786. УВОЛЬТЕ.
Олега Кашина уволили из «Коммерсанта», как я понимаю, «за правду». Между тем, уволить Кашина из респектабельной (или хотя бы пытающейся быть таковой) газеты следовало давно. По одной простой причине. Кашин ругается матом. Да и просто коэффициент «калоабзаца» у него приближается к единице. В том числе и в знаменательном интервью с Собчак-младшей (послужившим непосредственной причиной изгнания).
Нецензурная ругань и сопутствующие ей «какашки-пиписьки» это абсолютный маркёр уровня культуры. В русских условиях это прежде всего выражение недовольства своей социальной ролью. Буквально так: «Заставили получить высшее образование, а нахуя?»
Если разобраться, у всех этих тём, дим и ксюш высшего образования и нет. Это всякого рода «Галактические гиперуниверситеты верховного управления» или «Высшие академии дедов морозов». Учились в них какашконосцы «как все», самообразованием себя не утруждали. Какого-либо интереса к культуре у них нет, и не будет, а главное нет к ней никакого уважения. «Говно это всё». Если что понравится, тоже комплимент прочитанному-увиденному будет несладкий: «Прочитал Умберто Эко и охуел. Пиздато написано!»
Так и пошёл ты, голубчик, на хуй. К ебене матери. Не могу себе представить культурного русского, который стал бы без раздражения, точнее, без КРАЙНЕГО раздражения слушать хулиганский трёп узколобого мещанина где бы то ни было, и уж тем более в месте, где его вроде есть реальный шанс не услышать.
Вкратце, по-простому, отличие русских и советских - в матерной ругани. Если человек известного уровня культуры засоряет свою речь простонародной матерщиной, значит «товарищ».
У Набокова есть прекрасная сценка в «Защите Лужина». Две институтки встретились после революции в Берлине. Одна стала эмигранткой, а вторая вышла замуж за красного хама и оказалась в загранкомандировке. Произошёл примечательный диалог двух культур:
- «Ну и ваш Берлин... благодарю покорно. Я чуть не сдохла от холода. У нас, в Ленинграде, теплее, ей-Богу, теплее.
- Какой он, Петербург? Наверно, очень изменился?
- Конечно, изменился.
- И тяжелая, тяжелая жизнь…
- Ах, глупости какие! Ничего подобного. Работают у нас, строят. Даже мой мальчуган, - как, вы не знали, что у меня есть мальчуган? - ну, как же, как же, очаровательный карапуз, - так вот, даже мой Митька говорит, что у нас в Ленинграде ляботают, а в Беллине бульзуи ничего не делают. И вообще, он находит, что в Берлине куда хуже, ни на что даже не желает смотреть. Он такой, знаете, наблюдательный, чуткий... Нет, серьезно говоря, ребенок прав. Я сама чувствую, как мы опередили Европу. Возьмите наш театр. Ведь у вас, в Европе, театра нет, просто нет. Я, понимаете, ничуть, ничуть не хвалю коммунистов. Но приходится признать одно: они смотрят вперед, они строят. Интенсивное строительство.
- Я ничего в политике не понимаю, но только мне кажется..."
- Я только говорю, что нужно широко мыслить. Вот, например, я сразу, как приехала, купила эмигрантскую газетку. И еще муж говорит, так, в шутку, зачем ты, матушка, деньги тратишь на такое говно.»