История СССР в двух частях (продолжение)
Издержки индустриализации. Индустрия как монопроект (а не как естественный рост экономики) несла в себе родовую односторонность. Ведь в конце концов, ее движущей силой было желание оружия у пахана, а не интересы миллионов. И советская промышленность, как мы видим, так и не смогла переключиться на запросы общества и бесславно умерла в перестройку. Все это один в один напоминает заводы и мануфактуры Петра I - большая часть которых тоже загнулась после Петра - конечного бенефициара этих проектов.
Вообще говоря, прогресс может происходить без издержек, если ресурсом ему служат накопленные излишки и непосредственный интерес исполнителей. Но при покупке заводов что-то приходится отдавать. Торговый баланс 30-х годов - остается тайной, но одной очевидной его составляющей были запасы хлеба крестьянской страны (27 -28 млн хозяйств). Их топорное изъятие сопровождалось: непреднамеренным голодомором (7млн), разрушением крепких хозяйств, физической гибелью кулаков вместе с семьями. Индустрия за счет деревни через 30 лет привела к импорту хлеба в Россию; и это происходило на фоне космоса, то есть в 30-е годы в стране возник и дальше держался какой-то чудовищный перекос естества.
Второй неизбежной издержкой импортируемой индустрии, как и при Петре, были бесчисленные поломки, аварии, невыходы на проектную мощность и проч. Для процесса такого масштаба катастрофически не хватало хозяйственной, ответственной, творческой заинтересованности - это родовая болезнь социализма - экономики без хозяйского стимула. Высшей Волей движение в целом было запущено, и побочно оно генерировало астрономическое количество косяков. В них кто-то должен был быть виновным, так как естественная беззлоумысная энтропийная причина бардака переводила стрелки "на самый верх", на неверную в принципе схему прогресса. Соответственно развивается такое явление как вредительство - поиск конкретных виновных во всевозможных провалах. Масштаб явления может себе представить любой прораб социалистической стройки. В масштабах страны - это катастрофа, это искоренение значительной части менеджерского звена. Меньшим числом "вредителей" не объяснить количества косяков и неполадок, которое захлестнуло страну. И неверно в процессах вредительства искать чью-то злобную волю, никто не желал им зла. Но иначе на всю бы страну как мертвящий туман повисло бы недоумение.
Здесь надо ясно понять, что с года Великого Перелома (29-ый год) страна погрузилась в обморок; что коллективизация была шоком сравнимым с приходом монголов. За 3 года опричники отняли землю у всех крестьян и отобрали работу у всех нэпманов, в частности всю торговлю. Масштаб экспроприации был как в 17-м, но только никто не поднял оружия, так как хватало страха. И с оторопью страна погружалась вновь во времена карточек и военного коммунизма. Но те, кто видел и понимал что происходит (как те же крестьяне) - молчали в тряпочку, они были усмирены еще Гражданской войной и помнили комиссаров. Эта страдательная часть населения, стиснув зубы, терпела, не спрашивала и молчала.
Но новое поколение, комсомольцы, поднявшиеся на Великих стройках, нуждались в оправдательном мировоззрении, объясняющем все вокруг. Они нуждались в идеологически комфортном целостном мировоззрении. И в ответ на эту потребность в "говорящей", фасадной части страны синтезировалось утопичное обморочное состояние. Комсомольцы с горящей душой славословящие энтузиазм или, наоборот, клеймящие саботажников, подогревали градус общественных настроений до нерефлектирующего накала, и это было душевным спасением, чтобы не замечать ужасных сопутствующих явлений. Ведь с начала 30-х в городах появлялись опухшие с голоду дети. А шпионами и врагами вдруг оказывались любимые преподаватели и вчерашние кумиры. Все это отчаянно заостряло проблему: либо всерьез разбираться - но тогда прощай блестящие перспективы, либо - усиливать и развивать фантастические утопии строителей коммунизма. И конечно же молодые хозяева жизни потянулись навстречу сталинской пропаганде и выбрали "обморок". Они не могли себе позволить вопросы и недоумение.
И в этом душевном комфорте строителей коммунизма сидит разгадка дичайших процессов сталинского "правосудия". Эти показательные процессы - один из курьезов тех лет и, вообще, одно из загадочных мировых явлений. Зачем, кому было нужно устраивать на весь мир этот ужасный фарс? Не проще ли было по-тихому избавляться от неугодных? Ведь эти процессы - это исторический приговор эпохе на все времена. И устроители этих процессов не могли этого не понимать, ведь совсем недавно Россия была страной европейского права. И вдруг этот кошмар - как его объяснить?
Как террорист смиряет заложников? Как в плен сдаются толпы мужчин? Путем всеобщего поголовного унижения. Униженный человек сам прекращает сопротивление - это основа основ тоталитарной манипуляции. Сталин был уголовник, он знал, как двое блатных держат в повиновении целую камеру. И, затеяв индустриальный рывок, понимая, что он об колено ломает миллионы судеб и интересов, он должен был полностью сломить волю к сопротивлению этих миллионов. Для этого надо было каким-то образом унизить всех, чтобы никто не мог отвертеться. Надо было всех пропустить через добровольное смирение с абсурдом. И смертельные, громогласные, дикие процессы на всю страну, как публичные казни прошлого, были отличным средством для круговой поруки всего населения. Чем абсурднее, чем гротесковее - тем лучше: любой промолчавший будет раздавлен стыдом. А коллективное обсуждение процессов с единогласной резолюцией по их поводу обязывали принимать во всех коллективах страны. Таким образом, с помощью этих процессов были изнасилованы воля и здравый смысл всего населения. Отныне сталинская пропаганда могла надувать в уши людям любые сказки - после процессов никто не спрашивал уже логики и здравомыслия, страна отказалась от сопротивления.
Но мало пассивного подчинения. У активных строителей коммунизма начался стокгольмский синдром. Смирившись с абсурдом, они сами стали его усиливать и выпячивать, чтобы скрыть от себя свою исходную трусость. И здесь разгадка 4-х млн доносов; у людей для спасения самооценки начался психоз "зелена винограда", когда человек убеждает себя и демонстрирует вокруг приверженность самым диким и нелепым предпочтениям. Когда это настроение захватывает коллектив, то оно самоусиливается и достигает гротескных форм, но в коллективном помешательстве этого уже никого не смущает, и на собраниях люди договариваются до совершеннейшей клиники и жестокостей. А потом, наедине с собой или мучаются, или еще глубже скатываются в пучину мракобесия.
Вообще, надо отчетливо понимать, что в 30-е годы страна погрузилась в сплошной невроз. Уровень жизни был ужасающе низок, и списать его на войну и разруху было уже невозможно. А все взрослое поколение России прекрасно помнило изобилие жизни до революции. Вывод о том, что советская власть провалилась, что вся она - ужасная напасть был очевиден всем: и народу и самой власти. И только тотальный страх и террор могли удерживать общество от распада.
Но террор-месть, террор-оправдание и террор-устрашение - это, как мы говорили, процессы с лавинообразным развитием: каратели входят в клинч, им нельзя останавливаться, ибо тогда им самим открывается бездна их преступлений. И в рамках такой ливинобразности следует объяснять Великий террор 37-38 годов, когда за два года была осуждена половина всей 58-ой за все годы сталинщины. Да, Сталин дал "добро" на этот террор, но мы знаем, что в регионах чекисты просили Москву увеличивать квоты, то есть процесс на местах набирал обороты сам.
А почему центр, почему Сталин позволил себе "сорваться" именно в 37-ом? Ни почему - это был просто нервный параноидальный срыв. Он слишком ясно осознавал, как ненавидит его все старшее поколение, и он просто не выдержал и ему захотелось уничтожить все это море ненависти, всех этих ненавидящих его людей. Так садист добивает жертву, чтоб прекратить наконец взаимомучение. Сталин попал в классическую параноидальную ловушку тоталитарных тиранов (Нерон, Пол Пот, Калигула, Иван Грозный). Собственно, непонятно, что могло его удержать от такого сюжета, ведь он не знал, да её и нету - науки "тиранологии". 37-ой - это была расстрельная точка Великого Перелома, продолженного в 29-м после паузы НЭПа. 37-й - это логическое завершение смены элит, когда опричники окончательно выметают вон "бывших". Не бывшую власть, не активных врагов, а просто всех "помнящих" и в душе ненавидящих все это новое хамское племя со Сталиным во главе. Эта судорога окончательной расправы, этого - как у Гитлера "окончательного решения вопроса" была психологически необходима в СССР, как оргазм насильника. И после 37-го страна лежала распятая и изнасилованная, и никто уже пикнуть не смел, не то что пробить тревогу в связи с мировой войной.
Таким образом, никакой рациональной причины у 37-го не было, как не было никакой объективной вины у репрессированных. Вся "вина" их была только в том, что из-за них палачи сгубили свои души.
Отдельной строкой в 2-х миллионом терроре 37-го стоит чистка Красной Армии, в которой Сталин ликвидировал 38 000 командиров, то есть всех старых царских офицеров (напомним, что в Гражданскую войну их было 55 000). Расплпстанная и обессиленная страна лежала готовой жертвой для внешнего завоевателя.
Итак, начиная с 29-го года Россия вступила на путь тотального психического саморазрушения. И как железный довод за спиной у людей стояла система тайной власти ОГПУ и память бессудных расстрелов ЧК.
4. Война. После смуты Гражданской войны Россия заново создавала все государственные институты: суды, полицию, тюрьмы, школу, министерства и проч. В том числе - вновь создавалась армия: без погон, без офицерских званий, с новым уставом, с единственным и весьма специфическим опытом Гражданской войны без фронтов, без снабжения, без тылов. Красная Армия могла быть большой, могла иметь танки и самолеты, но ее структура, ее академии, ее интендантство, ее механизм управления был не испытан войной; все это было построено умозрительно без опоры на опыт и на традиции. Эта армия не могла не быть слабой в сравнении со "старыми армиями" Вермахта, Англии или Франции: политруки и политучеба не заменяют снабжения и логистики при мобильной войне. И пол года Финской войны, с соотношением безвозвратных потерь 1 к 4-м, это отчетливо показало.
Но главное, в Красной Армии не было генералитета, не говоря уже о потомственном офицерстве, прошедшем отбор и опыт множества прежних войн, и единственно могущих в мирное время готовить армию к боевым условиям, когда над мотивами карьеризма у офицеров и принудительной дисциплины у солдат начинает довлеть страх смерти. В 38-м Сталин, боясь предательства, арестовал всю верхушку армии, и на их место выдвинул новое поколение без царского опыта. Но главное даже не в том, что новые генералы были необразованны: хуже то, что напуганные репрессиями, они боялись инициативы, ответственности и самостоятельности. Генерал по природе своей должен чувствовать себя властью, а какая тут власть, когда кругом головы летят? В результате Генштаб и высшие командиры раболепно заискивали перед "паханом" и всерьез не могли участвовать в военном строительстве. Создавался колосс на глиняных ногах, о чем те, кто понимал это, даже не смели заикнуться. Армия строилась как потемкинская деревня, как игрушка Сталина, ее "отбор" шел по внешним признакам для "отчета в Кремле" и для пропаганды среди молодежи. Ее реальной силы, ее "запаса прочности" никто не знал, и некому и не с чего было о том заботиться: не было в стране старого, авторитетного генералитета, который мог бы бить тревогу и думать об обороне, а не играть в увлекательные штабные игры на территории Польши и Пруссии…
Но по формальным показателям Красная Армия была самой могучей в Европе - по количеству танков, пушек и самолетов - в три раза больше германской. И накануне войны Сталин вел себя - не по форме, а по содержанию - вызывающе: в Финляндии угрожал рудникам в Петсамо, захватил прибалтийские страны и сдвинул границы СССР на запад, в Молдавии нависал над нефтяными полями Румынии. Над спиной Германии был занесен топор, и Гитлер вынужден был купировать эту опасность.
По всему судя, Сталин не собирался нападать летом 41-го, но "на всякий случай", не объявляя мобилизацию, он выдвигал к границе войска, чтобы Гитлеру даже в голову не пришло, открывая второй фронт, напасть на в 3 раза большую армию. Сталин боялся войны с Германией, для него лично это было единственной реальной угрозой, и он, с одной стороны, расточал дружелюбие Гитлеру, а с другой - наращивал мощь Красной Армии. И он полагал, что Гитлер не сумасшедший нападать при таком раскладе и потому не доверял разведданным и прочим предупреждениям: в отличие от них всех он-то знал о реальном соотношении числа войск. Результат известен: немцы застали Россию врасплох с войсками на марше.
И тут наступил момент истины: Красная Армия не умела и не хотела воевать: одно дело согнать людей в мирное время при тотальной власти над населением, и совсем другое - чтоб эти люди сами стремились воевать. Как только обручи страха советской власти слетели под страхом немцев - Красна Армия рассыпалась: насильно свезённым на чужие западные территории, этим людям нечего было защищать, а вся песенная сталинская пропаганда слетела как шелуха. К тому же нельзя забывать, что нет ничего уязвимее искусственно собранных масс людей, что достаточно всего сутки не покормить миллион солдат, как они превращаются в миллионы голодных мужчин. А через трое суток?.. И также новейшее вооружение: через несколько дней нарушенного снабжения оно превращается в металлолом. И, заметим, что "фактор неожиданности" в этом разгроме был вовсе не определяющим. Ведь точно также Красная Армии проиграла и в 42-м году, когда немцы дошли до Сталинграда.
Но разгром на границе кадровой Красной Армии не означал поражении России. Победа над врагом возможна либо когда враг убит, либо - когда он сдается. Но СССР с 6-ой частью суши и не думал сдаваться. Сталин держал власть крепко, а Гитлер не напустил на него миллионыв пленных, а интернировал их и угнал в Германию. Его расчет, что Россия рухнет как летом 17-го, не учел, что для этого надо, чтоб Арми развернулась вспять, а он вместо этого, замыкая котлы, избавил Сталина от той единственной силы, что могла его сокрушить изнутри. И недаром Сталин драконовски фильтровал выходящих из окружения, а всех пленных считал предателями. Люди хоть раз, хоть на миг освобожденные от тоталитарного гнета и открыто сказавшие между собой, что "король голый ", уже не годились Сталину в качестве подданных.
А "интактное" население оставалось послушным, и вплоть до передовой боялось гос.власти сильнее всего. И для продолжения победной войны на истощение следовало лишь усилить тотальный контроль над своей территорией и не сдаваться. Наполеон взял Москву, немцы дошли до Волги, перекрыли ленд-лиз и нефть - "всё, сдавайтесь, вы проиграли!..". Но в отличие от тесной Европы, Россия не сдавалась, и оставляя врага один на один с зимой и пустыней, обрекала его на гибель. И внутренне все понимали эту стратегию и "по закону военного времени " объединялись вокруг нее. А кроме того, для советских людей Война оказалась глотком свободы, так как на это время они подчинялись власти с осознанной необходимостью.
А обреченные на смерть были закупорены в окопах наглухо. Спереди были немцы, а сзади - вся мощь страны, направлявшая и доставившая их сюда. Смертников в каждый текущий момент было заведомо меньше чем всей структуры канализации их в окопы. В прифронтовой полосе господствовал СМЕРШ и те, кто рассчитывал выжить - тыловой постоянный состав полков, в отличие от текущего. "Мертвые сраму не имут" и ничего не рассказывают про Войну. И истинных фронтовиков, заставших конец войны была 1/10-я от погибших, и они составляли 1/5-ю часть от всей Армии. И их голос правды был заглушен пропагандой, выгодной тем, кто ее сочинял, и со временем потонул в воспоминаниях тыловых "ветеранов". Известно, нигде так не врут, как на войне и охоте; язык мирного времени не адекватен войне - фронтовики молчали. А День Победы стал праздником лишь через 20 лет, когда они перемерли.
Вообще, правда про ту войну - самый закрытый участок нашей истории. За 4 года войны было убито в 10 раз больше людей, чем за годы ГУЛАГа и 56 млн было искалечено. Да, стреляли немцы, ... но кто выставлял "мишени"? Для оценки военных действий у нас нет языка и сравнительной базы, но цена победы определяется в жизнях (смертях). И по этому показателю генералы Сталина были военные бездари, но он их ценил и награждал не за это, а за способность устроить "подвоз" - заставить миллионы людей идти умирать. Вот это - действительно трудно, а тактика и стратегия рядом с этим - это игрушки.
(продолжение в предыдущем посте)
Вообще говоря, прогресс может происходить без издержек, если ресурсом ему служат накопленные излишки и непосредственный интерес исполнителей. Но при покупке заводов что-то приходится отдавать. Торговый баланс 30-х годов - остается тайной, но одной очевидной его составляющей были запасы хлеба крестьянской страны (27 -28 млн хозяйств). Их топорное изъятие сопровождалось: непреднамеренным голодомором (7млн), разрушением крепких хозяйств, физической гибелью кулаков вместе с семьями. Индустрия за счет деревни через 30 лет привела к импорту хлеба в Россию; и это происходило на фоне космоса, то есть в 30-е годы в стране возник и дальше держался какой-то чудовищный перекос естества.
Второй неизбежной издержкой импортируемой индустрии, как и при Петре, были бесчисленные поломки, аварии, невыходы на проектную мощность и проч. Для процесса такого масштаба катастрофически не хватало хозяйственной, ответственной, творческой заинтересованности - это родовая болезнь социализма - экономики без хозяйского стимула. Высшей Волей движение в целом было запущено, и побочно оно генерировало астрономическое количество косяков. В них кто-то должен был быть виновным, так как естественная беззлоумысная энтропийная причина бардака переводила стрелки "на самый верх", на неверную в принципе схему прогресса. Соответственно развивается такое явление как вредительство - поиск конкретных виновных во всевозможных провалах. Масштаб явления может себе представить любой прораб социалистической стройки. В масштабах страны - это катастрофа, это искоренение значительной части менеджерского звена. Меньшим числом "вредителей" не объяснить количества косяков и неполадок, которое захлестнуло страну. И неверно в процессах вредительства искать чью-то злобную волю, никто не желал им зла. Но иначе на всю бы страну как мертвящий туман повисло бы недоумение.
Здесь надо ясно понять, что с года Великого Перелома (29-ый год) страна погрузилась в обморок; что коллективизация была шоком сравнимым с приходом монголов. За 3 года опричники отняли землю у всех крестьян и отобрали работу у всех нэпманов, в частности всю торговлю. Масштаб экспроприации был как в 17-м, но только никто не поднял оружия, так как хватало страха. И с оторопью страна погружалась вновь во времена карточек и военного коммунизма. Но те, кто видел и понимал что происходит (как те же крестьяне) - молчали в тряпочку, они были усмирены еще Гражданской войной и помнили комиссаров. Эта страдательная часть населения, стиснув зубы, терпела, не спрашивала и молчала.
Но новое поколение, комсомольцы, поднявшиеся на Великих стройках, нуждались в оправдательном мировоззрении, объясняющем все вокруг. Они нуждались в идеологически комфортном целостном мировоззрении. И в ответ на эту потребность в "говорящей", фасадной части страны синтезировалось утопичное обморочное состояние. Комсомольцы с горящей душой славословящие энтузиазм или, наоборот, клеймящие саботажников, подогревали градус общественных настроений до нерефлектирующего накала, и это было душевным спасением, чтобы не замечать ужасных сопутствующих явлений. Ведь с начала 30-х в городах появлялись опухшие с голоду дети. А шпионами и врагами вдруг оказывались любимые преподаватели и вчерашние кумиры. Все это отчаянно заостряло проблему: либо всерьез разбираться - но тогда прощай блестящие перспективы, либо - усиливать и развивать фантастические утопии строителей коммунизма. И конечно же молодые хозяева жизни потянулись навстречу сталинской пропаганде и выбрали "обморок". Они не могли себе позволить вопросы и недоумение.
И в этом душевном комфорте строителей коммунизма сидит разгадка дичайших процессов сталинского "правосудия". Эти показательные процессы - один из курьезов тех лет и, вообще, одно из загадочных мировых явлений. Зачем, кому было нужно устраивать на весь мир этот ужасный фарс? Не проще ли было по-тихому избавляться от неугодных? Ведь эти процессы - это исторический приговор эпохе на все времена. И устроители этих процессов не могли этого не понимать, ведь совсем недавно Россия была страной европейского права. И вдруг этот кошмар - как его объяснить?
Как террорист смиряет заложников? Как в плен сдаются толпы мужчин? Путем всеобщего поголовного унижения. Униженный человек сам прекращает сопротивление - это основа основ тоталитарной манипуляции. Сталин был уголовник, он знал, как двое блатных держат в повиновении целую камеру. И, затеяв индустриальный рывок, понимая, что он об колено ломает миллионы судеб и интересов, он должен был полностью сломить волю к сопротивлению этих миллионов. Для этого надо было каким-то образом унизить всех, чтобы никто не мог отвертеться. Надо было всех пропустить через добровольное смирение с абсурдом. И смертельные, громогласные, дикие процессы на всю страну, как публичные казни прошлого, были отличным средством для круговой поруки всего населения. Чем абсурднее, чем гротесковее - тем лучше: любой промолчавший будет раздавлен стыдом. А коллективное обсуждение процессов с единогласной резолюцией по их поводу обязывали принимать во всех коллективах страны. Таким образом, с помощью этих процессов были изнасилованы воля и здравый смысл всего населения. Отныне сталинская пропаганда могла надувать в уши людям любые сказки - после процессов никто не спрашивал уже логики и здравомыслия, страна отказалась от сопротивления.
Но мало пассивного подчинения. У активных строителей коммунизма начался стокгольмский синдром. Смирившись с абсурдом, они сами стали его усиливать и выпячивать, чтобы скрыть от себя свою исходную трусость. И здесь разгадка 4-х млн доносов; у людей для спасения самооценки начался психоз "зелена винограда", когда человек убеждает себя и демонстрирует вокруг приверженность самым диким и нелепым предпочтениям. Когда это настроение захватывает коллектив, то оно самоусиливается и достигает гротескных форм, но в коллективном помешательстве этого уже никого не смущает, и на собраниях люди договариваются до совершеннейшей клиники и жестокостей. А потом, наедине с собой или мучаются, или еще глубже скатываются в пучину мракобесия.
Вообще, надо отчетливо понимать, что в 30-е годы страна погрузилась в сплошной невроз. Уровень жизни был ужасающе низок, и списать его на войну и разруху было уже невозможно. А все взрослое поколение России прекрасно помнило изобилие жизни до революции. Вывод о том, что советская власть провалилась, что вся она - ужасная напасть был очевиден всем: и народу и самой власти. И только тотальный страх и террор могли удерживать общество от распада.
Но террор-месть, террор-оправдание и террор-устрашение - это, как мы говорили, процессы с лавинообразным развитием: каратели входят в клинч, им нельзя останавливаться, ибо тогда им самим открывается бездна их преступлений. И в рамках такой ливинобразности следует объяснять Великий террор 37-38 годов, когда за два года была осуждена половина всей 58-ой за все годы сталинщины. Да, Сталин дал "добро" на этот террор, но мы знаем, что в регионах чекисты просили Москву увеличивать квоты, то есть процесс на местах набирал обороты сам.
А почему центр, почему Сталин позволил себе "сорваться" именно в 37-ом? Ни почему - это был просто нервный параноидальный срыв. Он слишком ясно осознавал, как ненавидит его все старшее поколение, и он просто не выдержал и ему захотелось уничтожить все это море ненависти, всех этих ненавидящих его людей. Так садист добивает жертву, чтоб прекратить наконец взаимомучение. Сталин попал в классическую параноидальную ловушку тоталитарных тиранов (Нерон, Пол Пот, Калигула, Иван Грозный). Собственно, непонятно, что могло его удержать от такого сюжета, ведь он не знал, да её и нету - науки "тиранологии". 37-ой - это была расстрельная точка Великого Перелома, продолженного в 29-м после паузы НЭПа. 37-й - это логическое завершение смены элит, когда опричники окончательно выметают вон "бывших". Не бывшую власть, не активных врагов, а просто всех "помнящих" и в душе ненавидящих все это новое хамское племя со Сталиным во главе. Эта судорога окончательной расправы, этого - как у Гитлера "окончательного решения вопроса" была психологически необходима в СССР, как оргазм насильника. И после 37-го страна лежала распятая и изнасилованная, и никто уже пикнуть не смел, не то что пробить тревогу в связи с мировой войной.
Таким образом, никакой рациональной причины у 37-го не было, как не было никакой объективной вины у репрессированных. Вся "вина" их была только в том, что из-за них палачи сгубили свои души.
Отдельной строкой в 2-х миллионом терроре 37-го стоит чистка Красной Армии, в которой Сталин ликвидировал 38 000 командиров, то есть всех старых царских офицеров (напомним, что в Гражданскую войну их было 55 000). Расплпстанная и обессиленная страна лежала готовой жертвой для внешнего завоевателя.
Итак, начиная с 29-го года Россия вступила на путь тотального психического саморазрушения. И как железный довод за спиной у людей стояла система тайной власти ОГПУ и память бессудных расстрелов ЧК.
4. Война. После смуты Гражданской войны Россия заново создавала все государственные институты: суды, полицию, тюрьмы, школу, министерства и проч. В том числе - вновь создавалась армия: без погон, без офицерских званий, с новым уставом, с единственным и весьма специфическим опытом Гражданской войны без фронтов, без снабжения, без тылов. Красная Армия могла быть большой, могла иметь танки и самолеты, но ее структура, ее академии, ее интендантство, ее механизм управления был не испытан войной; все это было построено умозрительно без опоры на опыт и на традиции. Эта армия не могла не быть слабой в сравнении со "старыми армиями" Вермахта, Англии или Франции: политруки и политучеба не заменяют снабжения и логистики при мобильной войне. И пол года Финской войны, с соотношением безвозвратных потерь 1 к 4-м, это отчетливо показало.
Но главное, в Красной Армии не было генералитета, не говоря уже о потомственном офицерстве, прошедшем отбор и опыт множества прежних войн, и единственно могущих в мирное время готовить армию к боевым условиям, когда над мотивами карьеризма у офицеров и принудительной дисциплины у солдат начинает довлеть страх смерти. В 38-м Сталин, боясь предательства, арестовал всю верхушку армии, и на их место выдвинул новое поколение без царского опыта. Но главное даже не в том, что новые генералы были необразованны: хуже то, что напуганные репрессиями, они боялись инициативы, ответственности и самостоятельности. Генерал по природе своей должен чувствовать себя властью, а какая тут власть, когда кругом головы летят? В результате Генштаб и высшие командиры раболепно заискивали перед "паханом" и всерьез не могли участвовать в военном строительстве. Создавался колосс на глиняных ногах, о чем те, кто понимал это, даже не смели заикнуться. Армия строилась как потемкинская деревня, как игрушка Сталина, ее "отбор" шел по внешним признакам для "отчета в Кремле" и для пропаганды среди молодежи. Ее реальной силы, ее "запаса прочности" никто не знал, и некому и не с чего было о том заботиться: не было в стране старого, авторитетного генералитета, который мог бы бить тревогу и думать об обороне, а не играть в увлекательные штабные игры на территории Польши и Пруссии…
Но по формальным показателям Красная Армия была самой могучей в Европе - по количеству танков, пушек и самолетов - в три раза больше германской. И накануне войны Сталин вел себя - не по форме, а по содержанию - вызывающе: в Финляндии угрожал рудникам в Петсамо, захватил прибалтийские страны и сдвинул границы СССР на запад, в Молдавии нависал над нефтяными полями Румынии. Над спиной Германии был занесен топор, и Гитлер вынужден был купировать эту опасность.
По всему судя, Сталин не собирался нападать летом 41-го, но "на всякий случай", не объявляя мобилизацию, он выдвигал к границе войска, чтобы Гитлеру даже в голову не пришло, открывая второй фронт, напасть на в 3 раза большую армию. Сталин боялся войны с Германией, для него лично это было единственной реальной угрозой, и он, с одной стороны, расточал дружелюбие Гитлеру, а с другой - наращивал мощь Красной Армии. И он полагал, что Гитлер не сумасшедший нападать при таком раскладе и потому не доверял разведданным и прочим предупреждениям: в отличие от них всех он-то знал о реальном соотношении числа войск. Результат известен: немцы застали Россию врасплох с войсками на марше.
И тут наступил момент истины: Красная Армия не умела и не хотела воевать: одно дело согнать людей в мирное время при тотальной власти над населением, и совсем другое - чтоб эти люди сами стремились воевать. Как только обручи страха советской власти слетели под страхом немцев - Красна Армия рассыпалась: насильно свезённым на чужие западные территории, этим людям нечего было защищать, а вся песенная сталинская пропаганда слетела как шелуха. К тому же нельзя забывать, что нет ничего уязвимее искусственно собранных масс людей, что достаточно всего сутки не покормить миллион солдат, как они превращаются в миллионы голодных мужчин. А через трое суток?.. И также новейшее вооружение: через несколько дней нарушенного снабжения оно превращается в металлолом. И, заметим, что "фактор неожиданности" в этом разгроме был вовсе не определяющим. Ведь точно также Красная Армии проиграла и в 42-м году, когда немцы дошли до Сталинграда.
Но разгром на границе кадровой Красной Армии не означал поражении России. Победа над врагом возможна либо когда враг убит, либо - когда он сдается. Но СССР с 6-ой частью суши и не думал сдаваться. Сталин держал власть крепко, а Гитлер не напустил на него миллионыв пленных, а интернировал их и угнал в Германию. Его расчет, что Россия рухнет как летом 17-го, не учел, что для этого надо, чтоб Арми развернулась вспять, а он вместо этого, замыкая котлы, избавил Сталина от той единственной силы, что могла его сокрушить изнутри. И недаром Сталин драконовски фильтровал выходящих из окружения, а всех пленных считал предателями. Люди хоть раз, хоть на миг освобожденные от тоталитарного гнета и открыто сказавшие между собой, что "король голый ", уже не годились Сталину в качестве подданных.
А "интактное" население оставалось послушным, и вплоть до передовой боялось гос.власти сильнее всего. И для продолжения победной войны на истощение следовало лишь усилить тотальный контроль над своей территорией и не сдаваться. Наполеон взял Москву, немцы дошли до Волги, перекрыли ленд-лиз и нефть - "всё, сдавайтесь, вы проиграли!..". Но в отличие от тесной Европы, Россия не сдавалась, и оставляя врага один на один с зимой и пустыней, обрекала его на гибель. И внутренне все понимали эту стратегию и "по закону военного времени " объединялись вокруг нее. А кроме того, для советских людей Война оказалась глотком свободы, так как на это время они подчинялись власти с осознанной необходимостью.
А обреченные на смерть были закупорены в окопах наглухо. Спереди были немцы, а сзади - вся мощь страны, направлявшая и доставившая их сюда. Смертников в каждый текущий момент было заведомо меньше чем всей структуры канализации их в окопы. В прифронтовой полосе господствовал СМЕРШ и те, кто рассчитывал выжить - тыловой постоянный состав полков, в отличие от текущего. "Мертвые сраму не имут" и ничего не рассказывают про Войну. И истинных фронтовиков, заставших конец войны была 1/10-я от погибших, и они составляли 1/5-ю часть от всей Армии. И их голос правды был заглушен пропагандой, выгодной тем, кто ее сочинял, и со временем потонул в воспоминаниях тыловых "ветеранов". Известно, нигде так не врут, как на войне и охоте; язык мирного времени не адекватен войне - фронтовики молчали. А День Победы стал праздником лишь через 20 лет, когда они перемерли.
Вообще, правда про ту войну - самый закрытый участок нашей истории. За 4 года войны было убито в 10 раз больше людей, чем за годы ГУЛАГа и 56 млн было искалечено. Да, стреляли немцы, ... но кто выставлял "мишени"? Для оценки военных действий у нас нет языка и сравнительной базы, но цена победы определяется в жизнях (смертях). И по этому показателю генералы Сталина были военные бездари, но он их ценил и награждал не за это, а за способность устроить "подвоз" - заставить миллионы людей идти умирать. Вот это - действительно трудно, а тактика и стратегия рядом с этим - это игрушки.
(продолжение в предыдущем посте)