Анна Долгарева - русская мойра Атропос
Мария Янушкевич
16 фев 2023 в 6:54
..и вот в пять часов не то ночи, не то утра я вдруг говорю богу:
- можно, Господи, я щас напишу о поэте Аничке Долгаревой?
- да можно, конечно!
Он со мной иногда как с Веничкой.
то есть в каком-то смысле и как с Эдичкой.. и как с Аничкой: беспощадно, нелицеприятно добр.
ну вот я и пишу.
и именно с этого хотелось бы начать.
с того, что бог говорит Гагарину.
в этом тексте, который я пытаюсь сейчас оформить, нужно бы много, обильно цитировать. как это принято у нас, филологов, литературоведов. но я понадеюсь на то, что те, кому это будет интересно и кто пока не знаком с поэзией Анны Долгаревой, загуглят, а те, кто ее уже хорошо знает, поймут и без крупных кусков цитирования, ибо это утяжеляет текст.
впрочем, что-то всё же придется процитировать крупно.
вот говорят, что художественная картина мира (простите, мы, филологи, так пишем! %)) Долгаревой проникнута смертью. и это депрессивно. и нужны ли такие стихи тем, кто находится в пространстве смерти? не сделают ли они еще хуже?
для меня совершенно безусловно одно: стихи Анны Долгаревой, написанные в пространстве ненависти и смерти, в котором она находится уже давно (и это уточнение важно, потому что придает им особую силу, самую главную), все - о любви и о преодолении смерти. с любовью всё ясно, тут без альтернативы, уточнять нечего. про смерть могут быть разные формулировки: они об отрицании смерти, о бессмертии, о воскресении, о жизни вечной и т.д. о чем говорит лирический герой Анны? кстати, в ее случае термин "лирический герой" мне кажется даже и не очень уместным, хотя она пишет стихи от имени кого угодно: воинов, котиков, наблюдателя, блаженной Ксении Петербургской, да хоть черта в ступе, не говоря уж о том, что и от имени самого бога, - но всё равно всегда она говорит сама. нет лирического героя, есть Анна Долгарева, "русская мойра Атропос", - и есть смерть, с которой Анна вступила в бесконечный, последний и решительный бой, романтически (в лучшем смысле этого слова!) надеясь победить - и побеждая с каждым шагом, с каждым стихом. изначально древнегреческое слово "стихос" обозначает ряд воинов, правильно организованных. без комментариев, наверное?..
итак, начнем с двух стихотворений, которые можно, наверное, назвать "попсой" от главного панка современной русской поэзии (термин "попса" в данном случае обозначает лишь особую популярность, нисколько не будучи призванным умалить потрясающей их выразительности и поразительности, в связи с которой они, собственно, и стали ее визитными карточками): про Гагарина и про Богоматерь.
***
Бог говорит Гагарину: Юра, теперь ты в курсе:
нет никакого разложения с гнилостным вкусом,
нет внутри человека угасания никакого,
а только мороженое на площади на руках у папы,
запах травы да горячей железной подковы...
(простите, вынуждена оборвать цитату, а то текст не влезет, дальше гуглим)
***
А воздух жаркий, и липкий, и так его мало.
Пропустите, говорит, пропустите, я Его мама,
но ее, конечно, не пропускают,
ад хохочет, трясется и зубы скалит,
торжествует.
<...>
Он войдет в ее дом через три дня.
Мама, скажет, мама, послушай, это и правда я,
Не плачь, родная, слушай, что тебе говорят:
Мама, я спустился в ад, и я победил ад,
Мама, я сделал все, как ты мне сказала.
Смерть, где твое жало?
я бы к этим текстам добавила еще один. тут есть про бога и про человека. а надо еще про котика.
***
Вот мертвый кот, пускай он оживет,
Пускай откроет розовый свой рот,
Оближется и двинется домой.
Пускай не будет визга тормозов,
Пусть он придет, на наш вернется зов,
И смерти чтобы не было весной.
<...>
И если есть бессмертие, оно
Сейчас парит над площадью Сенной,
Течет, как бесконечная река.
Но все-таки: вот этот мертвый кот -
Пускай он встанет и домой пойдет,
И правда утвердится на века.
вот знаете.. мне кажется, если вы прочитали эти три текста подряд, то вы уже всё-всё поняли.
(да, кстати, спасение котиков - еще одна важнейшая ипостась Долгаревой: практически иконический ее образ: девушка в камуфляже, бронике и шлеме с котиком на руках.)
теперь чуть-чуть заметок на манжетках: зная, что Анна - почитатель творчества Дмитрия Воденникова, не могу не отметить возможную реминисценцию в "Гагарине":
А я вот все живу - как будто там внутри
не этот - как его - не будущий Альцгеймер,
не этой смерти пухнущий комочек,
не костный мозг
и не подкожный жир,
а так, как будто там какой-то жар цветочный,
цветочный жар, подтаявший пломбир,
а так, как будто там какой-то ад пчелиный,
который не залить, не зализать…
..а чтобы знать, как жить, чтоб быть любимым, наверно, в космос надо бы слетать)
простите, немного шучу. но с огромной долей не-шутки.
кстати, о реминисценциях. теперь уже об автореминисценциях. второе стихотворение, про Богоматерь, отразится у Анны Долгаревой в посвящении матери погибшего воина, друга, близкого человека. приведу его полностью.
Звали её Надежда,
учительница в школе.
И был у неё ласковый сын сероглазый.
А когда началось - на временном расколе -
ушёл на войну, не сомневаясь ни разу.
Отложил мечты когда-нибудь доехать к Байкалу,
отложил мечты - повзрослею, мол, подрасту.
И слышался сердца стук и колёсный стук.
И большая страна за окном вагона мелькала,
и было ему тридцать три.
Как Илье Муромцу или Христу.
Когда она прочитала:
"Погиб самый светлый парень",
Ей даже имя не нужно было - и так поняла.
И был сентябрь горячей кровью ошпарен,
и Оскол-река как из бутылочного стекла.
Звали её Надежда, но надеяться было не на что.
Сползала по стеночке.
Хоронили в открытом гробу, сдержать не могла вой.
Господи, почему.
Господи, для чего.
А потом подошла - такая уже, не юная
(Это её на иконах молодой рисуют, с младенцем),
Говорит: я своего тоже на руках баюкала,
Тоже потом хоронила - куда же деться.
А потом, говорит, восстал через три дня.
Так, говорит, и будет, слушай меня.
И открыла Надежда глаза - а рядом более никого.
И только плат на плечах чужой -
сияющий,
огневой.
и еще одно стихотворение я должна (да, именно так) привести полностью - для подтверждения тезиса. вот оно:
"Почему она улыбается, когда говорит о своих мёртвых?"
"Почему она улыбается, когда говорит о своих мёртвых?"
Я стою перед огромным морем, и море то -
Память и чёрный шёлк.
Моя фамилия - Долгарева
От слова "долг".
Мне осталось слушать мертвых и верить им,
Состоя из мяса, костей и сала.
Почему не сдохла вместе с первым,
вторым
и третьим? -
Потому что не дописала.
Я пишу чаще чем Симонов, даже чаще, чем Полозкова,
Потому что времени мне отмерено от слова до слова.
Как только последнее допишу -
Конец Господнему мурашу.
Но я им обещала, я им задолжала,
Я с двадцати шести существую на чувстве долга.
Смерть, ну давай уже, сунь своё жало?
Смерть ссыт и уходит, потому что я - Долгарева.
Я - родная сестра смерти.
Я - русская мойра Атропос.
Я приношу своим мёртвым каллы и астры,
И чернота меркнет.
итак, теперь уже наконец-то можно отправиться обратно в анализ.
почему важно, что именно "русская" мойра Атропос?
(это ружье, повешенное в начале, обязано было выстрелить, тут никак иначе.)
потому что греческая мойра Атропос обрывает нить жизни смертного, сталкивая его в бездну небытия.
а мойра Долгарева выхватывает уходящих за шкирку (как котиков, которых она "покрадает", то есть спасает), даруя им - бессмертие, жизнь вечную своими словами, своими стихами. тут снова цитата: "но я тут буду стоять со своими стихами, ныть о гуманизме посреди городов выжженных. в шесть часов вечера после войны я не выживу. я утверждаю, что значат что-то слова, я утверждаю, что значит что-то любовь". да, еще как значат слова. ими она облекает, не как в саван, но как в памятник, не как в монумент, но как в мемориз значимых людей, просто людей, которые.. ну, для меня, например, все персонажи (тоже так себе слово, конечно, в контексте стихов Анны, но уж как есть) ее лирики - теперь уже практически близкие люди, у нее получилось, она вытащила их из смерти и сделала вновь живыми.
(и еще одна предположительная реминисценция Воденникова: "...но я тут буду стоять со своими стихами", и в еще одном стихотворении: "Я не умею ничего исправить, Но я фиксирую: вот так они стоят". а у него, тоже в одном из хитовых, самых известных: "Кто здесь сказал, что здесь стоять не надо? Я - здесь сказал, что здесь стоять не надо? Ну да, сказал - а все еще стою".)
смотрите еще немного, ну например: "И приходят они из желтого невыносимого света, Открывают тушенку, стол застилают газетой, Пьют они под свечами каштанов, под липами молодыми, Говорят сегодня с живыми, ходят с живыми". или вот Серега-водопроводчик, какая же полнокровная (пусть в страшном смысле этого слова, который и реализован в этом тексте) фигура! или неизвестный солдат, ушедший мимо блокпостов со звездой в виске.
а тут напрашивается некоторое рассуждение о смерти. которой, с одной стороны, действительно пронизано и проникнуто всё творчество Анны определенного периода. с другой - и пронизано, и проникнуто ее отрицанием, борьбой с ней. ведь она идет на смерть с открытым забралом. ты смерть, а я - Долгарева. "сунь свое жало?" - опять автореминисценция из стихотворения о Христе и Марии. о, пожалуй, вот как получается: она не только Ксения (и Алексей), она и Мария всем своим Христам, что терпят крестные муки. "где ваши мамки? я ваша мамка". (а ведь в этом стихотворении катит коляску с новеньким человечком - Ксюша. Ксюша - Ксения. святая новая, имя всё то же. история - удивительная штука. жизнь - еще более удивительная штука. и точно сильнее смерти.)
так вот, рассуждение о смерти. отвлеклась.
беда в том, что в европейской традиции узаконено табуирование смерти. мы не умеем говорить о ней. и из этого - целый букет следствий, вплоть до того, что, когда у близкого человека кто-то умирает, мы не можем даже поддержать его адекватно, сказать нужные слова, потому что эта область как бы вынесена за скобки. я узнала это на себе, когда мой папа погиб в автокатастрофе. ну да, я тогда была в таком состоянии, что, в общем, могла и обойтись, и так хуже некуда, но просто фиксировала некоей частью себя, которая всегда беспристрастно наблюдает, что людям трудно, трудно говорить о смерти, потому что это как будто бы.. даже непристойно, потому что это вынесено из опыта, потому что просто нет умения говорить об этом, переживать это, воспринимать это как часть жизни, а не как некий ужас-ужас, которому нет имени и желательно бы вообще не прикасаться к нему.
восточная/азиатская традиция совсем не такова. там иное отношение к смерти. более осознанное, глубокое, с разработанными ритуалами и т.д. (да, у нас типа тоже есть ритуалы, но это совсем не то. в целом мы сторонимся и шарахаемся, а такое отношение приводит к абстрагированию и вытеснению.)
так вот, к чему я это всё. раз уж мы начали понемногу разворачиваться в нашу азиатскую половину (не будем забывать, что мы - уникальнейшая страна, уж там Евразия нас называть или Азиопа, но мы однозначно на стыке), так давайте пытаться пересматривать наше отношение к смерти.
и еще одно соображение: когда некое культурное сообщество настолько вытесняет смертельный дискурс, напомнить о нем у мироздания получается только войной.
а на войне всегда найдется соловей, который будет петь и о мире, и о любви, и о смерти.
Анна говорит о смерти в полный голос. рассказывает о том, какой она бывает. объясняет, что, какой бы она ни была, ее всё же нет ("а яблонев цвет"). захлебываясь смертью, отплевывается от нее, плывет к берегу, к закату, к коту, она выруливает, она дает нам маяк. это страшно, горько и больно, а то. когда я слушаю ее стихи (она - звучащий поэт, ее важно слушать), я неизменно плачу, но это светлые слезы, хотя она говорит об очень тяжелых вещах. но она ангел - борец со смертью. это так.
и да, еще одна крупная цитата:
Когда я пишу,
Как видела мертвых людей,
Разбитые окна, сожжённые крыши,
Как стреляли и жгли,
И не было правды среди земли,
И казалось, что нет и выше,
Как над зимней степью кричали вороны,
Как пальцы прилаживались к патронам,
То это я пишу о любви.
Когда я пишу,
Как подыхали мы в девяностых,
Как полыхали кресты на погостах,
И черные с головы до пят проходили женщины,
И черным становилось все на земле,
То это я пишу как умею,
Пишу вслепую во мгле,
Это я пишу о любви.
И о чем бы я ни писала,
И кричала бы ни о чем,
Она была посреди всего -
Ангел с горящим мечом,
Когда хоронили,
Когда расставались,
Когда кольцо надевала на мертвый палец,
Она была среди черных,
Изломанных, сгоревших людей,
Она была ветер степной,
И звон колокольный.
И я говорю о ней.
Все, что я есть, - отмечено ею.
По большому счёту,
Я вообще ни о чем не умею,
Кроме любви.
да, именно так. в первом приближении это может показаться оксюмороном, но я вижу совершенно четко и чувствую совершенно ясно: это всё о любви. я не читала, пожалуй, за всю свою преисполненную, перенасыщенную текстами, до ужаса филологическую жизнь такого любовного, как пишет Аничка. наверное, поэтому я и запала - почти сразу, со страшной силой, ведь любовь - это моя религия, ни больше ни меньше. и тут я учуяла такой жреческий свет и огонь, что понеслась.. нет, не как мотылек, которого убьет это пламя, но как замерзший путник к камельку.
итак, выводы по текущей сессии:
дискурс Анны Долгаревой - о преодолении смерти любыми способами, но вообще-то двумя: любовью и словом. и это всё мощно завязано на божественном. скажем так: бог, любовь, противостояние смерти - и всё это в слове - вот ядро и стержень как поэтического мира Долгаревой, так, думаю, и ее жизни. "и у меня в то время было жизнь и поэзия - одно", - как писал некогда Жуковский.
ну и само собой: в начале было слово, и слово было бог. и бог есть любовь.
классика.
но, как любая классика, труднейшее, что возможно практиковать.
Анна живет в этом как птица в воздухе, как рыба в воде, как кошка в прыжке.
просветленная - и движется по этому пути всё дальше и всё продуктивнее.
и да, я много о чем не написала. о "мы все тут - понарошку", например. о моментах отчаяния. но они тоже вообще-то не искажают общую картину. потому что где есть категория "понарошку", там есть и "взаправду".
я когда-нибудь напишу обо всем этом как следует. но пока так. в первом хотя бы приближении. надо же с чего-то начинать..
- что ж, Господи, могу я тут пока остановиться? а то горло пересохло, да и спать уж пора!..
- да, заканчивай уже. но продолжай, когда восстановишь силы.
- спасибо, Господи!
это первый текст из задуманной серии (хотела всё сразу, но поняла, что зараз не осилю).
тизеры на будущее:
- советское христианство Анны Долгаревой;
- гендерное и надгендерное, человеческое и мимо-, и надчеловеческое в образе "лирического героя" (и почему это важно);
- возможно, еще какие-то темы возникнут по ходу размышлений.
всем, кто дочитал до конца, спасибо огромное!
https://vk.com/janus_geminus?w=wall44188437_26554
16 фев 2023 в 6:54
..и вот в пять часов не то ночи, не то утра я вдруг говорю богу:
- можно, Господи, я щас напишу о поэте Аничке Долгаревой?
- да можно, конечно!
Он со мной иногда как с Веничкой.
то есть в каком-то смысле и как с Эдичкой.. и как с Аничкой: беспощадно, нелицеприятно добр.
ну вот я и пишу.
и именно с этого хотелось бы начать.
с того, что бог говорит Гагарину.
в этом тексте, который я пытаюсь сейчас оформить, нужно бы много, обильно цитировать. как это принято у нас, филологов, литературоведов. но я понадеюсь на то, что те, кому это будет интересно и кто пока не знаком с поэзией Анны Долгаревой, загуглят, а те, кто ее уже хорошо знает, поймут и без крупных кусков цитирования, ибо это утяжеляет текст.
впрочем, что-то всё же придется процитировать крупно.
вот говорят, что художественная картина мира (простите, мы, филологи, так пишем! %)) Долгаревой проникнута смертью. и это депрессивно. и нужны ли такие стихи тем, кто находится в пространстве смерти? не сделают ли они еще хуже?
для меня совершенно безусловно одно: стихи Анны Долгаревой, написанные в пространстве ненависти и смерти, в котором она находится уже давно (и это уточнение важно, потому что придает им особую силу, самую главную), все - о любви и о преодолении смерти. с любовью всё ясно, тут без альтернативы, уточнять нечего. про смерть могут быть разные формулировки: они об отрицании смерти, о бессмертии, о воскресении, о жизни вечной и т.д. о чем говорит лирический герой Анны? кстати, в ее случае термин "лирический герой" мне кажется даже и не очень уместным, хотя она пишет стихи от имени кого угодно: воинов, котиков, наблюдателя, блаженной Ксении Петербургской, да хоть черта в ступе, не говоря уж о том, что и от имени самого бога, - но всё равно всегда она говорит сама. нет лирического героя, есть Анна Долгарева, "русская мойра Атропос", - и есть смерть, с которой Анна вступила в бесконечный, последний и решительный бой, романтически (в лучшем смысле этого слова!) надеясь победить - и побеждая с каждым шагом, с каждым стихом. изначально древнегреческое слово "стихос" обозначает ряд воинов, правильно организованных. без комментариев, наверное?..
итак, начнем с двух стихотворений, которые можно, наверное, назвать "попсой" от главного панка современной русской поэзии (термин "попса" в данном случае обозначает лишь особую популярность, нисколько не будучи призванным умалить потрясающей их выразительности и поразительности, в связи с которой они, собственно, и стали ее визитными карточками): про Гагарина и про Богоматерь.
***
Бог говорит Гагарину: Юра, теперь ты в курсе:
нет никакого разложения с гнилостным вкусом,
нет внутри человека угасания никакого,
а только мороженое на площади на руках у папы,
запах травы да горячей железной подковы...
(простите, вынуждена оборвать цитату, а то текст не влезет, дальше гуглим)
***
А воздух жаркий, и липкий, и так его мало.
Пропустите, говорит, пропустите, я Его мама,
но ее, конечно, не пропускают,
ад хохочет, трясется и зубы скалит,
торжествует.
<...>
Он войдет в ее дом через три дня.
Мама, скажет, мама, послушай, это и правда я,
Не плачь, родная, слушай, что тебе говорят:
Мама, я спустился в ад, и я победил ад,
Мама, я сделал все, как ты мне сказала.
Смерть, где твое жало?
я бы к этим текстам добавила еще один. тут есть про бога и про человека. а надо еще про котика.
***
Вот мертвый кот, пускай он оживет,
Пускай откроет розовый свой рот,
Оближется и двинется домой.
Пускай не будет визга тормозов,
Пусть он придет, на наш вернется зов,
И смерти чтобы не было весной.
<...>
И если есть бессмертие, оно
Сейчас парит над площадью Сенной,
Течет, как бесконечная река.
Но все-таки: вот этот мертвый кот -
Пускай он встанет и домой пойдет,
И правда утвердится на века.
вот знаете.. мне кажется, если вы прочитали эти три текста подряд, то вы уже всё-всё поняли.
(да, кстати, спасение котиков - еще одна важнейшая ипостась Долгаревой: практически иконический ее образ: девушка в камуфляже, бронике и шлеме с котиком на руках.)
теперь чуть-чуть заметок на манжетках: зная, что Анна - почитатель творчества Дмитрия Воденникова, не могу не отметить возможную реминисценцию в "Гагарине":
А я вот все живу - как будто там внутри
не этот - как его - не будущий Альцгеймер,
не этой смерти пухнущий комочек,
не костный мозг
и не подкожный жир,
а так, как будто там какой-то жар цветочный,
цветочный жар, подтаявший пломбир,
а так, как будто там какой-то ад пчелиный,
который не залить, не зализать…
..а чтобы знать, как жить, чтоб быть любимым, наверно, в космос надо бы слетать)
простите, немного шучу. но с огромной долей не-шутки.
кстати, о реминисценциях. теперь уже об автореминисценциях. второе стихотворение, про Богоматерь, отразится у Анны Долгаревой в посвящении матери погибшего воина, друга, близкого человека. приведу его полностью.
Звали её Надежда,
учительница в школе.
И был у неё ласковый сын сероглазый.
А когда началось - на временном расколе -
ушёл на войну, не сомневаясь ни разу.
Отложил мечты когда-нибудь доехать к Байкалу,
отложил мечты - повзрослею, мол, подрасту.
И слышался сердца стук и колёсный стук.
И большая страна за окном вагона мелькала,
и было ему тридцать три.
Как Илье Муромцу или Христу.
Когда она прочитала:
"Погиб самый светлый парень",
Ей даже имя не нужно было - и так поняла.
И был сентябрь горячей кровью ошпарен,
и Оскол-река как из бутылочного стекла.
Звали её Надежда, но надеяться было не на что.
Сползала по стеночке.
Хоронили в открытом гробу, сдержать не могла вой.
Господи, почему.
Господи, для чего.
А потом подошла - такая уже, не юная
(Это её на иконах молодой рисуют, с младенцем),
Говорит: я своего тоже на руках баюкала,
Тоже потом хоронила - куда же деться.
А потом, говорит, восстал через три дня.
Так, говорит, и будет, слушай меня.
И открыла Надежда глаза - а рядом более никого.
И только плат на плечах чужой -
сияющий,
огневой.
и еще одно стихотворение я должна (да, именно так) привести полностью - для подтверждения тезиса. вот оно:
"Почему она улыбается, когда говорит о своих мёртвых?"
"Почему она улыбается, когда говорит о своих мёртвых?"
Я стою перед огромным морем, и море то -
Память и чёрный шёлк.
Моя фамилия - Долгарева
От слова "долг".
Мне осталось слушать мертвых и верить им,
Состоя из мяса, костей и сала.
Почему не сдохла вместе с первым,
вторым
и третьим? -
Потому что не дописала.
Я пишу чаще чем Симонов, даже чаще, чем Полозкова,
Потому что времени мне отмерено от слова до слова.
Как только последнее допишу -
Конец Господнему мурашу.
Но я им обещала, я им задолжала,
Я с двадцати шести существую на чувстве долга.
Смерть, ну давай уже, сунь своё жало?
Смерть ссыт и уходит, потому что я - Долгарева.
Я - родная сестра смерти.
Я - русская мойра Атропос.
Я приношу своим мёртвым каллы и астры,
И чернота меркнет.
итак, теперь уже наконец-то можно отправиться обратно в анализ.
почему важно, что именно "русская" мойра Атропос?
(это ружье, повешенное в начале, обязано было выстрелить, тут никак иначе.)
потому что греческая мойра Атропос обрывает нить жизни смертного, сталкивая его в бездну небытия.
а мойра Долгарева выхватывает уходящих за шкирку (как котиков, которых она "покрадает", то есть спасает), даруя им - бессмертие, жизнь вечную своими словами, своими стихами. тут снова цитата: "но я тут буду стоять со своими стихами, ныть о гуманизме посреди городов выжженных. в шесть часов вечера после войны я не выживу. я утверждаю, что значат что-то слова, я утверждаю, что значит что-то любовь". да, еще как значат слова. ими она облекает, не как в саван, но как в памятник, не как в монумент, но как в мемориз значимых людей, просто людей, которые.. ну, для меня, например, все персонажи (тоже так себе слово, конечно, в контексте стихов Анны, но уж как есть) ее лирики - теперь уже практически близкие люди, у нее получилось, она вытащила их из смерти и сделала вновь живыми.
(и еще одна предположительная реминисценция Воденникова: "...но я тут буду стоять со своими стихами", и в еще одном стихотворении: "Я не умею ничего исправить, Но я фиксирую: вот так они стоят". а у него, тоже в одном из хитовых, самых известных: "Кто здесь сказал, что здесь стоять не надо? Я - здесь сказал, что здесь стоять не надо? Ну да, сказал - а все еще стою".)
смотрите еще немного, ну например: "И приходят они из желтого невыносимого света, Открывают тушенку, стол застилают газетой, Пьют они под свечами каштанов, под липами молодыми, Говорят сегодня с живыми, ходят с живыми". или вот Серега-водопроводчик, какая же полнокровная (пусть в страшном смысле этого слова, который и реализован в этом тексте) фигура! или неизвестный солдат, ушедший мимо блокпостов со звездой в виске.
а тут напрашивается некоторое рассуждение о смерти. которой, с одной стороны, действительно пронизано и проникнуто всё творчество Анны определенного периода. с другой - и пронизано, и проникнуто ее отрицанием, борьбой с ней. ведь она идет на смерть с открытым забралом. ты смерть, а я - Долгарева. "сунь свое жало?" - опять автореминисценция из стихотворения о Христе и Марии. о, пожалуй, вот как получается: она не только Ксения (и Алексей), она и Мария всем своим Христам, что терпят крестные муки. "где ваши мамки? я ваша мамка". (а ведь в этом стихотворении катит коляску с новеньким человечком - Ксюша. Ксюша - Ксения. святая новая, имя всё то же. история - удивительная штука. жизнь - еще более удивительная штука. и точно сильнее смерти.)
так вот, рассуждение о смерти. отвлеклась.
беда в том, что в европейской традиции узаконено табуирование смерти. мы не умеем говорить о ней. и из этого - целый букет следствий, вплоть до того, что, когда у близкого человека кто-то умирает, мы не можем даже поддержать его адекватно, сказать нужные слова, потому что эта область как бы вынесена за скобки. я узнала это на себе, когда мой папа погиб в автокатастрофе. ну да, я тогда была в таком состоянии, что, в общем, могла и обойтись, и так хуже некуда, но просто фиксировала некоей частью себя, которая всегда беспристрастно наблюдает, что людям трудно, трудно говорить о смерти, потому что это как будто бы.. даже непристойно, потому что это вынесено из опыта, потому что просто нет умения говорить об этом, переживать это, воспринимать это как часть жизни, а не как некий ужас-ужас, которому нет имени и желательно бы вообще не прикасаться к нему.
восточная/азиатская традиция совсем не такова. там иное отношение к смерти. более осознанное, глубокое, с разработанными ритуалами и т.д. (да, у нас типа тоже есть ритуалы, но это совсем не то. в целом мы сторонимся и шарахаемся, а такое отношение приводит к абстрагированию и вытеснению.)
так вот, к чему я это всё. раз уж мы начали понемногу разворачиваться в нашу азиатскую половину (не будем забывать, что мы - уникальнейшая страна, уж там Евразия нас называть или Азиопа, но мы однозначно на стыке), так давайте пытаться пересматривать наше отношение к смерти.
и еще одно соображение: когда некое культурное сообщество настолько вытесняет смертельный дискурс, напомнить о нем у мироздания получается только войной.
а на войне всегда найдется соловей, который будет петь и о мире, и о любви, и о смерти.
Анна говорит о смерти в полный голос. рассказывает о том, какой она бывает. объясняет, что, какой бы она ни была, ее всё же нет ("а яблонев цвет"). захлебываясь смертью, отплевывается от нее, плывет к берегу, к закату, к коту, она выруливает, она дает нам маяк. это страшно, горько и больно, а то. когда я слушаю ее стихи (она - звучащий поэт, ее важно слушать), я неизменно плачу, но это светлые слезы, хотя она говорит об очень тяжелых вещах. но она ангел - борец со смертью. это так.
и да, еще одна крупная цитата:
Когда я пишу,
Как видела мертвых людей,
Разбитые окна, сожжённые крыши,
Как стреляли и жгли,
И не было правды среди земли,
И казалось, что нет и выше,
Как над зимней степью кричали вороны,
Как пальцы прилаживались к патронам,
То это я пишу о любви.
Когда я пишу,
Как подыхали мы в девяностых,
Как полыхали кресты на погостах,
И черные с головы до пят проходили женщины,
И черным становилось все на земле,
То это я пишу как умею,
Пишу вслепую во мгле,
Это я пишу о любви.
И о чем бы я ни писала,
И кричала бы ни о чем,
Она была посреди всего -
Ангел с горящим мечом,
Когда хоронили,
Когда расставались,
Когда кольцо надевала на мертвый палец,
Она была среди черных,
Изломанных, сгоревших людей,
Она была ветер степной,
И звон колокольный.
И я говорю о ней.
Все, что я есть, - отмечено ею.
По большому счёту,
Я вообще ни о чем не умею,
Кроме любви.
да, именно так. в первом приближении это может показаться оксюмороном, но я вижу совершенно четко и чувствую совершенно ясно: это всё о любви. я не читала, пожалуй, за всю свою преисполненную, перенасыщенную текстами, до ужаса филологическую жизнь такого любовного, как пишет Аничка. наверное, поэтому я и запала - почти сразу, со страшной силой, ведь любовь - это моя религия, ни больше ни меньше. и тут я учуяла такой жреческий свет и огонь, что понеслась.. нет, не как мотылек, которого убьет это пламя, но как замерзший путник к камельку.
итак, выводы по текущей сессии:
дискурс Анны Долгаревой - о преодолении смерти любыми способами, но вообще-то двумя: любовью и словом. и это всё мощно завязано на божественном. скажем так: бог, любовь, противостояние смерти - и всё это в слове - вот ядро и стержень как поэтического мира Долгаревой, так, думаю, и ее жизни. "и у меня в то время было жизнь и поэзия - одно", - как писал некогда Жуковский.
ну и само собой: в начале было слово, и слово было бог. и бог есть любовь.
классика.
но, как любая классика, труднейшее, что возможно практиковать.
Анна живет в этом как птица в воздухе, как рыба в воде, как кошка в прыжке.
просветленная - и движется по этому пути всё дальше и всё продуктивнее.
и да, я много о чем не написала. о "мы все тут - понарошку", например. о моментах отчаяния. но они тоже вообще-то не искажают общую картину. потому что где есть категория "понарошку", там есть и "взаправду".
я когда-нибудь напишу обо всем этом как следует. но пока так. в первом хотя бы приближении. надо же с чего-то начинать..
- что ж, Господи, могу я тут пока остановиться? а то горло пересохло, да и спать уж пора!..
- да, заканчивай уже. но продолжай, когда восстановишь силы.
- спасибо, Господи!
это первый текст из задуманной серии (хотела всё сразу, но поняла, что зараз не осилю).
тизеры на будущее:
- советское христианство Анны Долгаревой;
- гендерное и надгендерное, человеческое и мимо-, и надчеловеческое в образе "лирического героя" (и почему это важно);
- возможно, еще какие-то темы возникнут по ходу размышлений.
всем, кто дочитал до конца, спасибо огромное!
https://vk.com/janus_geminus?w=wall44188437_26554