Три письма из тридцатого года
A Rafael Martínez Nadal (11)
[Fragmento]
[Granada, julio de 1930]
Queridísimo Rafael de mi corazón, amigo mío de siempre y primor de los primores de Madrid:
Como no me contestaste a New York ya no te he escrito más, aunque puedes pensar que recordarte te he recordado todos los días de mi largo y espléndido viaje. ¡¡Ay ay ay ay ay ay!! ¡que me muero! Tengo las carnes hechas pedacitos por la belleza americana y sobre todo por la belleza de La Haba na. ¡Ayyyy comadre! ¡Comadrica de mis entretelas! Yo no puedo hablar. Una carta no es nada, una carta es un noticiario y un suplicio para una persona como yo que viene llena de cosas nuevas y que tiene un verbo cálido y auténtico de poesía. Yo lo que deseo es verte y si tú no vienes enseguida tendré yo que ir. Nada ni nadie me interesa en Madrid tanto como tú. Siento tu amistad como esos pilares de mármol que se ponen más bellos con la acción del tiempo.
No puedo escribir. Estoy nervioso, bajo una higuera espléndida, en pleno campo granadino y luchando con este lápiz estúpido.
¿Y Miguel [Benítez Inglott]? ¿Y nuestro queridísimo Miguelón?, ¿qué le pasa?, ¿por qué está en Barcelona? Cuéntame. Yo estoy satisfechísimo de mi viaje. He trabajado mucho. Tengo muchos versos de escándalo y teatro de escándalo también. Vuelvo en enero. Esto te lo dirá todo. Y es fácil que estrene en New York.
He escrito un drama que daría algo por leértelo en compañía de Miguel. De tema francamente homosexual. Creo que es mi mejor poema. Aquí en Granada me divierto estos días con cosas deliciosas también. Hay un torerillo [...].
Рафаэлю Мартинесу Надалю (№11)
Фрагмент
Гранада, июль 1930 г.
Отрада сердца моего, Рафаэль, вернейший из верных и безупречнейший из безупречных в Мадриде!
Поскольку ты не ответил на мое письмо, отправленное из Нью-Йорка, то я и не писал тебе больше, хотя, можешь быть уверен, вспоминал тебя каждый день моего долгого, восхитительного путешествия. Ах, я умираю! С досады я изорвал в клочья несколько тетрадей - от невозможности описать всю красоту Америки! Особенно не дает мне покоя Гавана. Ах, подружка моя, любезная моя кума Гавана! Нет, у меня слов не хватает. Одно письмо - это, считай, ничего; одно письмо - всего лишь сухая хроника, это пытка для человека вроде меня, который возвращается из путешествия, переполненный впечатлениями и идеями, и жаждет поведать о них страстным языком подлинной поэзии. Мое горячее желание - увидеться с тобой, и если в ближайшее время ты не навестишь меня, придется мне собраться в Мадрид. Никто и ничто в этом городе не значит для меня столько, сколько значишь ты. Твоя дружба подобна мраморным колоннам, которые становятся еще прекраснее под резцом Времени.
Нет, не могу писать. Я сижу под под роскошной смоковницей, в самом сердце плодороднейшей долины - и меня бесит, бесит, бесит тупой карандаш, с которым я вынужден сражаться!..
А что Мигель [Бенитес Инглотт]? Наш милый Мигелито? Что с ним? Почему он в Барселоне? Расскажи-ка мне.
Я более чем доволен своей поездкой. Очень много работал. Написал довольно скандальных стихов и такие же пьесы. Вернусь в Мадрид в январе и покажу тебе всё. В Нью-Йорке, кстати, можно легко их поставить.
Написал драму, которая может кое-что прояснить для тебя, если я прочту ее в компании твоей и Мигеля. Сюжет откровенно гомосексуален. Думаю, что это лучшее мое творение. В Гранаде, я развлекаюсь совершенно восхитительными вещами. Здесь есть один молодой тореро...(...)
A Rafael Martínez Nadal (12)
[Fragmentos]
[Granada, verano de 1930]
[Dibujo: Negra]
¡Oh Cuba! ¡Oh ritmo de semillas secas!
¡Oh cintura caliente y gota de madera!
Los negritos vendrán a adorar a esta diosa, esta Santa Bárbara del coño tremulante. Por eso te la mando. Creo que te servirá de amuleto.
[Dibujo: Un rostro]
¡Ay qué susto!
Así es la imagen del miedo. Unos ojos que se transparentan por un papel donde no están pintados. Y así es nuestro miedo... o al menos el mío.
La alegría que tuve al recibir tu carta fue extraordinaria porque me envió de pronto a la vida que quiero, alejado un año como he estado por otras vidas y otros mares.
Рафаэлю Мартинесу Надалю (№12)
Фрагменты
Гранада, лето 1930 г.
Рисунок: негритянка.
О Куба! О, ритмы сухого гороха!
О, гибкое пламя, зеленая кроха!
(пер. А. Гелескула)
Негритята собираются, чтобы поклоняться этой богине, этой святой Барбаре трепещущей вульвы - поэтому и посылаю ее тебе, пусть послужит амулетом.
Рисунок: лицо.
Какой ужас!
Это портрет страха. Глаза, пронизывающие лист бумаги, на котором не были нарисованы. Таков наш страх... или, по крайней мере, мой.
Радость моя по получении твоего письма была безмерной - ведь ты погрузил меня в ту жизнь, которую я так люблю и от которой я сейчас далек, занятый другими жизнями и иными морями.
A José María Chacón y Calvo (19)
[Membrete:] Centro Artístico
Sr. D. José María Chacón y Calvo
La Habana
Cuba
[Granada, ¿verano de 1930?]
Querido amigo José María: Te mando las fotos. He salido muy bien en algunas y muy mal en otras, pero de todas maneras cada cliché guarda un recuerdo delicado, que es lo bonito.
Me alegraré mucho que lo pases bien y que te den buena sombra las maravillosas palmeras de Cuba. Adiós. Un abrazo de
Federico
P.D. Recuerdos de Falla y de mi hermano Paquito.
Хосе Марии Чакону-и-Кальво (№19)
Художественный центр,
сеньору дону Хосе Марии Чакону-и-Кальво
Гавана
Куба
Гранада лето 1930 г. (?)
Дорогой Хосе Мария, посылаю тебе фотографии. На некоторых я вышел очень хорошо, на других - скверно, но каждая из них, какой бы банальной ни была, хранит драгоценное воспоминание - и этим прекрасна.
Я буду рад узнать, что у тебя все в порядке и что чудесные кубинские пальмы дарят тебе благодатную тень. Прощай. Обнимаю,
Федерико.
P.S. Поклон от де Фальи и моего брата Пакито.
Конструктивная критика переводов принимается.)) Когда критика иссякнет, запощу в сообществах.))