31 мая.
День рождения..
Константина Георгиевича Паустовского и мой, как человека думающего, страдающего болью мира, не устающего узнавать новое и удивляющегося природе во всех её проявлениях. В этом смысле я родилась в пятнадцать лет майским сибирским днём на балконе с книгой Паустовского, которую вложила мне мама в руки, благословляя меня на жизнь. Красные тополиные серёжки падали на книгу, а я рождалась.. Спасибо маме! Жить ей оставалось совсем немного, но интуитивно она знала, что оставляет меня с Ним, моим Учителем и Отцом, который будет меня вести по жизни и говорить своими книгами: "что бы ни случилось в жизни, верь, девочка, что она удивительна и прекрасна!"
Я и верила.
Сколько всего хорошего случилось в моей жизни благодаря этому! И пройдя свой жизненный путь, я могу только бесконечно Его благодарить.
Я уже писала о Константине Георгиевиче и коротко, и длинно в рубике "Чтобы помнили", и делала вечера к его юбилеям, и деткам проводила беседу у нас дома - классный час четвероклассникам, который они запомнили на всю жизнь (сейчас они совсем взрослые, у них свои дети).
Иногда меня просят повторить, но я не могу - слишком тяжело это повторить, да и невозможно, каждый раз всё труднее открыть своё сердце вновь, передать словами то, что почти невозможно.. Как-то очерствевают людские сердца, уходит трепетность к людям, книгам. Романтика становится ненужной. Жаль.
Сегодня я хочу привести неизвестную широкой читательской аудитории "Последнюю главу" Паустовского, которая должна была заканчивать первую книгу "Повести о жизни" - "Далёкие годы". Написана она в 1945 году. Опубликована была Татьяной Алексеевной Паустовской в "Литературной России" через 2 месяца после смерти Константина Георгиевича в рубрике "из неопубликованного и забытого".
Когда я читала её в 1968 году, плакала.
Сегодня я знаю её наизусть, она вызывает у меня светлую грусть и светлую улыбку. Сегодня я понимаю, почему она не стала последней главой книги. Несправедливые и горькие слова эти для меня сегодня полны только необыкновенной светлой и очищающей грустью и поэзией. Будем читать вместе.
Последняя глава.
На дне каждых суток остаётся небольшой осадок золота. Я старался на протяжении этой книги собрать его. Но золота оказалось немного, и жизнь представляется теперь, когда удалось кое-как вспомнить её, цепью грубых и утомительных ошибок. В них виноват один только я. Я не умел жить, любить, даже работать. Я растратил свой талант на бесплодных выдумках, пытался втиснуть их в жизнь, но из этого ничего не получилось, кроме мучений и обмана. Этим я оттолкнул от себя прекрасных людей, которые могли бы дать мне много счастья.
Сознание вины перед другими легло на меня всей своей страшной тяжестью.
На примере моей жизни можно проверить тот простой закон, что выходить из границ реального опасно и нелепо.
Если бы можно было, я назвал бы свою книгу "Предостережение". Предостережением для всех, кто живёт в своём вымышленном мире и не считается с суровой действительностью.
Что говорить о сожалении? Оно разрывает сердце, но оно бесплодно, и ничего уже нельзя исправить - жизнь идёт к своему концу. Поэтому я кончаю эту книгу небольшой просьбой к тем, кого я любил и кому причинил столько зла, - если время действительно очищает наше прошлое, снимает грязь и страдание, то пусть оно вызовет в их памяти и меня, пусть выберет то нужное, хорошее, что было во мне.
Пусть положат эти крупицы на одну чашу весов. На другой будет лежать горький груз заблуждений. И, может быть, случится маленькое чудо, крупицы добра и правды перетянут, и можно будет сказать: простим ему, потому что не он один не смог справиться с жизнью, не он один не ведал, что творит.
Мне хочется хотя бы маленькой, но светлой памяти о себе. Такой же слабой, как мимолётная улыбка.
Улыбнитесь же мне напоследок. Я приму эту улыбку как величайший, но незаслуженный дар и унесу её с собой в тот непонятный мир, где нет "ни болезней, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная".
Константина Георгиевича Паустовского и мой, как человека думающего, страдающего болью мира, не устающего узнавать новое и удивляющегося природе во всех её проявлениях. В этом смысле я родилась в пятнадцать лет майским сибирским днём на балконе с книгой Паустовского, которую вложила мне мама в руки, благословляя меня на жизнь. Красные тополиные серёжки падали на книгу, а я рождалась.. Спасибо маме! Жить ей оставалось совсем немного, но интуитивно она знала, что оставляет меня с Ним, моим Учителем и Отцом, который будет меня вести по жизни и говорить своими книгами: "что бы ни случилось в жизни, верь, девочка, что она удивительна и прекрасна!"
Я и верила.
Сколько всего хорошего случилось в моей жизни благодаря этому! И пройдя свой жизненный путь, я могу только бесконечно Его благодарить.
Я уже писала о Константине Георгиевиче и коротко, и длинно в рубике "Чтобы помнили", и делала вечера к его юбилеям, и деткам проводила беседу у нас дома - классный час четвероклассникам, который они запомнили на всю жизнь (сейчас они совсем взрослые, у них свои дети).
Иногда меня просят повторить, но я не могу - слишком тяжело это повторить, да и невозможно, каждый раз всё труднее открыть своё сердце вновь, передать словами то, что почти невозможно.. Как-то очерствевают людские сердца, уходит трепетность к людям, книгам. Романтика становится ненужной. Жаль.
Сегодня я хочу привести неизвестную широкой читательской аудитории "Последнюю главу" Паустовского, которая должна была заканчивать первую книгу "Повести о жизни" - "Далёкие годы". Написана она в 1945 году. Опубликована была Татьяной Алексеевной Паустовской в "Литературной России" через 2 месяца после смерти Константина Георгиевича в рубрике "из неопубликованного и забытого".
Когда я читала её в 1968 году, плакала.
Сегодня я знаю её наизусть, она вызывает у меня светлую грусть и светлую улыбку. Сегодня я понимаю, почему она не стала последней главой книги. Несправедливые и горькие слова эти для меня сегодня полны только необыкновенной светлой и очищающей грустью и поэзией. Будем читать вместе.
Последняя глава.
На дне каждых суток остаётся небольшой осадок золота. Я старался на протяжении этой книги собрать его. Но золота оказалось немного, и жизнь представляется теперь, когда удалось кое-как вспомнить её, цепью грубых и утомительных ошибок. В них виноват один только я. Я не умел жить, любить, даже работать. Я растратил свой талант на бесплодных выдумках, пытался втиснуть их в жизнь, но из этого ничего не получилось, кроме мучений и обмана. Этим я оттолкнул от себя прекрасных людей, которые могли бы дать мне много счастья.
Сознание вины перед другими легло на меня всей своей страшной тяжестью.
На примере моей жизни можно проверить тот простой закон, что выходить из границ реального опасно и нелепо.
Если бы можно было, я назвал бы свою книгу "Предостережение". Предостережением для всех, кто живёт в своём вымышленном мире и не считается с суровой действительностью.
Что говорить о сожалении? Оно разрывает сердце, но оно бесплодно, и ничего уже нельзя исправить - жизнь идёт к своему концу. Поэтому я кончаю эту книгу небольшой просьбой к тем, кого я любил и кому причинил столько зла, - если время действительно очищает наше прошлое, снимает грязь и страдание, то пусть оно вызовет в их памяти и меня, пусть выберет то нужное, хорошее, что было во мне.
Пусть положат эти крупицы на одну чашу весов. На другой будет лежать горький груз заблуждений. И, может быть, случится маленькое чудо, крупицы добра и правды перетянут, и можно будет сказать: простим ему, потому что не он один не смог справиться с жизнью, не он один не ведал, что творит.
Мне хочется хотя бы маленькой, но светлой памяти о себе. Такой же слабой, как мимолётная улыбка.
Улыбнитесь же мне напоследок. Я приму эту улыбку как величайший, но незаслуженный дар и унесу её с собой в тот непонятный мир, где нет "ни болезней, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная".