беседа с композитором Тихоном Хренниковым
В Союзе композиторов не был репрессирован ни один еврей. Никого не осудили...
- Как же такое удалось?
- В то время большое значение имели характеристики. Я писал всем только самые великолепные. Помню, арестовали М. Вайнберга, его взяли неожиданно. Запросили характеристику из Союза. Я написал самую восторженную. Через 3 дня выпустили. Директора Парка культуры и отдыха Бетти Глан, жену лидера югославской компартии, обвинили в троцкизме, арестовали. Потом выпустили, но вернуться в Москву не разрешили. С трудом мне удалось с помощью коменданта Москвы привлечь Бетти к пропагандистской работе в Союзе композиторов. Заведующий отделом культуры ЦК, некто Рюриков, мне тогда прямо сказал: «Только потому, что вы недавно назначены самим Сталиным, вас сейчас не тронут». А генерала того из комендатуры сняли. Слава Б-гу, у нас ни один еврей не пострадал. А сам я тяжело заболел. У меня произошел нервный срыв. Было много черносотенных людей в Союзе композиторов. Даже некоторые крупные композиторы. Они все писали в ЦК на меня доносы, что я еврейский ставленник в Союзе, что я покрываю евреев. Когда я приходил в ЦК, Суслов давал мне читать эти письма. Я их читал, видел подписи. То были мои помощники. Мы вместе работали. Они у меня обедали почти каждый день. Союз размещался на первом этаже, а моя квартира несколькими этажами выше. Наверное, после обедов они на меня и писали. Один музыковед писал, что я нахожусь под влиянием евреев, сионистов, и объяснял, как евреи на меня воздействуют через жену и других людей. Суслов предупредил, чтобы я ничем себя не выдал, что читал доносы. Да, в ЦК знали каждый мой шаг - что и как я делаю. Но я мог действовать, потому что меня поставил сам Сталин. Только поэтому мое слово было веским. Раньше я не занимался общественной деятельностью, просто был музыкантом. Все произошло неожиданно. Приказ Сталина передал все в руки довольно молодого человека» (Мне было 35 лет, а на вид 20-25, очень молодо выглядел). Может быть потому, что я не входил ни в какие группировки, не был членом никаких оргкомитетов. К тому же Сталин знал мою музыку, она ему нравилась. Хотя прямо Сталин мне об этом не говорил. Но мне передавали. Он был на премьере моей оперы «В бурю», поставленной Немировичем - Данченко, знал мою музыку к фильмам «Свинарка и пастух», «В шесть часов вечера после войны». Это были тогда популярнейшие фильмы, всем известная музыка. А я всегда любил музыку своих коллег. И у меня не было других желаний, кроме желания им помочь. Во всяких делах - у СК были большие возможности.
- Тихон Николаевич, в те годы руководители творческих союзов имели возможность обсуждать политическую ситуацию в стране?
- Не помню таких обсуждений ни с Фадеевым, ни с Симоновым. Мы многого не знали из того, что происходило в те времена в Союзе писателей. Я же не историк, а всего лишь очевидец. Ну, а дома с женой, конечно, обсуждали все темы. У нас была обыкновенная русская семья, как многие. Кстати Клара очень дружила с Сашей, и ко мне он относился с симпатией. А в общественной жизни Фадеев в то суровое время часто бывал необоснованно жесток.
- Я знаю, вы спасли жизнь Исааку Дунаевскому. Как вам удалось остановить отлаженную махину?
- Я защитил Дунаевского, когда во времена космополитизма началась его страшная травля. Поднялась невероятная истерия: «Он распустил свою семью, он богатый». Действительно, Дунаевский был вполне обеспечен - много работал и зарабатывал композиторским трудом. У него была машина; сын, из-за которого весь сыр-бор разгорелся, ездил на ней. Против Исаака Осиповича началось что-то та-а-акое, невероятное. Один замминистра культуры, черносотенец, антисемит, его все презирали, всячески поддерживал и поощрял эти гнусные нападки. Не стану называть фамилию, у него могут быть дети - они-то ни в чем не виноваты. А Дунаевский был моим другом. Бывало, и он поддерживал меня. Помогал в жизни много раз. Возмущенный всем этим делом, я пришел в ЦК и потребовал, чтобы разнузданная кампания против Исаака была немедленно прекращена. Я даже пригрозил выступить во всех мыслимых и немыслимых органах и дать свою оценку всей этой гадкой истории, преднамеренно развязанной некоторыми людьми. Я сказал, что назову все фамилии и т.д. Видно, некоторые испугались, сразу же все было прекращено. Я ничего Дунаевскому не рассказывал, а он меня не благодарил. И так было понятно. Сына его, Женю, вновь, кажется, приняли в ГИТИС после исключения. Лишь недавно, через пятьдесят лет, я узнал о его реакции. Снимался тут один фильм, и ко мне приехал режиссер, чтобы я рассказал о Дунаевском, что знаю. - «А вы не читали его письмо к сестре, где он про вас пишет?» - «Нет, не читал». И мне дают письмо, где написано: «Дорогая Зиночка. Я разучился молиться. Но если ты не потеряла этой способности, то помолись нашему еврейскому Б-гу за русского Тихона. Он спас мне жизнь и честь». Я был потрясен. Вот так. Это был мой друг, любимый композитор. Я считаю его гениальным композитором, лидером нашей песенной культуры 30-х, 40-х и всех последующих годов. Это бесспорно, что бы и кто ни говорил.
https://lechaim.ru/ARHIV/105/hrennikov.htm
- Как же такое удалось?
- В то время большое значение имели характеристики. Я писал всем только самые великолепные. Помню, арестовали М. Вайнберга, его взяли неожиданно. Запросили характеристику из Союза. Я написал самую восторженную. Через 3 дня выпустили. Директора Парка культуры и отдыха Бетти Глан, жену лидера югославской компартии, обвинили в троцкизме, арестовали. Потом выпустили, но вернуться в Москву не разрешили. С трудом мне удалось с помощью коменданта Москвы привлечь Бетти к пропагандистской работе в Союзе композиторов. Заведующий отделом культуры ЦК, некто Рюриков, мне тогда прямо сказал: «Только потому, что вы недавно назначены самим Сталиным, вас сейчас не тронут». А генерала того из комендатуры сняли. Слава Б-гу, у нас ни один еврей не пострадал. А сам я тяжело заболел. У меня произошел нервный срыв. Было много черносотенных людей в Союзе композиторов. Даже некоторые крупные композиторы. Они все писали в ЦК на меня доносы, что я еврейский ставленник в Союзе, что я покрываю евреев. Когда я приходил в ЦК, Суслов давал мне читать эти письма. Я их читал, видел подписи. То были мои помощники. Мы вместе работали. Они у меня обедали почти каждый день. Союз размещался на первом этаже, а моя квартира несколькими этажами выше. Наверное, после обедов они на меня и писали. Один музыковед писал, что я нахожусь под влиянием евреев, сионистов, и объяснял, как евреи на меня воздействуют через жену и других людей. Суслов предупредил, чтобы я ничем себя не выдал, что читал доносы. Да, в ЦК знали каждый мой шаг - что и как я делаю. Но я мог действовать, потому что меня поставил сам Сталин. Только поэтому мое слово было веским. Раньше я не занимался общественной деятельностью, просто был музыкантом. Все произошло неожиданно. Приказ Сталина передал все в руки довольно молодого человека» (Мне было 35 лет, а на вид 20-25, очень молодо выглядел). Может быть потому, что я не входил ни в какие группировки, не был членом никаких оргкомитетов. К тому же Сталин знал мою музыку, она ему нравилась. Хотя прямо Сталин мне об этом не говорил. Но мне передавали. Он был на премьере моей оперы «В бурю», поставленной Немировичем - Данченко, знал мою музыку к фильмам «Свинарка и пастух», «В шесть часов вечера после войны». Это были тогда популярнейшие фильмы, всем известная музыка. А я всегда любил музыку своих коллег. И у меня не было других желаний, кроме желания им помочь. Во всяких делах - у СК были большие возможности.
- Тихон Николаевич, в те годы руководители творческих союзов имели возможность обсуждать политическую ситуацию в стране?
- Не помню таких обсуждений ни с Фадеевым, ни с Симоновым. Мы многого не знали из того, что происходило в те времена в Союзе писателей. Я же не историк, а всего лишь очевидец. Ну, а дома с женой, конечно, обсуждали все темы. У нас была обыкновенная русская семья, как многие. Кстати Клара очень дружила с Сашей, и ко мне он относился с симпатией. А в общественной жизни Фадеев в то суровое время часто бывал необоснованно жесток.
- Я знаю, вы спасли жизнь Исааку Дунаевскому. Как вам удалось остановить отлаженную махину?
- Я защитил Дунаевского, когда во времена космополитизма началась его страшная травля. Поднялась невероятная истерия: «Он распустил свою семью, он богатый». Действительно, Дунаевский был вполне обеспечен - много работал и зарабатывал композиторским трудом. У него была машина; сын, из-за которого весь сыр-бор разгорелся, ездил на ней. Против Исаака Осиповича началось что-то та-а-акое, невероятное. Один замминистра культуры, черносотенец, антисемит, его все презирали, всячески поддерживал и поощрял эти гнусные нападки. Не стану называть фамилию, у него могут быть дети - они-то ни в чем не виноваты. А Дунаевский был моим другом. Бывало, и он поддерживал меня. Помогал в жизни много раз. Возмущенный всем этим делом, я пришел в ЦК и потребовал, чтобы разнузданная кампания против Исаака была немедленно прекращена. Я даже пригрозил выступить во всех мыслимых и немыслимых органах и дать свою оценку всей этой гадкой истории, преднамеренно развязанной некоторыми людьми. Я сказал, что назову все фамилии и т.д. Видно, некоторые испугались, сразу же все было прекращено. Я ничего Дунаевскому не рассказывал, а он меня не благодарил. И так было понятно. Сына его, Женю, вновь, кажется, приняли в ГИТИС после исключения. Лишь недавно, через пятьдесят лет, я узнал о его реакции. Снимался тут один фильм, и ко мне приехал режиссер, чтобы я рассказал о Дунаевском, что знаю. - «А вы не читали его письмо к сестре, где он про вас пишет?» - «Нет, не читал». И мне дают письмо, где написано: «Дорогая Зиночка. Я разучился молиться. Но если ты не потеряла этой способности, то помолись нашему еврейскому Б-гу за русского Тихона. Он спас мне жизнь и честь». Я был потрясен. Вот так. Это был мой друг, любимый композитор. Я считаю его гениальным композитором, лидером нашей песенной культуры 30-х, 40-х и всех последующих годов. Это бесспорно, что бы и кто ни говорил.
https://lechaim.ru/ARHIV/105/hrennikov.htm