Жанаозен
Специальный корреспондент «Новой» Елена Костюченко передает из взбунтовавшейся казахстанской степи
Жанаозен, или просто - Узень, - город на 100 тысяч жителей на западе Казахстана, в Мангистауской области. Область считается самой дорогой и вредной для жизни в Казахстане, Жанаозен - самым дорогим и вредным для жизни в области.
У местных есть глумливая поговорка - «Грешники из Жанаозена вместо ада возвращаются снова в Жанаозен». Дождь здесь бывает раз в год, снег - раз в несколько лет. Сухая земля не дает травы, деревьев в городе почти нет, а те, что есть, нужно поливать каждый день. Страшный ветер из степи бьет пылью в глаза. Летом - невыносимая жара, зимой даже при -3 - нечеловеческий холод, ветер пронизывает насквозь. Асфальт проложен только на центральных улицах, дорог, как правило, нет. Невысокие дома построены из желтого ракушечника.
Моим проводником по «городу мертвых» стала Маржан* - беременная на третьем месяце казашка, мать четверых детей. Ее муж когда-то тоже десять лет отработал в «Узеньмунайгазе», помощником бурильщика, потом ушел: повреждена поясница, «они ж кувалды поднимают все время, каторжные совсем». Сейчас у них семейный бизнес - возят игрушки и детскую одежду из Турции, Арабских Эмиратов, Астаны и Китая. Уже третью ночь они собираются ночевать в магазине - охранять его от погромщиков. По идее, их симпатии в этом конфликте должны быть на стороне властей, то и дело заявляющих с телевизора, что наряды спецназа охраняют их город от мародеров.
- Вчера ночью слышу, в окно скребутся. «Тетка, дай воды, хлеба дай». Выглядываю в окошко - а это пацаны, которые с полицией воюют. Я говорю: заходите, поешьте как люди. Они: нет, времени нет, в окно давай. Мы им с мужем напихали быстренько всего. Они воду на лицо плещут - газ-то глаза ест. Потом стрельба у окон началась. Стреляли травматическими. То есть мы надеемся, что травматическими. Надеемся, ушли мальчики.
Маржан ходит со мной по городу, от улицы к улице, от квартиры к квартире. С собой берет детей. Старшая дочь, 13-летняя смешливая Баха, тащит мою сумку - у ребенка проверят в последнюю очередь. Меня одевают в местную куртку и сапоги, запрещают курить и поднимать глаза на омоновцев. «Чтоб не заметили, что твоя нация другая, - объясняет Маржан. - Русских здесь нет почти, русским есть куда уехать».
«Когда я увидела Дубаи, я так плакала, что муж испугался, - говорит Маржан. - Они же только двадцать лет нефть добывают. Мы - сорок. На наши деньги отстроили Астану. А мне некуда отвезти детей, ни одного развлекательного центра, дома сидят».
«Мой отец 40 лет проработал на «Узеньмунайгазе», бурильщиком, - рассказывает Маржан. - Он умер недавно, от рака - у нас многие от рака умирают, под Мангистау лежит урановая руда, земля светится. Он перед смертью дал мне 100 тысяч тенге**- сказал, передай бастующим, продуктов купить, денег на сотку (сотовый. - Е. К.) кинуть. Может, говорит, они сломают эту ублюдочную систему, раз у нас духу не хватило».
Жанаозен, или просто - Узень, - город на 100 тысяч жителей на западе Казахстана, в Мангистауской области. Область считается самой дорогой и вредной для жизни в Казахстане, Жанаозен - самым дорогим и вредным для жизни в области.
У местных есть глумливая поговорка - «Грешники из Жанаозена вместо ада возвращаются снова в Жанаозен». Дождь здесь бывает раз в год, снег - раз в несколько лет. Сухая земля не дает травы, деревьев в городе почти нет, а те, что есть, нужно поливать каждый день. Страшный ветер из степи бьет пылью в глаза. Летом - невыносимая жара, зимой даже при -3 - нечеловеческий холод, ветер пронизывает насквозь. Асфальт проложен только на центральных улицах, дорог, как правило, нет. Невысокие дома построены из желтого ракушечника.
Моим проводником по «городу мертвых» стала Маржан* - беременная на третьем месяце казашка, мать четверых детей. Ее муж когда-то тоже десять лет отработал в «Узеньмунайгазе», помощником бурильщика, потом ушел: повреждена поясница, «они ж кувалды поднимают все время, каторжные совсем». Сейчас у них семейный бизнес - возят игрушки и детскую одежду из Турции, Арабских Эмиратов, Астаны и Китая. Уже третью ночь они собираются ночевать в магазине - охранять его от погромщиков. По идее, их симпатии в этом конфликте должны быть на стороне властей, то и дело заявляющих с телевизора, что наряды спецназа охраняют их город от мародеров.
- Вчера ночью слышу, в окно скребутся. «Тетка, дай воды, хлеба дай». Выглядываю в окошко - а это пацаны, которые с полицией воюют. Я говорю: заходите, поешьте как люди. Они: нет, времени нет, в окно давай. Мы им с мужем напихали быстренько всего. Они воду на лицо плещут - газ-то глаза ест. Потом стрельба у окон началась. Стреляли травматическими. То есть мы надеемся, что травматическими. Надеемся, ушли мальчики.
Маржан ходит со мной по городу, от улицы к улице, от квартиры к квартире. С собой берет детей. Старшая дочь, 13-летняя смешливая Баха, тащит мою сумку - у ребенка проверят в последнюю очередь. Меня одевают в местную куртку и сапоги, запрещают курить и поднимать глаза на омоновцев. «Чтоб не заметили, что твоя нация другая, - объясняет Маржан. - Русских здесь нет почти, русским есть куда уехать».
«Когда я увидела Дубаи, я так плакала, что муж испугался, - говорит Маржан. - Они же только двадцать лет нефть добывают. Мы - сорок. На наши деньги отстроили Астану. А мне некуда отвезти детей, ни одного развлекательного центра, дома сидят».
«Мой отец 40 лет проработал на «Узеньмунайгазе», бурильщиком, - рассказывает Маржан. - Он умер недавно, от рака - у нас многие от рака умирают, под Мангистау лежит урановая руда, земля светится. Он перед смертью дал мне 100 тысяч тенге**- сказал, передай бастующим, продуктов купить, денег на сотку (сотовый. - Е. К.) кинуть. Может, говорит, они сломают эту ублюдочную систему, раз у нас духу не хватило».