три источника антисолженицынской истерии
Из фильма "В круге первом"
(Наводка от taen-1)
С Толстым ожесточенно спорили, вплоть до разрыва личных отношений (известен, например, эпизод, когда философ Николай Федоров перешел на другую сторону улицы, увидев Толстого), ему писали яростные, обличительные письма, Святейший Синод принял свое известное постановление, в котором (вполне справедливо, надо признать) констатировал, что Толстой отпал от Церкви, канонизированные впоследствии святые (как, скажем, Иоанн Кронштадтский) произносили против него пламенные проповеди, участники войны 1812 года издавали статьи и книги, в которых доказывали, что автор «Войны и мира» серьезно исказил реальную картину этой войны.
Но никому не приходило в голову уничижать и третировать его как писателя, обвинять в связях то ли со своими, то ли с иностранными спецслужбами, сочинять небылицы о его трусости на фронте и отрицать непреходящее значение его творческого наследия. Да, чудит граф и что? Писатель-то выдающийся! И при этом многие философы, писатели, деятели культуры, оставившие в ней свой немалый, заметный след, совершенно искренне говорили о решающем влиянии на них Толстого.
Теперь, в нашу постсоветскую эпоху, все совсем иначе. В чем же дело, каковы причины этой кардинально отличной ситуации? На наш взгляд, их можно выделить три. Первое - это то, что на языке прикладной аналитики называется «спецаспект». Все сегодняшние разоблачители писателя в решающей степени базируются на известной книге Томаша Ржезача «Спираль измены Солженицына» (1976). Т.Ржезач - не лишенный таланта чешский писатель, автор шпионских и детективных романов, «покаявшийся диссидент», входивший в окружение А.И. в первый год его эмиграции. Вскоре, чтобы искупить своё «заблуждение», стал работать агентом 1-го Управления Федерального министерства внутренних дел ЧССР под псевдонимом Репо. Глубоко вторичное значение чешских «органов» в те годы очевидно, поэтому существует серьезное предположение (которое, разумеется, невозможно доказать строго документально), что Ржезач выполнял личное поручение шефа 5-го управления КГБ СССР Ф.Д. Бобкова.
Разумеется, все вышеизложенное отнюдь не означает, что все нынешние ожесточенные критики А.И. имеют такое же происхождение. Большинство из них вполне искренни. Но констатация того очевидного факта, что «искренние» люди в своих построениях отнюдь не оригинальны, а тиражируют сведения, которые изначально являются прямой разработкой спецслужб, заимствуя их друг у друга, необходима. Правда при этом справедливости ради придется признать, что чешский спецписатель был куда умнее своих сегодняшних эпигонов и работал гораздо тоньше, не опускаясь до совсем уж одиозных и мелочных обвинений в духе и стиле бульварной прессы.
Однако, разумеется, сводить объяснение ситуации лишь к вышеизложенному аспекту неправильно. Вторая важнейшая причина, на которую было уже отчасти указано - это сегодняшнее состояние общественного сознания.
Вячеслав Иванов, уже будучи в глубокой эмиграции, говорил, что люди с определенного времени «испортились», сильно упростились, стали примитивными, потеряли внутри себя «цветущую сложность», не проводя существенных различий в этом межу «красными» и «белыми». В онтологической, метафизической порче людей, что неизбежно сопутствует любой революции, любой насильственной ломке органичного жизненного уклада в угоду отвлеченной утопии, политические барьеры не играют решающей роли. На эту порчу накладываются все новые и новые психологические травмы, идеологические, а, главное, духовные болезни сознания. Сегодня мы имеем дело с сознанием, глубоко травмированным распадом, точнее развалом страны, что многими ощущается как фундаментальная, непоправимая жизненная катастрофа. Эта травма порождает фантомные боли, которые побуждают людей бурно и часто неадекватно реагировать на любые «подходящие» раздражители. А Солженицын является практически идеальным раздражителем такого рода.
И здесь мы подходим к третьей причине, связанной уже с особенностями его самого, его личности и таланта. Ибо он, как никто, обладает способностью растравлять эти фантомные боли, бередить старые раны патриотов гибнущего Отечества. (Говорю в данном случае с полным сочувствием, без всякой отстраненной иронии.)
Призыв к тому, чтобы «жить не по лжи», сочетается в нем с уникальной способностью проблематизировать любую, казалось бы, самую простую и ясную ситуацию, проникать в далеко не очевидную глубинную суть вещей, все время, в самые неожиданные моменты, жестко ставить читателя перед неизбежностью ответственного нравственного выбора. И в этом он, конечно - прямой продолжатель Толстого. Между тем сознание, особенно глубоко травмированное сознание, чаще всего склонно избегать таких ситуаций, отодвигать от себя «неприятные» вопросы, прятаться от реальности за тщательно и любовно выстроенной ширмой всевозможных мифов, которые помогают людям обрести (пусть ложную) гармонию между собой и миром.
Как говорил мне один знакомый журналист: «Я не могу поверить в то, что рассказывают про Соловецкий лагерь, не могу примириться с этим. Ведь здесь был монастырь, потом школа юнг, у людей о Соловках самые светлые воспоминания. Если верить во все, что рассказывают о лагере, то это будет шизофрения, раздвоение сознания». Как можно любить того, кто все время норовит сорвать с глаз собеседника (читателя) любимые розовые очки, лишить его душевного комфорта и внутреннего равновесия? «Жить не по лжи» - отнюдь не просто; ведь ложь, часто весьма убедительно, представляется правдой.
«Солженицын оправдывает власовцев»
Проще всего сказать: «Солженицын оправдывает власовцев». И куда сложнее понять: откуда вдруг на Руси, где иудин грех всегда был огромной редкостью, взялись десятки и сотни тысяч предателей? Почему вдруг так испортились простые русские люди? Или, может, они так реагировали на фундаментальную порчу общественного строя, в самом себе несшего убийственный вирус самоотрицания, непреодолимого внутреннего противоречия, которое в итоге его и погубило?
Сознание, лишенное внутренней целостности и правильной духовно-нравственной иерархии, радостно хватается за эту «спасительную» возможность воспринять всю ситуацию в привычных терминах идеологической борьбы, отказавшись от тяжелого труда над собственной душой, осмысления жизни нашей с позиций христианской глубины и нравственной честности, позиций «раскаяния и самоограничения», уйдя в спасительную «простоту». Простоту ложную, ибо основана она на духовно-идеологической болезни, «идеомании» (порабощенности сознания какой-то отвлеченной идеей), а не на духовной целостности веры и порождаемого ею христианско-смиренного самочувствия и сердечного знания живой жизни.
Чтобы достойно завершить эту непростую тему, скажем еще об одном, что составляет, пожалуй, главный пункт нашего с ним принципиального несогласия. Это его антиимперский пафос.
(Здесь автор дает рассуждение, опущу его, ясно одно: это личная позиция Солженицына, на которую он имеет полное право.)
Мы боимся страшных вопросов - и потому обвиняем во всех наших бедах того, кто, пусть в конечном счете и небезошибочно, осмеливался их перед нами ставить.
Вернемся в заключение к тому, с чего начали наше объяснение истоков антисолженицынской истерии сегодняшних дней. Те, кто инспирирует, поощряет эту кампанию, помимо мести (о чем подробно говорить пока не станем) преследуют вполне очевидную цель. Они хотят, чтобы нашего великого современника не читали.
Владимир Семенко
https://amin.su/content/analitika/9/5971/
(Наводка от taen-1)
С Толстым ожесточенно спорили, вплоть до разрыва личных отношений (известен, например, эпизод, когда философ Николай Федоров перешел на другую сторону улицы, увидев Толстого), ему писали яростные, обличительные письма, Святейший Синод принял свое известное постановление, в котором (вполне справедливо, надо признать) констатировал, что Толстой отпал от Церкви, канонизированные впоследствии святые (как, скажем, Иоанн Кронштадтский) произносили против него пламенные проповеди, участники войны 1812 года издавали статьи и книги, в которых доказывали, что автор «Войны и мира» серьезно исказил реальную картину этой войны.
Но никому не приходило в голову уничижать и третировать его как писателя, обвинять в связях то ли со своими, то ли с иностранными спецслужбами, сочинять небылицы о его трусости на фронте и отрицать непреходящее значение его творческого наследия. Да, чудит граф и что? Писатель-то выдающийся! И при этом многие философы, писатели, деятели культуры, оставившие в ней свой немалый, заметный след, совершенно искренне говорили о решающем влиянии на них Толстого.
Теперь, в нашу постсоветскую эпоху, все совсем иначе. В чем же дело, каковы причины этой кардинально отличной ситуации? На наш взгляд, их можно выделить три. Первое - это то, что на языке прикладной аналитики называется «спецаспект». Все сегодняшние разоблачители писателя в решающей степени базируются на известной книге Томаша Ржезача «Спираль измены Солженицына» (1976). Т.Ржезач - не лишенный таланта чешский писатель, автор шпионских и детективных романов, «покаявшийся диссидент», входивший в окружение А.И. в первый год его эмиграции. Вскоре, чтобы искупить своё «заблуждение», стал работать агентом 1-го Управления Федерального министерства внутренних дел ЧССР под псевдонимом Репо. Глубоко вторичное значение чешских «органов» в те годы очевидно, поэтому существует серьезное предположение (которое, разумеется, невозможно доказать строго документально), что Ржезач выполнял личное поручение шефа 5-го управления КГБ СССР Ф.Д. Бобкова.
Разумеется, все вышеизложенное отнюдь не означает, что все нынешние ожесточенные критики А.И. имеют такое же происхождение. Большинство из них вполне искренни. Но констатация того очевидного факта, что «искренние» люди в своих построениях отнюдь не оригинальны, а тиражируют сведения, которые изначально являются прямой разработкой спецслужб, заимствуя их друг у друга, необходима. Правда при этом справедливости ради придется признать, что чешский спецписатель был куда умнее своих сегодняшних эпигонов и работал гораздо тоньше, не опускаясь до совсем уж одиозных и мелочных обвинений в духе и стиле бульварной прессы.
Однако, разумеется, сводить объяснение ситуации лишь к вышеизложенному аспекту неправильно. Вторая важнейшая причина, на которую было уже отчасти указано - это сегодняшнее состояние общественного сознания.
Вячеслав Иванов, уже будучи в глубокой эмиграции, говорил, что люди с определенного времени «испортились», сильно упростились, стали примитивными, потеряли внутри себя «цветущую сложность», не проводя существенных различий в этом межу «красными» и «белыми». В онтологической, метафизической порче людей, что неизбежно сопутствует любой революции, любой насильственной ломке органичного жизненного уклада в угоду отвлеченной утопии, политические барьеры не играют решающей роли. На эту порчу накладываются все новые и новые психологические травмы, идеологические, а, главное, духовные болезни сознания. Сегодня мы имеем дело с сознанием, глубоко травмированным распадом, точнее развалом страны, что многими ощущается как фундаментальная, непоправимая жизненная катастрофа. Эта травма порождает фантомные боли, которые побуждают людей бурно и часто неадекватно реагировать на любые «подходящие» раздражители. А Солженицын является практически идеальным раздражителем такого рода.
И здесь мы подходим к третьей причине, связанной уже с особенностями его самого, его личности и таланта. Ибо он, как никто, обладает способностью растравлять эти фантомные боли, бередить старые раны патриотов гибнущего Отечества. (Говорю в данном случае с полным сочувствием, без всякой отстраненной иронии.)
Призыв к тому, чтобы «жить не по лжи», сочетается в нем с уникальной способностью проблематизировать любую, казалось бы, самую простую и ясную ситуацию, проникать в далеко не очевидную глубинную суть вещей, все время, в самые неожиданные моменты, жестко ставить читателя перед неизбежностью ответственного нравственного выбора. И в этом он, конечно - прямой продолжатель Толстого. Между тем сознание, особенно глубоко травмированное сознание, чаще всего склонно избегать таких ситуаций, отодвигать от себя «неприятные» вопросы, прятаться от реальности за тщательно и любовно выстроенной ширмой всевозможных мифов, которые помогают людям обрести (пусть ложную) гармонию между собой и миром.
Как говорил мне один знакомый журналист: «Я не могу поверить в то, что рассказывают про Соловецкий лагерь, не могу примириться с этим. Ведь здесь был монастырь, потом школа юнг, у людей о Соловках самые светлые воспоминания. Если верить во все, что рассказывают о лагере, то это будет шизофрения, раздвоение сознания». Как можно любить того, кто все время норовит сорвать с глаз собеседника (читателя) любимые розовые очки, лишить его душевного комфорта и внутреннего равновесия? «Жить не по лжи» - отнюдь не просто; ведь ложь, часто весьма убедительно, представляется правдой.
«Солженицын оправдывает власовцев»
Проще всего сказать: «Солженицын оправдывает власовцев». И куда сложнее понять: откуда вдруг на Руси, где иудин грех всегда был огромной редкостью, взялись десятки и сотни тысяч предателей? Почему вдруг так испортились простые русские люди? Или, может, они так реагировали на фундаментальную порчу общественного строя, в самом себе несшего убийственный вирус самоотрицания, непреодолимого внутреннего противоречия, которое в итоге его и погубило?
Сознание, лишенное внутренней целостности и правильной духовно-нравственной иерархии, радостно хватается за эту «спасительную» возможность воспринять всю ситуацию в привычных терминах идеологической борьбы, отказавшись от тяжелого труда над собственной душой, осмысления жизни нашей с позиций христианской глубины и нравственной честности, позиций «раскаяния и самоограничения», уйдя в спасительную «простоту». Простоту ложную, ибо основана она на духовно-идеологической болезни, «идеомании» (порабощенности сознания какой-то отвлеченной идеей), а не на духовной целостности веры и порождаемого ею христианско-смиренного самочувствия и сердечного знания живой жизни.
Чтобы достойно завершить эту непростую тему, скажем еще об одном, что составляет, пожалуй, главный пункт нашего с ним принципиального несогласия. Это его антиимперский пафос.
(Здесь автор дает рассуждение, опущу его, ясно одно: это личная позиция Солженицына, на которую он имеет полное право.)
Мы боимся страшных вопросов - и потому обвиняем во всех наших бедах того, кто, пусть в конечном счете и небезошибочно, осмеливался их перед нами ставить.
Вернемся в заключение к тому, с чего начали наше объяснение истоков антисолженицынской истерии сегодняшних дней. Те, кто инспирирует, поощряет эту кампанию, помимо мести (о чем подробно говорить пока не станем) преследуют вполне очевидную цель. Они хотят, чтобы нашего великого современника не читали.
Владимир Семенко
https://amin.su/content/analitika/9/5971/