Пятнадцать месяцев, которые могли бы изменить Россию (2)
«Граф, невзирая на свое армянское происхождение (над которым он постоянно подшучивал, говоря: «Я, братец, армянский человек, хитрый человек»), отличался беспримерным бескорыстием. В обращении с казенными деньгами, предоставлявшимися ему в неограниченном размере и в совершенно бесконтрольное распределение, он был не только неимоверно педантичен, но даже скуп до смешного, что то поразительнее, что в частной жизни он впадал в другую крайность: цены деньгам не знал, никакого значения им не придавал, никогда их не считал, раздавал всякому, кто попросит, и вечно сидел без гроша. (Скальковский А. Воспоминания о графе Лорис-Меликове).
«Невзирая на происхождение»… Эх, Скальковский, Скальковский..!
«Служа на Кавказе, граф не знал Петербурга и его партий, он совершенно ложно оценивал силу и значение здешних государственных людей, считал опасными соперниками людей незначительных и рассчитывал на помощь от людей далеко не бывших в состоянии сделать что-либо серьезное и полезное. «Один в поле не воин» - совершенно к нему применимое выражение. Обладая восточным лукавством, он не обладал принципами Макиавелли, а потому власть безграничная была ему не по силам, он создал себе много врагов, но ни одного не сумел нейтрализовать». Скальковский К.А
Это последнее слово, написанное 20 октября 1886 г. самим Лорис-Меликовым было завершено (под диктовку) уже тяжело больным человеком, может быть, даже за несколько месяцев до смерти. (По-видимому, физическая и духовная надломленность М.Т. Лорис-Меликова в это время не позволила ему достойно избежать резких и ревнивых оценок своих сослуживцев и остаться на позициях беспристрастности, о которой он пишет в конце письма, как утверждает редактор. А возможно, это решение всё высказать.
«Я провел полчаса в самой приятной беседе с этим обаятельным человеком, удивляясь обширности его познаний, его знанию людей, его разносторонности.
Быстрота соображения у него удивительная, знание края и людей поразительно. В горах, между горскими племенами у него масса приверженцев, через которых он держит эти племена в руках; приезжают к нему старшины как к отцу, за советом, за разбором; всякому радушный прием в его хлебосольном доме. Чиновники - в строгом повиновении, зная, что Михаила Тариеловича не обойдешь, что спуску от него - если захочешь его надуть - не будет, а между тем не нахвалятся его приветливостью и вежливостью. Нркда каждого имела к нему доступ... Все сделанное в Терской области по развитию экономическому, по народному образованию, по устройству гражданской и промышленной жизни в области обязано ему».
Интеллигенция приняла его: Салтыков- Щедрин - А.Н. Островскому. 25 июня 1880 г.
Петербург
«По цензуре теперь легче, да и вообще полегчало. Лорис-Меликов показал мудрость истинного змия библейского: представьте себе, ничего об нем не слыхать, и мы начинаем даже мнить себя в безопасности. Тогда как в прошлом году без ужаса нельзя было подумать о наступлении ночи».
Довольно чутко прислушиваясь к голосу общественного мнения, Лорис-Меликов немедленно приступил к смене состава высшей администрации в некоторых ведомствах. Прежде всего, он настоял на увольнении в отставку графа Толстого, министра народного просвещения, и, конечно, это было одной из важнейших заслуг его перед обществом, благодаря которой он сразу приобрел в глазах многих значительные симпатии и доверие. Случилось это в Пасху, даже дворцовые садовники здоровались: Толстой сменён! - Воистину сменён!
При нем получил возможность существования целый ряд новых органов печати, которые раньше не могли открыться. После убийства Александра II и восшествия на престол Александра III, в 1882 г. тот же Толстой был назначен на пост министра внутренних дел и шефа жандармов, став проводником «эпохи контрреформ и развернул активную борьбу с революционным движением, жёсткими мерами практически искоренив его за несколько лет. Ввёл новые временные правила о печати, фактически восстанавливавшие систему предварительной цензуры для периодических изданий и усиливавшие полицейский надзор за газетами и журналами. Можно представить чувства отставного диктатора…
Рассуждений о том, почему именно он был выбран на столь ответственную роль, предполагающую абсолютное доверие императора, было много. Разнополярных, близких к истине, не замечающей её, отвергающих…
«Лорис-Меликов, со своим выразительно - умным лицом, где прежде всего бросалась в глаза хитрость, хотел казаться прямым, откровенным, добродушным и энергичным, то есть тем, чем он не был, и как он ни играл своею физиономиею, он мог только в первую минуту произвести на собеседника впечатление откровенного и добродушного человека; на вторую минуту хитрость вступала в свои права, и вы сразу и навсегда уже чувствовали, что имеете дело с умным актером. Что же касается характера и энергии, то вся минувшая до того времени кампания, томившая всех своею неопределенностью и бездействием, - слишком явно доказала, что у Лорис-Меликова не было ни энергии, ни характера, и в то же время не было решимости. На вопрос: почему именно Лорис-Меликов? - можно было тогда ответить: потому что этот в высшей степени ловкий и искусный человек успел до известной степени обворожить новизною своего типа. Действительно, ни до, ни после в Петербурге не было второго Лорис-Меликова, генерала с очень умным лицом, с кавказскими манерами развязности и отваги, с запасом сладкой речи по мере надобности и, вдобавок, с престижем боевого генерала». (Мещерский В.П. Мои воспоминания).
«Как меняются времена! Бледное, болезненное лицо Лорис-Меликова подле отталкивающей фигуры Муравьева, армянин подле татарина, и тот и другой - диктаторы. Но Лорис-Меликов человек умный, одушевленный гуманными воззрениями, государственный человек серьезного закала, Муравьев - кровожадный палач. И оба они в разное время являлись доверенными людьми нынешнего царя с тою разницею, что армянину сопутствуют все симпатии русского народа, между тем как в областях, которыми управлял Муравьев, его пережил неискоренимый ропот против неумолимости самодержавия».
Лорис-Меликов, в качестве «главного начальника верховной распорядительной комиссии», получил и имел крайне широкие полномочия, но реально только в одном направлении: арестовывать, ссылать и т. п. Не имея своих собственных исполнительных органов, исполнительная комиссия во всем остальном оказалась в воздухе. Это он скоро почувствовал, а потому и постарался променять свое исключительное положение на более скромное: 6 августа 1880 г. верховная комиссия была закрыта, а Лорис-Меликов стал министром внутренних дел. Одновременно с этим было упразднено III отделение, дела его перешли во вновь образованный департамент государственной полиции МВД, скоро, впрочем, слитый с прежним департаментом полиции.
Лорис: «Мысль об упразднении III отделения давно меня занимала. В бытность мою харьковским генерал - губернатором я на деле увидел весь ужасный вред, причиняемый этим гнусным учреждением. Управляющий III отделением шеф жандармов, являясь постоянно между министрами и троном, застилал верховную власть от сближения с народом, устрашал власть, не неся никакой обязанности по управлению, кроме сыска и доноса».
Уговорил таки Александра присоединить это III отделение и корпус жандармов к ведению министра внутренних дел - и путь он будет одною властью, ведающей внутренней охраной и внутренней полицией.
«Что ж император? Не видел ли он в этом новичке, проникнувшем в замкнутый круг, в этом неизвестно откуда взявшемся и достигшем высших ступеней власти армянине,- не видел ли он в нем представителя последнего этапа на пути, ведущем к пропасти В самом деле, Лорис-Меликов, которого на вершины власти вознес скорее необъяснимый случай, чем слабая воля Александра II, был человеком безусловно выдающимся как по своим достоинствам, так и по своим недостаткам.
Мало образованный (??), но одаренный чрезвычайной сметливостью, без определенной программы, но с намерениями искренно великодушными, окрашенный либерализмом, скорее инстинктивным, чем сознательным. Без административного опыта (?), но наделенный чрезвычайным практическим чутьем. И сверх того, обаятельный в обращении и крайне услужливый: умный и ловкий, умеющий приспособляться к обстоятельствам, и вместе с тем по сердечной доброте склонный слишком доверчиво относиться к людям.
Лорис-Меликов предчувствовал революцию, являлся сам сторонником эволюции. Я думаю, что, не будь убит Александр II и останься у власти Лорис-Меликов, Россия увидела бы много раньше наступление либеральной эры и смогла бы без кровавых потрясений перейти к истинно демократическому режиму.
Лорис-Меликову недоставало энергии диктатора, но, во всяком случае, он проводил свои намерения с особым мягким упорством, и его решения, гармонируя с первоначальной идеей, всегда эволюционировали в раз принятом направлении.
Я говорил раньше о необъяснимой случайности, приведшей Лорис-Меликова к власти. Мне известны кое-какие обстоятельства, посодействовавшие этой «случайности». Но об этом за недостатком места как-нибудь в другой раз. (Нессельроде А. , М.Т. Лорис-Меликов (Из воспоминаний)
По свидетельству Кони, его кандидатуру предложил царю влиятельный либеральный сановник, военный министр Милютин который перед тем был прямым начальником Лорис-Меликова. Так что трудно назвать это случайностью.
«Россия обращена в стадо баранов, которых стригут и с которых, вдобавок, периодически, тайно и явно, сдирают кожу. (Из письма К.А Кавелина графу М.Т. Лорис-Меликову 19 февраля 1880).
«Много на моей памяти есть встреч с высокопоставленными людьми, эти сношения ни с кем не начинались так просто и человечно, как с очаровательным Михаилом Тариеловичем Лорис-Меликовым. У него чуется огонь, энергия... заметно, что из его тучи легко могут вылетать и громы, и молнии, и блистать лучистое солнце! мнение о нем таково, что если ждать нам (России) от кого-либо чего хорошего, то это единственно от него... Из бумаг покойного академика М.О. Микешина.
Ну, и Победоносцев - известный враг Лориса. «Лорис-Меликов глубоко не берет, поверхностно заговаривает все недуги, не устраняя их... Всем готов обещать, со всеми примириться, всему уступить.
Рецепт его легкий и ныне он всеобщий рецепт: не углубляться в коренные начала и уклоняться от борьбы, когда оказываешься противно движения, считаться с ним и стараться его урегулировать». (Письмо К.П. Победоносцева Е.Ф. Тютчевой)
Когда зашатались некоторые европейские троны, Конституцией при внешнем сохранении республиканского строя закреплялась военная диктатура Наполеона Бонапарта. И накануне войны 1812 г. франкофил Сперанский готовил коренное преобразование российских государственных учреждений. Хотя ненавистник Наполеона Карамзин считал, что России не нужна конституция, России нужны 50 умных и честных губернаторов, что, скажем честно, недостижимо и поныне.
Так что насчёт быть иль не быть Конституции существовали течения разнополярные.
Лорис прекрасно знал отношение всех и каждого к своими начинаниям, изо всех сил старался не называть свой проект Конституцией. Как писал Витте, что «раз правительство решило завершить земскую реформу, то, значит, оно решило дать конституцию». Правда, сам Лорис-Меликов как бы «боялся вполне точно определить свою программу». По всей России ходил экспромт одного из «либеральных» поэтов, вступившего в диалог с графом Лорис-Меликовым.
Поэт:
В видах субординации,
Держась порядка строгого,
Сыны Российской нации
Желают, граф, немногого.
Лорис-Меликов: Чего же они хотят?
Поэт:
На первый раз хоть куцую
Им дайте Конституцию! (слова поэта Д.Д. Минаева)
«Конституция Лорис-Меликова» - условное громкое имя так и нереализованного проекта политической реформы, предложенного министром внутренних дел графом М. Т. Лорис-Меликовым и предусматривал лишь самые робкие шаги к конституционному ограничению самодержавия. Основная идея состояла в привлечении общественности к сотрудничеству с правительством, а представителей третьего сословия (крупных городов и земства) - к законотворческой деятельности путём разового созыва представительного органа с законосовещательными правами. Право законодательной инициативы при этом сохранялось за монархом.
«Всеподданнейший доклад» с изложением этого плана был подан Лорис-Меликовым императору 28 января 1881 года. Он был единогласно одобрен 16 февраля Особым совещанием (в присутствии будущего Александра III). 1 марта император сообщил Лорис-Меликову, что через четыре дня проект будет вынесен на обсуждение Совета министров.
Но в России всегда слишком многое зависит от одного человека, находящегося на вершине власти и всё может изменить всего один выстрел.
В тот же день, через 2 часа, император погиб в результате террористического акта.
Катастрофа 13 марта стала для графа Лорис-Меликова крушением всех его реформаторских планов, которые должны были привести Россию по пути прогресса к величию и процветанию. Бомба под Александром Вторым отбросила Россию далеко назад и надолго.
«Ему обязана Россия общим пробуждением»
Пятнадцатимесячная государственная деятельность графа Михаила Тариеловича составляет самую светлую эпоху во внутренней жизни нашего отечества. Ему обязана Россия общим пробуждением от временного усыпления, возвратом к лучшим временам достославного царствования в Бозе почившего Императора Александра II, установлением здравых, политических начал, отмены учреждений и систем, державших Россию на ошибочном пути.
Граф Лорис-Меликов: «Ваше величество, (это уже другой Александру, Третьему) я лично не видал редакторов повременных изданий с осени. В последнее же время, с разрешения вашего, я действительно объявил им, - но не сам, а через начальника главного управления по делам печати, - что если в каком-либо периодическом издании будет напечатана статья о необходимости конституции, то такое издание будет мною немедленно прекращено, притом не на основании закона 6 апреля 1866 года, а в силу особого полномочия, дарованного мне вашим величеством. Угроза эта подействовала».
Александр III
Победоносцев: «Кровь стынет в жилах у русского человека при одной мысли о том, что произошло бы от осуществления проекта графа Лорис-Меликова и друзей его».
Из серии «Не читал, но осуждаю»: Министр почт и телеграфов А.С. Маков: Ваше императорское величество, предложения графа Лорис-Меликова мне не были вовсе известны; я ознакомился с ними в первый раз в настоящем заседании и поэтому не могу сообразить их как бы следовало. Но сколько я мог понять из записки, прочитанной министром внутренних дел, основная его мысль - ограничение самодержавия. Доложу откровенно, что я, с моей стороны, всеми силами моей души и моего разумения решительно отвергаю эту мысль. Осуществление ее привело бы Россию к погибели.
Г о с у д а р ь: «Я думаю то же. В Дании мне не раз говорили министры, что депутаты, заседающие в палате, не могут считаться выразителями действительных народных потребностей».
Победоносцев. «...И эту фальшь по иноземному образцу, для нас непригодную, хотят, к нашему несчастью, к нашей погибели, ввести и у нас. Россия была сильна благодаря самодержавию, благодаря неограниченному взаимному доверию и тесной связи между народом и его царем. Такая связь русского царя с народом есть неоцененное благо. (Дневник Е.А. Перетца, государственного секретаря)
После обсуждения проекта реформ министра Внутренних дел Лорис-Меликова державники возопили: ни в коем случае НИКАКОГО выборного начала!
«Странно слушать умных людей, которые могут с е р ь е з - н о говорить о представительном начале в России, точно заученные фразы, вычитанные ими из нашей паршивой журналистики и бюрократического либерализма.
Более и более убеждаюсь, что добра от этих министров ждать я не могу. Дай Бог, чтобы я ошибался. Не искренни их слова, не правдой дышат. И Владимир, мой брат, правильно смотрит на вещи и совершенно, как я, не допускает выборного начала. Трудно и тяжело вести дело с подобными министрами, которые сами себя обманывают...
Ваш от души Александр.
(Письмо Александра III К.П. Победоносцеву 21 апреля 1881 г).
«Я получил сегодня утром письмо гр. Лорис-Меликова, в котором он просит об увольнении под видом болезни.
Я ему отвечал и принял его просьбу. Меня одно очень удивляет и поразило, что Ваше прошение совпало со днем объявления моего манифеста России, и это обстоятельство наводит меня на весьма грустные и странные мысли!? (о намерении охранять самодержавие от всяких поползновений на его незыблемость)» Письмо Александра III К.П. Победоносцеву 29 апреля 1881 г
В 1897 Г. Суворин узнал, что… 7 сентября 1881 г. Государь велел Игнатьеву написать Лорису, чтоб он не приезжал в Россию. Государь сказал, что он знает, что Лорис держит себя как глава оппозиционной партии, принимает журналистов, между прочим, по мнению Суворина, вообще держит себя вызывающе.
Но Лорис-Меликов всё же ездил, когда хотел или мог. Между прочим, он почему-то верил, что вернётся. И непоколебимо хранил в душе уверенность в скором возврате «счастливых дней» своей популярности и власти, и весело говорил:
- Вы не верите?.. Напрасно... Вот если этот проклятый плеврит меня не одолеет, я вернусь...
Перед его отъездом в Ниццу, в 1884 г., он уезжал с надеждою на выздоровление, на возврат, на возможность для него активной роли. Он не мирился с мыслью, что песня его спета. Он внимательно продолжал следить за всем, что происходило в нашем отечестве. Он получал и читал все важнейшие газеты и прилежно прислушивался к голосам из родины. К нему многие писали, и даже ездили время от времени. Сам он не вмешивался в дела, не высказывал, по крайней мере, громко своих суждений и надежд, не отзывался на вопросы жизни в России. Но уже и из того постоянно напряженного внимания, с которым он следил за ходом дел, видно было, что он хочет быть в их курсе - что он надеялся быть со временем призванным. По всей вероятности, он умер с этою надеждою, если только он не умер от того, что потерял ее окончательно...
Да, видимо, во все времена уподобление европейским демократиям несло разрушение российской государственности. Конституционные монархии вырвавшихся вперёд и процветающих стран Европы будоражили умы студентам, взявшихся за революцию решительно и безотлагательно - убить плохого царя! Покончить с самодержавием! К началу 1880 г. в стране развивался и приобретал новые обороты народнический террор. Организовывались многочисленные кружки, где, в основном, считали террор революционным правосудием. В результате появились идеи цареубийства. Катастрофа 13 марта стала для графа Лорис-Меликова крушением всех его реформаторских планов, которые должны были привести Россию по пути прогресса к величию и процветанию.
В 1893 г. в «Московских ведомостях» появилась статья «Чего желают наши либералы?», утверждавшая, что судебная и земская реформы в России были проведены по «рецепту западноевропейских доктринеров» с надеждой, что и впредь правительство будет руководствоваться этим «рецептом». Такое стремление достигло своего апогея во времена «так называемой диктатуры сердца».
С удовлетворением «Московские ведомости» резюмировали, что «преступным мечтам либералов» был тогда «положен конец» - либеральноое доктринерство» рассеялось, и принципы имперского правления были «восстановлены в полной мере». А после Манифеста 29 апреля, провозглашавшего нерушимость самодержавных основ, естественно, для "блага народного" в тот же день Лорис-Меликов подал в отставку. Так закончились пятнадцать месяцев, которые могли изменить Россию. Тем не менее, с февраля 1880г. по март 1881 г. "Народная воля" не провела ни одного теракта.
Нелишне отметить, что по реформам Лориса прошёлся и Ленин, отвечая тому же Витте: «конституционализм» одного министра не гарантирует успеха, «если нет серьезной общественной силы, способной заставить правительство сдаться». Вообще Ленин считал, и думаю, не ошибался, что мирная концепция не позволит сломить правящий режим.
Лорис с его горьким анализом своего поражения мог бы обрадоваться: к началу XX века проект Лорис-Меликова вновь оказался в центре внимания общественного мнения, ибо в стране не было никакого другого документа, имевшего столь историческое значение и вызвавшего реакцию в интеллектуальной жизни России.
Между прочим, Лорис спросил нового царя, может, отложить публикацию «Проекта Правительственного сообщения», подготовленного им для представления Александру Второму. Царь-наследник ответил:
«Я всегда буду уважать волю отца. Пусть будет опубликован». Ночью же Лорис получил противоположный приказ от него же. По утверждению Палеолога, второе решение царя было результатом тайного совещания собравшихся в Аничковом Дворце.
Бульдоги в России грызлись всегда.
- Кто бы мог подумать, - с грустью говорил Лорис, - что реакция зайдет так далеко. Где же то русское общество, которое, казалось, так горячо приветствовало поворот, связанный с моим именем? А теперь, если и вспоминают обо мне, то с презрительной прибавкой: какой-то армяшка Лорис-Меликов.
Кстати, германский император Вильгельм I собственноручным письмом умолял императора Александра II не давать России «конституцию» и уже в случае крайности, если нельзя будет обойтись без народного представительства, советовал устроить его как можно скромнее, дав представительству поменьше влияния и сохранив власть за правительством. Уже будучи в отставке, Лорис при встрече напомнил Вильгельму в тот момент, когда тот вопрошал: Почему в России не случилось реформ?.. (чем необычайно смутил германца).
Тем не менее, Западом пугали всякий раз, если чувствовали опасность для себя: «Конституция -суть орудие всякой неправды, орудие всяких интриг, и Россия сильна самодержавием благодаря (не)ограниченному взаимному доверию и тесной связи между народом и его царем». К. П. Победоносцев. Злейшего врага привёл сам Лорис, совершив непоправимую ошибку и признавая это… Он сыграл крайне печальную роль в историческом заседании Государственного Совета 8 марта 1881 г., и ему, по праву, можно присвоить титул «злого гения России». Последствием этого заседания была дальнейшая наша внутренняя политика. Все проекты предполагавшихся преобразований были сданы в архив. Лорис-Меликов и Милютин покинули свои посты, уволен был и генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, а Победоносцеву пришлось написать манифест, не оставивший в современниках никакого сомнения, что не будет допущено никакое общественное участие в делах государственного управления. Единомышленники считали Победоносцева спасителем самодержавия, а противники - «вдохновителем реакции», надвинувшейся на Россию с мартовских дней 1881 года.
Реакция, господствовавшая, с большей или меньшей силой, целых четырнадцать лет, привела к двум главным результатам: она ухудшила экономическое положение народа и извратила умственную жизнь общества. Сообразно с этим, поправить дело можно было только приняв меры к поднятию народного благосостояния, оставляя общество - безгласным, мысль - зависимою от произвола. Нам говорят, что покойный был последним «случайным человеком» в России…
Да разве последним?
«От покойного Н.А. Белоголового я слышал, что незадолго до своей смерти Михаил Тариелович сжег очень много из своих бумаг. Этой участи, как я потом узнал, подверглась большая часть его частной переписки. Он оставил запечатанный конверт для передачи государю, что вдовой и было исполнено; так что явившемуся из Парижа чиновнику нашего посольства для наложения печатей на бумаги пришлось только констатировать, что никаких бумаг после покойного не осталось».
(Л.Ф.Пантелеев Встречи с Лорис-Меликовым)
В годы пребывания за границей Лорис испытывал материальные трудности. И причина была всё та же, что и сейчас - резкое падение курса рубля. Пенсию ему не назначили, а болезнь прогрессировала…
За несколько дней до своей смерти граф велел телеграфировать в Неаполь дочери Софье Михайловне Новиковой и сыновьям в Россию, чтобы они поскорее приехали в Ниццу. 24 декабря утром Михаил Тариелович заявил графине, что сегодня будет последний визит доктора. Когда испугавшаяся этих роковых слов графиня стала успокаивать больного, он опять повторил, что чувствует, что умрет в тот же день, и ужасно сожалел, что не может еще раз обнять свою старушку мать, проживающую так далеко в Тифлисе.
… Осыпанный венками и зеленью, гроб с телом покойного стоял на верхнем люке пароход «Мингрелия» прямым рейсом из Марселя вошел в батумскую бухту… убранный флагами. В сопровождении младшего сына покойного графа корнет лейб - гвардии Кавалергардского полка графа З.М. Лорис-Меликова и старого камердинера покойного. Незадолго перед тем прибыл из Тифлиса в Батум А.И. Манташев, принявший на себя все хлопоты по перенесению останков с парохода на берег, в церковь и о дальнейшей доставке их в Тифлис, для погребения.
Войска были выстроены вдоль набережной фронтом к морю. Как только баржа приблизилась к пристани, навстречу ей выступило армянское духовенство в полном облачении, позади певчих. совершило с напутственной молитвой. В это время войска взяли на караул и музыка заиграла «Коль славен»... От пристани останки графа по пути, устланному лавровыми листьями, были перенесены в церковь. Во время перенесения печальная процессия растянулась на громадное расстояние... Подойдя к церкви, процессия остановилась, и гроб был внесен в нее офицерами, представителями города и депутатами. Тут священником Тер - Степановым была отслужена панихида... Между прочим, в числе встречавших в Батуме находились также и два его бывших сподвижника... генерал - лейтенант С.О. Кишмишев и полковник князь Тархан-Моурави.
Похоронили с почестями на Ванкском кладбище, (имеется в виду Ходживанкское кладбище - Г.Р.) После чего его имя было предано забвению, а в советское время делалось все, чтобы окончательно вычеркнуть из истории. Не оставили в покое даже его могилу. Через полвека в период разгула террора и мародерства эпохи «больших чисток», Армянский кафедральный собор Тифлиса Ванк был разрушен, вместе с ним осквернили пантеон героев Русско-турецкой войны, где были похоронены М.Т. Лорис-Меликов и его боевые соратники. Армянам Тифлиса удалось перезахоронить останки героев у другой, уцелевшей до наших дней церкви Сурб Геворк (Святого Георгия).
Кладбище Ходживанк в Тифлисе
...В Лорис-Меликове государство потеряло человека не только сильного ума, но и находчивого, живого, предусмотрительного, не теряющегося ни при каких обстоятельствах; это был характер твердый, в высшей степени подвижный и энергический, но в то же время не упрямый и грубый, не надменный и отталкивающий, но мягкий и чрезвычайно симпатичный. Его душе не были чужды горе, нужда, бедствия и страдания других, она была отзывчива ко всему этому, потому что давно и в жизни действительной познала все, а отсюда явилась та доступность, простота в обращении и общительность, которые привлекали к нему людей даже едва знавших его. (Из некрологов)
А вот из воспоминаний Белоголового И.Л, которому он доверил свои последние записи.
…Хотя он любил свою кавказскую родину, но любовь эта была отодвинута на второй план в его сердце, первое же место в нем занимала Россия, как целое, и графа смело можно было назвать русским патриотом в лучшем значении слова. Ничем не отличаясь от русского образованного человека, он лишен был одного из крупных национальных недостатков его, а именно, в нем не было того мелочного самолюбия, которое беспрестанно у нас приводит к тому, что умные и в сущности совсем единомышленные люди легко готовы из-за самого пустого слова или ничтожного пререкательства рассориться, сделаться чуть не вечными и непримиримыми врагами и пожертвовать, таким образом, интересами коллективного блага -пустой личной обиде, самому мелкому недоразумению. Граф же отличался, напротив, терпимостью к чужим мнениям, не был мелочно обидчив и, не считая себя непогрешимым, всегда спокойно и внимательно выслушивал возражения; это, вероятно, и дало повод обвинять его характер в чрезмерной гибкости, податливости и даже в азиатской хитрости, что было, по моему мнению, совершенно несправедливо, ибо, охотно выслушивая всякие мнения, он оставался на редкость устойчив в своих основных убеждениях и его нельзя было сбить с них. Терпимость же к посторонним и часто враждебным ему взглядам, напротив, служила лучшим признаком той ширины ума, которая и делала из него истинного государственного человека, преследующего главную намеченную им государственную цель, не позволяя отвлекать себя от нее никакими второстепенными препятствиями и меньше всего уколами личного самолюбия.
По политическим своим убеждениям - это был умеренный постепеновец, который не мечтал ни о каких коренных переворотах в государственном строе и признавал их положительно пагубными в неподготовленных обществах, но непоколебимо веруя в прогресс человечества и в необходимость для России примкнуть к его благам, крепко стоял на том, что правительству необходимо самому поощрять постепенное развитие общества и руководить им в этом направлении.
Поэтому он был за возможно широкое распространение народного образования, за нестесняемость науки, за расширение и большую самостоятельность самоуправления и за привлечение выборных от общества к обсуждению законодательных вопросов в качестве совещательных членов. Дальше этого его реформативные идеалы не шли, и они, с точки зрения западного европейца, едва ли могут быть названы иначе, как весьма скромными и узкими; у нас же реакционная печать нашла их чуть не революционными и, окрестив их названием лжелиберальных, осыпала графа глумлением, стараясь выставить его чуть не врагом отечества.
Нельзя не добавить, что ко всем этим преследованиям и клеветам сам он относился очень благодушно и незлобливо и однажды выразился по этому поводу так:
«Далась же им эта диктатура сердца! и неужели Катков серьезно думает меня уязвить такой лестной кличкой, которой, на самом деле, я могу лишь гордиться и особенно в такое жесткое и злобствующее время, как наше? Да ведь я бы почел для себя самой величайшей почестью и наградой, если бы на моем могильном памятнике вместо всяких эпитафий поместили только одну эту кличку».
Почему же не были приняты его проекты?
Карающий меч, обвитый мирной оливой, - вот что избрал он своим оружием: меч для подпольных террористов, олива для либеральной оппозиции. Разумеется, и революционеры, и реакционеры встретили эту программу с одинаковой враждебностью. Революционеры тотчас сложили про Лорис-Меликова язвительную песенку, которая пошла по устам:
Мягко стелет, жестко спать, -
Лорис-Меликовым звать...
Главный источник неудачи Лориса коренился лишь в недозрелости нашего общества, в органической сумятице, царившей в понятиях и стремлениях огромнейшего большинства этого общества, в отсутствии в последнем серьезной, ясно осознанной общественной мысли и дисциплины. Хотелось верить, но плохо верилось, что в таком обществе нашлась бы реальная поддержка для какой бы то ни было серьезной системы...
… Россию он знал по русскому солдату, с которым так много имел дела. Но о крестьянстве и о среднем сословии составлял себе понятие по кавказским туземцам или по теоретическим взглядам, почерпнутым из чтения. (из бесед с Кони)
Да и он сам много успел домыслить в годы, свободные от службы.
- Верите ли, минутки у меня свободной не было, чтобы собраться с мыслями и сосредоточиться. Вы знаете, что я умею думать, и мыслить, и вопросы разрешать: сами не раз бывали свидетелем этого под Карсом. Но тут, в новой сфере, в вихре событий и столкновений, все слагалось так, что и думать-то было некогда. Поймите: девять десятых времени уходило на приемы, доклады, визиты, на созидание и поддержание связей, на обязательные обеды, завтраки и вечера, от которых не было возможности отказываться... Поставил бы я вас на свое место... вы совсем бы растерялись...
- Будь я рожден в этой сфере, будь я знаком с детства со всем этим миром, задача моя была бы легка: у меня были бы связи, поддержка, друзья, был бы свой лагерь. А тут - ничего кругом: всем я чужд, все с холодностью, с подозрительностью ко мне относятся. Аристократы подхватили насмешку, пущенную каким- то зубоскалом насчет моего отчества «Тариелкович», «Тарелка», и хихикают себе. С них этого совершенно довольно: «Тарелка» - ха-ха! «Тарелка» - хи-хи! Им никаких программ не нужно, для них этою «Тарелкой» все решено и кончено. Вот, чтобы одолеть это отношение, чтобы искупить первородный грех своего рождения и происхождения, я должен был больше усилий и трудов перенесть, чем другие государственные люди употребляют для разрешения исторических задач и вопросов.
Вот какие мысли и воспоминания занимали Михаила Тариэловича…