немецкая Африка
Шомбургк Ганс - Дикая Африка
1910г.
Фрагменты
Ганса Шомбругка википедия первым же словом обзывает авантюристом.
Другой источник сообщает:
Ганс Шомбургк (1880-1967) совершил десять путешествий по Черному континенту и видел его и в конце девятнадцатого века и во второй половине двадцатого. Первое время он был, по собственному его признанию, одним из тех авантюристов, которые наполнили Южную Африку в период алмазной и золотой лихорадки. Скачки, карточная игра, мелкие авантюры в "Золотом городе" - Йоханнесбурге - перемежались в жизни молодого Шомбургка с охотой на слонов и других крупных животных, которыми изобиловали дебри. Постепенно бродягу и охотника привлекло интересное и рискованное ремесло ловца зверей. Позднее Шомбургк превратился в охотника с киноаппаратом, создателя фильмов о природе и людях Африки. Он стал исследователем, обогатившим науку знаниями о природе и животном мире этого материка.
livelib.ru
Уже несколько дней я слышал обрывки разговоров наших носильщиков, в которых обсуждался волновавший их слух. Поначалу я не обращал на это внимания, но шли дни, и слух становился все определеннее: к Кабомпо движется большой караван португальских работорговцев. Дело было серьезным и я сообщил о нем майору Гардену. Несколько человек из деревни Челенды подтвердили мои слова. Расспросив их о подробностях и немного поразмыслив, майор приказал мне половину имеющихся у нас аскари - около 25 человек - и попытаться захватить торговцев живым товаром.
Здесь я позволю себе небольшое отступление касающееся туземных взглядов на работорговлю.
Нет никакого сомнения, что вызов невольников с Черного континента был бы давно прекращен - или не начинался вовсе, - если бы не поддержка местных жителей. Дело в том, что рабство практиковалось в Африке испокон веков, и негры никогда не видели в нем ничего противоестественного. Конечно, никому не хочется самому стать рабом, и когда к той или иной деревне приближается отряд охотников за живым товаром жители прибегают под защиту ближайшего британского порта. Но если тот же самый отряд является в деревню с предложением купить рабов за деньги или в обмен на оружие - его встречают с радостью. Местный вождь посылает воинов для захвата людей соседнего племени, и дело кончается ко всеобщему удовлетворению. Разумеется, соседи при первом удобном случае отплатят взаимностью, но это никого не волнует.
Метисы-мамбари уводят к Западному побережью очередную партию связанных невольников, а оборотистые собратья несчастных выходят на охоту с новыми ружьями.
Очень характерный эпизод произошел с моим знакомым, лейтенантом С. Преследуя по пятам караван мамбари, он пришел в деревню вождя Каталалы. Обстановка там была самая мирная, дети играли с собаками, у дверей хижин сидели женщины. Вождь и его приближенные дружелюбно приветствовали С. и в ответ на заданные вопросы сообщили, что работорговцы, миновав деревню, ушли в такую-то сторону. Запыхавшийся С. со своим людьми поспешил в указанном направлении, но вскоре дошел до Кабомпо и прекратил преследование, решив, что португальцы перешли реку и теперь находяся на ничейной земле. Однако в действительности все мамбари скрылись во мраке хижин - их спрятали услужливые жители, рассчитывая на щедрый бакшиш. История вскрылась после того, как Каталала поссорился с кем-то из своих родичей, тот явился в форт и все рассказал. Разумеется, вождь был сурово наказан, но это мало утешило С. и его сослуживцев.
Таким образом надеяться на поддержку местного населения не приходилось, но в ней и не возникло необходимости. В качестве разведчиков и детективов я использовал двух своих боев - мальчиков пятнадцати-шестнадцати лет. Не привлекая ничьего внимания, они прекрасно справились с порученным делом и уже через пару дней вернулись с подробными сведениями о местонахождении противника.
Покрыв расстояние за один переход, поздно ночью мой отряд окружил лагерь португальцев. Я расставил в лесу сторожевые посты, а когда расцвело, вошел в лагерь в сопровождении трех аскари и предложил всем находившимся там сдаться.
Португальцы повели себя разумно и не пытались оказать сопротивление. Их носильщики бросились врассыпную, но все до одного были схвачены моими людьми.
Осмотрев лагерь, я убедился, что на данный момент португальцы еще не приобрели в английских областях ни одного раба; по правде говоря, у меня не было даже оснований утверждать, будто это входило в их намерения. Мне удалось обнаружить лишь значительное количество сырого каучука и слоновой кости, и можно было не сомневаться, что платой за них служили ружья и порох. Я доставил арестованных в Челенду и затем дальше, в Каземпу, где и сдал гражданским властям. В дороге мне приходилось исполнять обязанности переводчика - один из португальцев говорил по-французски, так что нам удавалось кое-как объясниться.
В то время в Сев.-Зап. Родезии не существовало никакого определенного уголовного кодекса, и резидент в Каземпе не мог устроить суд или подвергнуть предполагаемых работорговцев законному наказанию. Поэтому он распорядился конфисковать их грузы, оружие и въючных животных, а самих арестованных препроводить до Кабомпо под полицейским конвоем - пусть перейдут реку и убираются на все четыре стороны. Естественно, что конвоирование снова было поручено мне, в соответствии с правилом: кто поймал рыбу, тот ее и чистит.
................
На подходе к деревне нас встретила большая процессия людей племени мамбунда под предводительством очень юного индуны-баротсе. В первый момент мы приняли это за враждебную демонстрацию и приготовились к обороне, но быстро успокоились, увидев в числе идущих женщин и даже детей. Предводитель - звали его Чангонго, и ему было не больше пятнадцати лет - приблизился к нам, широко улыбаясь, и милостиво протянул руку для поцелуя. К возмущению свиты, этот дружественный жест встретил с нашей стороны самую невежливую реакцию: отпихнув желторотого владыку, Хэмминг, а за ним и весь караван, проследовал в деревню и расположился на отдых в тени большого дерева. Было уже ясно, что мы - первые европейцы, оказавшиеся в этих местах.
естные жители, вооруженные кремневыми ружьями, копьями и стрелами, уже перемешались с нашими людьми; оживленно переговариваясь, они осматривали и ощупывали ящики и даже непринужденно присаживались на них. Положение складывалось критическое, и требовалось немедленно предпринять какие-то шаги. Тут между Чангонго и Хэммингом состоялся краткий диалог; я привожу его дословно. Разговор шел на языке баротсе.
Хэмминг: Вы всегда оказываете такой прием караванам европейцев?
Чангонго: Мои люди еще никогда не видели белых, и я не знал, что этот караван ведет белый человек.
Хэмминг: Теперь ты это знаешь. Кроме того, ты знаешь, что мы устали и голодны - скажи, принесут ли нам еду?
Чангонго: О да, конечно. Я сейчас прикажу накормить вас.
Он отдал короткое распоряжение, и к нам направилась целая процессия - человек тридцать. Со многими и очень сложными церемониями они преподнесли провизию для каравана - две маленькие корзиночки с мукой, фунта по два в каждой, и четыре яйца. Мальчишка явно просто издевался над нами, но Хэмминг невозмутимо продолжал:
- Мы благодарны тебе за твой щедрый дар, о Чангонго - сейчас видно, что ты достойный племянник короля Леваники, известного своей неизменной дружбой с белыми. Но все же скажи, как нам прокормить всех наших людей?
Игра становилась все напряженнее, и парнишка начал нервничать.
- У вас много всяких ящиков - в них, конечно, достаточно продовольствия для всех носильщиков. А мы сами голодаем, и я не могу тебе дать больше никакой еды, - в его голосе прорывались нотки раздражения и испуга.
- Ну подумай, Чангонго, - ласково попросил Хэмминг и встал, держа в руке одну из корзиночек с мукой.
- Я вас сюда не звал, - злобно отвечал королевский отпрыск, - и если вам придется голодать, то лишь по своей собственной вине.
В это время четверо наших оруженосцев приблизились к собеседникам. Хэмминг погрустнел и задумался; затем, глядя Чангонго прямо в глаза, спросил:
- В этой корзиночке - вся мука, которую вы можете уделить нам? Это действительно так, Чангонго?
- Да! - выпалил юный вождь, и в ту же секунду Хэмминг спокойно и быстро нахлобучил корзинку с мукой ему на голову со словами:
- В таком случае, полагаю, будет лучше, если ты оставишь ее себе.
Густо напудренный белоснежной маниоковой мукой, Чангонго в своем парадном облачении индуны выглядел настолько похожим на циркового клоуна, что я покатился со смеху. Он вскочил, собираясь, видимо, убежать, но сильная рука Джумы мягко, но решительно удержала его на месте.
В толпе вокруг нас послышались возмущенные крики; мамбунда потрясали копьями, подбадривая друг друга. Мы не двигались и сохраняли полное спокойствие, хотя наши руки лежали на рукоятках револьверов. Такая невозмутимость, резко отличавшаяся от обычного поведения жестоких и трусоватых португальских метисов-мамбари, произвела куда более сильное впечатление, чем любые угрозы. Первым опомнился наш незадачливый притеснитель. Он успел отряхнуться и склонился к нашим ногам с негромким возгласом: «Калонга!» - приветствие, с которым рядовой член племени баротсе обращается к своему вождю. Тут же, как по мановению волшебной палочки, все переменилось.
Ружья и луки куда-то исчезли, и вот уже со всех сторон сверкают дружелюбные улыбки, жители тащат мешки с мукой, корзины с яйцами, связанных кур и всякую всячину; начинается оживленная торговля. Давно бы так!
--------
Уже на подходе к деревне \племени валунда\ мы услышали глухой стук тяжелых пестов - женщины ва'лунда толкли маниоку. Значит, о нашем приближении здесь еще неизвестно. Это очень ярко показывало, что ва'лунда живут в полной изоляции от соседей - в любом другом районе Африки весть о нашем прибытии обязательно разнеслась бы за двое суток на полсотни километров вокруг.
Остановив караван, мы провели краткий военный совет. Было решено вступить в деревню с трех сторон, одновременно, по общему сигналу. Наиболее простым и естественным вариантом сигнала явился бы выстрел, но он мог быть истолкован ва'лунда как начало нападения, а мы не хотели давать им ни малейшего повода принимать нас за врагов. По предложению Вильзони, ему, как самому голосистому, поручили издать протяжный крик - услышав его, мы войдем в деревню.
Все удалось как нельзя лучше. Вильзони взвыл не хуже пароходной сирены, и в тот же миг мы вышли из-за деревьев. За каждым из нас следовал десяток слуг и носильщиков; грузы под охраной нескольких человек были оставлены в лесу. Наше появление ошеломило ва'лунда своей быстротой и неожиданностью, и они, застыв, кто где был, не пытались нам воспрепятствовать. Мы - трое белых - оставили свои винтовки в лесу, прихватив вместо них длинные бичи из кожи нильского бегемота. Кроме того, на поясе у каждого висел револьвер - оружие тогда еще малознакомое туземцам внутренних районов и не привлекающее к себе внимания. Когда наши отряды уже сходились в центре деревни, какой-то парень попытался сорвать ружье, висевшее на стене его хижины, но четырехгранный конец моего бича со свистом опустился на его голые плечи, и он с воплем схватился за вздувшийся рубец. Я взял ружье и передал кому-то из слуг.
Велев всем присутствующим сесть на землю, мы спросили, где Катетамбинга, и к нам тут же приблизились... два маленьких, до смешного похожих друг на друга старичка. Это и был вождь со своим братом - они сообща управляли деревней. Престарелые близнецы приветствовали нас по сложному ритуалу ва'лунда, включающему многочисленные поклоны, хлопки в ладоши и почтительные возгласы. Беседа шла на языке Мамбунда при помощи моего второго оруженосца Тома. Прежде всего надо было показать, что настроены мы решительно и шутки с нами плохи; поэтому мы велели привести человека, схватившегося за винтовку, и объявили, что каждый, кто осмелится поднять руку на европейца или его слугу, подвергнется строжайшему наказанию. Однако на первый раз, из уважения к Катетамбинге, мы прощаем его подданного. Тем не менее, чтобы привить ему понятие о хороших манерах, я приказал тут же разломать на куски его ружье.
Продолжение следует.
1910г.
Фрагменты
Ганса Шомбругка википедия первым же словом обзывает авантюристом.
Другой источник сообщает:
Ганс Шомбургк (1880-1967) совершил десять путешествий по Черному континенту и видел его и в конце девятнадцатого века и во второй половине двадцатого. Первое время он был, по собственному его признанию, одним из тех авантюристов, которые наполнили Южную Африку в период алмазной и золотой лихорадки. Скачки, карточная игра, мелкие авантюры в "Золотом городе" - Йоханнесбурге - перемежались в жизни молодого Шомбургка с охотой на слонов и других крупных животных, которыми изобиловали дебри. Постепенно бродягу и охотника привлекло интересное и рискованное ремесло ловца зверей. Позднее Шомбургк превратился в охотника с киноаппаратом, создателя фильмов о природе и людях Африки. Он стал исследователем, обогатившим науку знаниями о природе и животном мире этого материка.
livelib.ru
Уже несколько дней я слышал обрывки разговоров наших носильщиков, в которых обсуждался волновавший их слух. Поначалу я не обращал на это внимания, но шли дни, и слух становился все определеннее: к Кабомпо движется большой караван португальских работорговцев. Дело было серьезным и я сообщил о нем майору Гардену. Несколько человек из деревни Челенды подтвердили мои слова. Расспросив их о подробностях и немного поразмыслив, майор приказал мне половину имеющихся у нас аскари - около 25 человек - и попытаться захватить торговцев живым товаром.
Здесь я позволю себе небольшое отступление касающееся туземных взглядов на работорговлю.
Нет никакого сомнения, что вызов невольников с Черного континента был бы давно прекращен - или не начинался вовсе, - если бы не поддержка местных жителей. Дело в том, что рабство практиковалось в Африке испокон веков, и негры никогда не видели в нем ничего противоестественного. Конечно, никому не хочется самому стать рабом, и когда к той или иной деревне приближается отряд охотников за живым товаром жители прибегают под защиту ближайшего британского порта. Но если тот же самый отряд является в деревню с предложением купить рабов за деньги или в обмен на оружие - его встречают с радостью. Местный вождь посылает воинов для захвата людей соседнего племени, и дело кончается ко всеобщему удовлетворению. Разумеется, соседи при первом удобном случае отплатят взаимностью, но это никого не волнует.
Метисы-мамбари уводят к Западному побережью очередную партию связанных невольников, а оборотистые собратья несчастных выходят на охоту с новыми ружьями.
Очень характерный эпизод произошел с моим знакомым, лейтенантом С. Преследуя по пятам караван мамбари, он пришел в деревню вождя Каталалы. Обстановка там была самая мирная, дети играли с собаками, у дверей хижин сидели женщины. Вождь и его приближенные дружелюбно приветствовали С. и в ответ на заданные вопросы сообщили, что работорговцы, миновав деревню, ушли в такую-то сторону. Запыхавшийся С. со своим людьми поспешил в указанном направлении, но вскоре дошел до Кабомпо и прекратил преследование, решив, что португальцы перешли реку и теперь находяся на ничейной земле. Однако в действительности все мамбари скрылись во мраке хижин - их спрятали услужливые жители, рассчитывая на щедрый бакшиш. История вскрылась после того, как Каталала поссорился с кем-то из своих родичей, тот явился в форт и все рассказал. Разумеется, вождь был сурово наказан, но это мало утешило С. и его сослуживцев.
Таким образом надеяться на поддержку местного населения не приходилось, но в ней и не возникло необходимости. В качестве разведчиков и детективов я использовал двух своих боев - мальчиков пятнадцати-шестнадцати лет. Не привлекая ничьего внимания, они прекрасно справились с порученным делом и уже через пару дней вернулись с подробными сведениями о местонахождении противника.
Покрыв расстояние за один переход, поздно ночью мой отряд окружил лагерь португальцев. Я расставил в лесу сторожевые посты, а когда расцвело, вошел в лагерь в сопровождении трех аскари и предложил всем находившимся там сдаться.
Португальцы повели себя разумно и не пытались оказать сопротивление. Их носильщики бросились врассыпную, но все до одного были схвачены моими людьми.
Осмотрев лагерь, я убедился, что на данный момент португальцы еще не приобрели в английских областях ни одного раба; по правде говоря, у меня не было даже оснований утверждать, будто это входило в их намерения. Мне удалось обнаружить лишь значительное количество сырого каучука и слоновой кости, и можно было не сомневаться, что платой за них служили ружья и порох. Я доставил арестованных в Челенду и затем дальше, в Каземпу, где и сдал гражданским властям. В дороге мне приходилось исполнять обязанности переводчика - один из португальцев говорил по-французски, так что нам удавалось кое-как объясниться.
В то время в Сев.-Зап. Родезии не существовало никакого определенного уголовного кодекса, и резидент в Каземпе не мог устроить суд или подвергнуть предполагаемых работорговцев законному наказанию. Поэтому он распорядился конфисковать их грузы, оружие и въючных животных, а самих арестованных препроводить до Кабомпо под полицейским конвоем - пусть перейдут реку и убираются на все четыре стороны. Естественно, что конвоирование снова было поручено мне, в соответствии с правилом: кто поймал рыбу, тот ее и чистит.
................
На подходе к деревне нас встретила большая процессия людей племени мамбунда под предводительством очень юного индуны-баротсе. В первый момент мы приняли это за враждебную демонстрацию и приготовились к обороне, но быстро успокоились, увидев в числе идущих женщин и даже детей. Предводитель - звали его Чангонго, и ему было не больше пятнадцати лет - приблизился к нам, широко улыбаясь, и милостиво протянул руку для поцелуя. К возмущению свиты, этот дружественный жест встретил с нашей стороны самую невежливую реакцию: отпихнув желторотого владыку, Хэмминг, а за ним и весь караван, проследовал в деревню и расположился на отдых в тени большого дерева. Было уже ясно, что мы - первые европейцы, оказавшиеся в этих местах.
естные жители, вооруженные кремневыми ружьями, копьями и стрелами, уже перемешались с нашими людьми; оживленно переговариваясь, они осматривали и ощупывали ящики и даже непринужденно присаживались на них. Положение складывалось критическое, и требовалось немедленно предпринять какие-то шаги. Тут между Чангонго и Хэммингом состоялся краткий диалог; я привожу его дословно. Разговор шел на языке баротсе.
Хэмминг: Вы всегда оказываете такой прием караванам европейцев?
Чангонго: Мои люди еще никогда не видели белых, и я не знал, что этот караван ведет белый человек.
Хэмминг: Теперь ты это знаешь. Кроме того, ты знаешь, что мы устали и голодны - скажи, принесут ли нам еду?
Чангонго: О да, конечно. Я сейчас прикажу накормить вас.
Он отдал короткое распоряжение, и к нам направилась целая процессия - человек тридцать. Со многими и очень сложными церемониями они преподнесли провизию для каравана - две маленькие корзиночки с мукой, фунта по два в каждой, и четыре яйца. Мальчишка явно просто издевался над нами, но Хэмминг невозмутимо продолжал:
- Мы благодарны тебе за твой щедрый дар, о Чангонго - сейчас видно, что ты достойный племянник короля Леваники, известного своей неизменной дружбой с белыми. Но все же скажи, как нам прокормить всех наших людей?
Игра становилась все напряженнее, и парнишка начал нервничать.
- У вас много всяких ящиков - в них, конечно, достаточно продовольствия для всех носильщиков. А мы сами голодаем, и я не могу тебе дать больше никакой еды, - в его голосе прорывались нотки раздражения и испуга.
- Ну подумай, Чангонго, - ласково попросил Хэмминг и встал, держа в руке одну из корзиночек с мукой.
- Я вас сюда не звал, - злобно отвечал королевский отпрыск, - и если вам придется голодать, то лишь по своей собственной вине.
В это время четверо наших оруженосцев приблизились к собеседникам. Хэмминг погрустнел и задумался; затем, глядя Чангонго прямо в глаза, спросил:
- В этой корзиночке - вся мука, которую вы можете уделить нам? Это действительно так, Чангонго?
- Да! - выпалил юный вождь, и в ту же секунду Хэмминг спокойно и быстро нахлобучил корзинку с мукой ему на голову со словами:
- В таком случае, полагаю, будет лучше, если ты оставишь ее себе.
Густо напудренный белоснежной маниоковой мукой, Чангонго в своем парадном облачении индуны выглядел настолько похожим на циркового клоуна, что я покатился со смеху. Он вскочил, собираясь, видимо, убежать, но сильная рука Джумы мягко, но решительно удержала его на месте.
В толпе вокруг нас послышались возмущенные крики; мамбунда потрясали копьями, подбадривая друг друга. Мы не двигались и сохраняли полное спокойствие, хотя наши руки лежали на рукоятках револьверов. Такая невозмутимость, резко отличавшаяся от обычного поведения жестоких и трусоватых португальских метисов-мамбари, произвела куда более сильное впечатление, чем любые угрозы. Первым опомнился наш незадачливый притеснитель. Он успел отряхнуться и склонился к нашим ногам с негромким возгласом: «Калонга!» - приветствие, с которым рядовой член племени баротсе обращается к своему вождю. Тут же, как по мановению волшебной палочки, все переменилось.
Ружья и луки куда-то исчезли, и вот уже со всех сторон сверкают дружелюбные улыбки, жители тащат мешки с мукой, корзины с яйцами, связанных кур и всякую всячину; начинается оживленная торговля. Давно бы так!
--------
Уже на подходе к деревне \племени валунда\ мы услышали глухой стук тяжелых пестов - женщины ва'лунда толкли маниоку. Значит, о нашем приближении здесь еще неизвестно. Это очень ярко показывало, что ва'лунда живут в полной изоляции от соседей - в любом другом районе Африки весть о нашем прибытии обязательно разнеслась бы за двое суток на полсотни километров вокруг.
Остановив караван, мы провели краткий военный совет. Было решено вступить в деревню с трех сторон, одновременно, по общему сигналу. Наиболее простым и естественным вариантом сигнала явился бы выстрел, но он мог быть истолкован ва'лунда как начало нападения, а мы не хотели давать им ни малейшего повода принимать нас за врагов. По предложению Вильзони, ему, как самому голосистому, поручили издать протяжный крик - услышав его, мы войдем в деревню.
Все удалось как нельзя лучше. Вильзони взвыл не хуже пароходной сирены, и в тот же миг мы вышли из-за деревьев. За каждым из нас следовал десяток слуг и носильщиков; грузы под охраной нескольких человек были оставлены в лесу. Наше появление ошеломило ва'лунда своей быстротой и неожиданностью, и они, застыв, кто где был, не пытались нам воспрепятствовать. Мы - трое белых - оставили свои винтовки в лесу, прихватив вместо них длинные бичи из кожи нильского бегемота. Кроме того, на поясе у каждого висел револьвер - оружие тогда еще малознакомое туземцам внутренних районов и не привлекающее к себе внимания. Когда наши отряды уже сходились в центре деревни, какой-то парень попытался сорвать ружье, висевшее на стене его хижины, но четырехгранный конец моего бича со свистом опустился на его голые плечи, и он с воплем схватился за вздувшийся рубец. Я взял ружье и передал кому-то из слуг.
Велев всем присутствующим сесть на землю, мы спросили, где Катетамбинга, и к нам тут же приблизились... два маленьких, до смешного похожих друг на друга старичка. Это и был вождь со своим братом - они сообща управляли деревней. Престарелые близнецы приветствовали нас по сложному ритуалу ва'лунда, включающему многочисленные поклоны, хлопки в ладоши и почтительные возгласы. Беседа шла на языке Мамбунда при помощи моего второго оруженосца Тома. Прежде всего надо было показать, что настроены мы решительно и шутки с нами плохи; поэтому мы велели привести человека, схватившегося за винтовку, и объявили, что каждый, кто осмелится поднять руку на европейца или его слугу, подвергнется строжайшему наказанию. Однако на первый раз, из уважения к Катетамбинге, мы прощаем его подданного. Тем не менее, чтобы привить ему понятие о хороших манерах, я приказал тут же разломать на куски его ружье.
Продолжение следует.