Ханжин радует

[galareana]

Радость моя, саблезубая бабочка Ева!
Кофе остыл. Отравись, я тебя подожду.
Было темно от любви и от долгого гнева.
Было тепло - как, наверное, будет в аду.

Трещины губ твоих, будто плывущие сети,
манят погибших романтиков бездной беды.
Имя твое - как проклятье. Никто не ответит,
что разглядел в твоей смерти надежды следы.

Лица твои - то ли Вяземской, то ль Воронцовой -
яркой наложены маской в оскал дьяволиц.
Выпей вот это - из чаши с потеком пунцовым,
выпей и руку лизни мне, как комнатный шпиц.

Радость моя, меланхолии бледная Эльза,
ты ли увянешь на сломанной спице цветка...
Смотрит на землю Господь микроскопами Цейсса
и не находит живых, не находит пока.

Горы Святые - губернии Псковской Саяны,
первые камни ступеней, ведущих во тьму.
Ангел жасминовый мой с молоточком стеклянным,
хрупко и больно... И верю, что мне одному.

Строки, и пепел, и бунт. В Петербурге холера.
Муза безумия спит у скитальца в ногах.
Кофе остыл. Поцелуй тебе, сладкая стерва,
как целовал Магдалину влюбленный Аллах.

Ночь пережить, только ночь! Я найду твои лапы,
мягкие лапы в стилетах кошачьих когтей.
Кофе остыл. Я сломал над ним горлышки ампул -
капля за каплей - Настасья. Как саван постель.

Радость моя, бессарабская девка Мария,
будет темно от любви - как бывает в аду.
Будет танцмейстер Иогель шептать твое имя,
словно проклятие. Пей. Я тебя подожду.