руководителем этой темы Аскольдом Михайловичем Герасименко - Светлая ему память… умнейший был человек, Величайшая Личность!
Какой же нынче, по прошествии десятилетий - вывод из той работы представляется автору наиболее важным? Странно, но это вовсе не наши технологические возможности, и даже не собственное тщеславие - тогда много позже единственным моим поощрением стало досрочное присвоение квалификации «Лётчик-испытатель 1 класса» всего на один год раньше штатного семилетнего срока после окончания Школы лётчиков-испытателей… Впрочем, приврал слегонца - ещё кое-что было-выгадал:
Глобально-стратегическая значимость данной темы означала её прямое курирование на самом высоком уровне Государственного руководства. Любой советский человек должен бы помнить «иконостасы тринадцати апостолов» - членов Политбюро ЦК КПСС, висевшие на парадном месте абсолютно в каждом помещении советских учебных заведений, гос.учреждений, производств, воинских частей и пр… Нашим прямым куратором был один из них - Лев Николаевич Зайков.
Перед началом финального цикла испытаний в 1990 году группа ведущих предприятий-исполнителей сделала специально для него презентацию всего этого комплекса «Контакт»: внутри особо охраняемой закрытой зоны самого секретного из цехов на режимной территории нашего микояновского ОКБ гордо красовалась вторая опытная машина «07-2» со штатной подвеской «79М6» от ракетного МКБ «Факел» - и всё это было обвешано плакатами, по которым бодро докладывалось от головного исполнителя НПКБ «Алмаз».
Сначала доложили по комплексу, носителю и ракете все соисполнители - и полным составом высочайшая когорта с челядью прошла экскурсией к нашим «натурным экспонатам». Около каждого изделия стояла группка представлявших его создателей-испытателей, мы стояли втроём у стремянки в кабину нашего сверхзвукового опытного ракетоносца «изд. 07-2»: технический руководитель Аскольд Герасименко (о-очень солидный человечище), штурман-испытатель Леонид Попов (чуть пониже ростом) и самый низкорослый (весьма тогда худощавый) ведущий лётчик-испытатель - автор сиих строк, который к тому моменту ещё не дозрел даже до своего 30-летнего возраста.
Наш куратор из Политбюро ЦК КПСС оказался ростом выше нас всех, а по объёму, наверное, превосходил наш лётный экипаж вместе взятый. Но главное его отличие было в голосе… ежели он что-то изрекал, казалось - ревут иерихонские трубы. Когда же докладчик ему тыкнул указкой «ниже ватерлинии» на ведущего лётчика-испытателя - Лев Николаевич, поначалу согнувшись, с трудом опустил подбородок вниз от линии горизонта, чтобы посмотреть куда-то в ноги, и некоторое время наводил фокус. Затем вдруг произошёл некий казус: переспросив, указывая на меня, - действительно ли это лётчик-испытатель?… он чуть не со слезами на глазах трогательно начал гладить меня по голове, словно внучека… вот это-то меня и довело!
К тому моменту уже более 10 лет, как я вместе с семьёй был классическим БОМЖом - ни постоянного жилья, ни прописки: буквально на следующий день после окончания средней школы в несовершеннолетнем 16-летнем возрасте летом 1977 года уехал из родного дома в военное лётное училище, поступил, принял Воинскую Присягу и с тех пор обитал лишь в казармах, общагах, временных служебных квартирах - ни о какой постоянной прописке и речи быть не могло… Но наконец-то в 1990 году в родном ОКБ «МиГ» номинально приняли решение о выделении мне квартиры в Москве - наверняка зная, что заселиться в неё я всё равно не смогу: главным препятствием в советские годы было отнюдь не выделение столичной жилплощади - а получение московской прописки… но для такого «лимитчика» вроде меня этот процесс оказался куда сложнее, чем получение режимного допуска наивысшей формы к сов.секретным испытаниям наибольшей категории сложности.
На комиссии в Мосгорисполкоме мне тогда задали четыре вопроса:
1) Где Вы прописаны?
2) Где Вы постоянно проживаете?
3) Где Вы до этого были прописаны?
4) Где Вы раньше (после совершеннолетия) постоянно проживали?
На все 4 (четыре) вопроса - был один-единственный ответ: НИГДЕ!
Рассказывать что-то про свою работу городским чиновникам не имел права… Письменный отказ в московской прописке мне вместе с моей двухдетной тогда семьёй - последовал незамедлительно. А из общежития оконченной мной за три года до того Школы лётчиков-испытателей нас уже выселяли.
Когда же меня, ведущего лётчика-испытателя по супер-стратегической теме глобальной политической значимости… вдруг начал слезливо гладить по головке один из Всемогущих Апостолов Сверхдержавы и по-отечески заботливо спросил: «Как поживаешь, сынок?» - то я ему по-армейски предельно кратко, искренне в сердцах ответил одним-единственным ёмко-односложным, но очень доходчивым выражением на букву «Х»-в@. В ответ на его изумлённое рычание - коротко и конкретно обрисовал ситуацию в Мосгорисполкоме… Затем он издал лишь малоразборчивый рёв, значительно перекрывавший по громкости весь вместе взятый шумовой фон в цеху и окрест от гула окружающих проводок, СВЧ-генераторов, систем охлаждения и вентиляции заводских производств!
В сильно расстроенных чувствах я вышел и поехал на электричке к себе на лётно-испытательную станцию (ЛИС) ОКБ «МиГ» в Жуковский (за всё советское время вплоть до распада СССР - ни Минавиапром, ни ОКБ «МиГ» меня так и не удостоили по-социалистически распределительного права на покупку личного автомобиля). На ЛИСе уже все телефонные провода были перенакалены…
Тогдашний наш микояновский Генеральный конструктор Ростислав Аполлосович Беляков всю жизнь был человеком исключительной культуры и рафинированной интеллигентности, подавляющее большинство окружавших вообще никогда не слышало и не смогло б представить - как он мог бы повысить голос и/или грубо выразиться. Мне же тогда «повезло» по закрытой ЗАС-спец.связи услышать его просто истошные крики, последовавшие после первых трёх вопрошающих слов:
- Как? Ты? Мог ???
Тогда, в 1990 году наш разговор с Генеральным закончился тем, что он проорал:
- Ты бы лучше ко мне в квартиру поселился!
- Ждите, приеду сегодня вечером к Вам на Тверскую вместе с женой и двумя детьми… - был мой ему ответ.
Шмякнул трубкой об спецаппарат ЗАС-связи так, что он треснул… не знаю как у него? Думаю - аналогично!
Вопрос по московской прописке меня с семьёй был решён «как из пушки» - уже через неделю нам вручили ордер на заселение в трёхкомнатную квартиру на Хорошевском шоссе.
На следующий же год мы добились по головной тематике «Контакт» на машине «07-2» зачётного результата!
(Напоследок должен заметить: после моего вышеописанного опыта коллеги-испытатели вдохновились на ооч-чень оригинальные методы протестов по требованиям жилья. Например, Марат Алыков «бастовал наоборот»: не работать отказывался, а уходить с работы - с неделю или больше жил в лётной комнате на ЛИСе, не покидая режимной территории…)
… А вот теперь, в возрасте шестьдесят+, почему-то «вдруг» начало удушающе мучить осознание «сахаровских прозрений»: - какое же совершенное оружие, какой дорогой ценой мы можем произвести?!… Но сколь невероятны исторические загогулины, вдруг могущие привести конченых отморозков к той степени власти - которая легко превратит в угрозу всей человеческой Цивилизации когда-то кем-то с Гордостью изобретённое, произведённое, испытанное!
P.S.: (из интервью «Литературной газете» академика Андрея Дмитриевича Сахарова, январь 1987 г.):
«22 ноября 1955 года было испытание термоядерного заряда, которое явилось неким поворотным пунктом во всей разработке термоядерного оружия в СССР. Это был очень сильный взрыв, и при нём произошли несчастные случаи. На расстоянии в несколько десятков километров от точки взрыва в траншее погиб молодой солдат - траншею завалило. А за пределами полигона погибла двухлетняя девочка. В этом населённом пункте, в деревне было сделано бомбоубежище. Всё население было собрано в этом бомбоубежище, но когда произошёл взрыв, вспышка осветила через открытую дверь это помещение, все выбежали на улицу, а та девочка осталась перекладывать кубики. И её завалило, она погибла. Были и другие несчастные случаи, уже не со смертельным исходом, но с тяжёлыми травмами, так что ощущение торжества по поводу большой технической победы было одновременно сопряжено с ужасом по поводу того, что погибли люди. Этот ужас, я думаю, испытывал не только я, но и многие другие.
Тем не менее, был небольшой банкет в коттедже, где жил руководитель испытаний маршал Неделин, главнокомандующий ракетными войсками СССР. И на этот банкет были приглашены руководители разработки этого термоядерного заряда. И вообще ведущие учёные, некоторые генералы, адмиралы, военные лётчики и т.д. В общем, такой банкет для избранных по поводу победы.
Неделин предложил первый тост произнести мне. Я сказал, что я предлагаю выпить за то, чтобы наши изделия так же удачно взрывались над полигонами и никогда не взрывались над городами. Видимо, я сказал что-то не совсем подходящее с точки зрения Неделина. Он усмехнулся и произнёс ответный тост в виде притчи. Притча была такая, не совсем приличная. Старуха лежит на печи, старик молится. Она его ждёт. Старик молится: “Господи, укрепи и направь!” А старуха подаёт реплику с печи: “Молись только об укреплении - направить я как-нибудь и сама сумею”. Вот такая притча, которая меня задела не своей формой, а своим содержанием. Содержание было несколько зловещим.
Я ничего не ответил, но был внутренне потрясён. В какой-то мере можно сказать: это был один из толчков, который сделал из меня диссидента…»