Он был сильнее меня. Всегда смотрел на других с презрением, и я для него не то, что не угроза, я пыль, червяк под ногами. В этих серых с длинными, черными ресницами глазах я видела всю себя. Свою не свежую, замызганную одежду. Грязь под ногтями. Выпирающий живот. Я ненавидела себя, а он глянул и отвернулся. Как от мухи. Как от падали. Ремень на спинке стула. Он не заметил.
Я ударила. Сзади. Обернулся, но смотрел без гнева. С удивлением. Тогда я стеганула по лицу. Голова метнулась в сторону. Волосы упали на глаза. Я стала бить. Еще и еще. Никогда. Никогда. Больше. Не посмотрит. На меня. Так.
Он корчился в углу. Кажется, кричал. Я не могла остановиться.
Как-то мы ездили на пасеку, и хозяин принес соты. Тонкий мягкий воск ломался на зубах и на язык вытекал теплый, ароматный мед. От этой сладости можно было умереть.
Сейчас, видя, как его кожа покрывается красными, вздутыми полосами, как лопается от удара, как на ней проступают красные полосы крови... мне было так сладко. Я опять хотела умереть.
Настала тишина. Он без сознания. Я бросила ремень на стул и прислонилась к стене. Устала. Но как же хорошо. И наплевать.
Наплевать, что ему только восемь, что он дофин. Наплевать. Он больше не будет так на меня смотреть.