Мемуары в комментах. Праздник непослушания
Как-то, будучи в Венеции, решили с друзьями пообедать в ресторанчике. К нам вышел хозяин и стал знакомиться. Все называли свои имена: Лариса, Александр, Кирилл, Пётр… Дошла очередь и до меня…
- Галина…
- Галина?!!! - переспрашивает итальянец и хохочет.
Ну, да, курица! Наседка и есть! Пока не соберу всех цыплят под свое крыло, не успокоюсь. Гостеприимный итальянец так развеселился, что и впредь выбегал с возгласом "Галина! Галина!!!" навстречу Кириллу, зачастившему к нему в ресторанчик, и денег за еду не брал.
Ему и невдомёк было, что целых две недели меня звали Светланой - так папа назвал, но мама заметила, что цвет волос не соответствует, и меня переименовали в Галку, после чего волосы мои стали цвета соломы.
Детство прошло на шестидневке, во дворе и в деревне у дедушки с бабушкой в Смоленской области. С той поры люблю путешествовать, люблю волю: лес, поля, луга, реки, деревья и цветы, а еще небо и придорожную тёплую пыль, когда в неё зарываешься босой ногой.
Ребенком я была подвижным, за мной нужен был глаз да глаз, присматривать было некому. Рабочая неделя была у всех шестидневной: после войны страна спешно восстанавливала народное хозяйство. Опыт общения с приглашенной няней оказался печальным: она несла тазик с кипятком, когда я подвернулась ей под ноги. Получив страшные ожоги головы и спины, от которых чуть не умерла, я долго лежала в больнице. А когда выздоровела, решено было меня отдать на шестидневку.
Помню, как меня туда отвозила мама, закутав от мороза пуховым платком и усадив в санки. Была холодная зима, снег похрустывал под ее ногами в ботиках... Сквозь дрему я видела, как она катила санки со мной по сугробам - до моего нового места обитания было три километра...
Потом в нос пахнуло молоком и какао с ясельной кухни. В ярко освещенном помещении раздевалки на моем шкафчике красовался барабан. Передав меня с рук на руки воспитателю, мама ушла... Я не плакала. Я ждала, когда меня заберут... Одни запахи сменялись другими, а я все ждала и ждала. Ожидание сменялось опасением, придут за мной или не придут. Так проходили дни, недели, месяцы.
Ясли-сад располагались в жилом доме, занимая несколько этажей. На втором этаже была оборудована открытая площадка-веранда, на которой нас, упаковав в спальные мешки, укладывали спать во время тихого часа, когда не было дождя. Утрамбовывали нас плотно, так что и руками не пошевелить было, - ни тебе нос почесать, ни перевернуться на другой бок, - а потом оставляли одних.
День был обычным. Утром, влив в каждого рыбий жир, нас накормили завтраком, потом развлекали в игровой комнате - там было много игрушек. В моей руке для устрашения обидчиков, помню, всегда был зажат оловянный солдатик со знаменем.
Наступило время послеобеденного сна, и нас вывели на веранду. Когда меня запечатывали в мешок, я приложила максимум усилий, держа сомкнутые руки перед собой на значительном расстоянии от тела - так меня и засшнуровали! Какое-то время воспитатель ходила меж нами, проверяя, все ли уснули. Я тоже наблюдала за ней сквозь прикрытые веки и дождалась ее ухода. А потом сначала повернулась на бок, потом на другой, а потом и вовсе выбралась из мешка и пошла гулять по веранде, наблюдая, как внизу спешат куда-то прохожие.
Вдруг из ближайшего мешка раздался голос:" И меня развяжи!" Развязала, освободила, стали гулять вдвоем, но тут отовсюду послышалось:"И меня! И меня!"
Мы развязали всех! А потом пробрались на кухню и выпили весь компот. Никто из воспитателей нам не встретился. К их приходу компот исчез, все мешки были развязаны. Стали искать виноватого. Нашли, определили в угол.
Когда, много лет спустя, я зашла в свой кабинет литературы, то обратила внимание на то, что учительский стол тоже в углу стоит, словно наказали его, и улыбнулась, вспомнив, каким вкусным был компот.
- Галина…
- Галина?!!! - переспрашивает итальянец и хохочет.
Ну, да, курица! Наседка и есть! Пока не соберу всех цыплят под свое крыло, не успокоюсь. Гостеприимный итальянец так развеселился, что и впредь выбегал с возгласом "Галина! Галина!!!" навстречу Кириллу, зачастившему к нему в ресторанчик, и денег за еду не брал.
Ему и невдомёк было, что целых две недели меня звали Светланой - так папа назвал, но мама заметила, что цвет волос не соответствует, и меня переименовали в Галку, после чего волосы мои стали цвета соломы.
Детство прошло на шестидневке, во дворе и в деревне у дедушки с бабушкой в Смоленской области. С той поры люблю путешествовать, люблю волю: лес, поля, луга, реки, деревья и цветы, а еще небо и придорожную тёплую пыль, когда в неё зарываешься босой ногой.
Ребенком я была подвижным, за мной нужен был глаз да глаз, присматривать было некому. Рабочая неделя была у всех шестидневной: после войны страна спешно восстанавливала народное хозяйство. Опыт общения с приглашенной няней оказался печальным: она несла тазик с кипятком, когда я подвернулась ей под ноги. Получив страшные ожоги головы и спины, от которых чуть не умерла, я долго лежала в больнице. А когда выздоровела, решено было меня отдать на шестидневку.
Помню, как меня туда отвозила мама, закутав от мороза пуховым платком и усадив в санки. Была холодная зима, снег похрустывал под ее ногами в ботиках... Сквозь дрему я видела, как она катила санки со мной по сугробам - до моего нового места обитания было три километра...
Потом в нос пахнуло молоком и какао с ясельной кухни. В ярко освещенном помещении раздевалки на моем шкафчике красовался барабан. Передав меня с рук на руки воспитателю, мама ушла... Я не плакала. Я ждала, когда меня заберут... Одни запахи сменялись другими, а я все ждала и ждала. Ожидание сменялось опасением, придут за мной или не придут. Так проходили дни, недели, месяцы.
Ясли-сад располагались в жилом доме, занимая несколько этажей. На втором этаже была оборудована открытая площадка-веранда, на которой нас, упаковав в спальные мешки, укладывали спать во время тихого часа, когда не было дождя. Утрамбовывали нас плотно, так что и руками не пошевелить было, - ни тебе нос почесать, ни перевернуться на другой бок, - а потом оставляли одних.
День был обычным. Утром, влив в каждого рыбий жир, нас накормили завтраком, потом развлекали в игровой комнате - там было много игрушек. В моей руке для устрашения обидчиков, помню, всегда был зажат оловянный солдатик со знаменем.
Наступило время послеобеденного сна, и нас вывели на веранду. Когда меня запечатывали в мешок, я приложила максимум усилий, держа сомкнутые руки перед собой на значительном расстоянии от тела - так меня и засшнуровали! Какое-то время воспитатель ходила меж нами, проверяя, все ли уснули. Я тоже наблюдала за ней сквозь прикрытые веки и дождалась ее ухода. А потом сначала повернулась на бок, потом на другой, а потом и вовсе выбралась из мешка и пошла гулять по веранде, наблюдая, как внизу спешат куда-то прохожие.
Вдруг из ближайшего мешка раздался голос:" И меня развяжи!" Развязала, освободила, стали гулять вдвоем, но тут отовсюду послышалось:"И меня! И меня!"
Мы развязали всех! А потом пробрались на кухню и выпили весь компот. Никто из воспитателей нам не встретился. К их приходу компот исчез, все мешки были развязаны. Стали искать виноватого. Нашли, определили в угол.
Когда, много лет спустя, я зашла в свой кабинет литературы, то обратила внимание на то, что учительский стол тоже в углу стоит, словно наказали его, и улыбнулась, вспомнив, каким вкусным был компот.