Любовь. Вы готовы к любви? Прямо сейчас, неожиданно долгожданной, навечной и ускользающей
Одиночество, загоняющее в угол и заставляющее огрызаться оттуда на каждый не брошенный на тебя взгляд, на каждое сияющее от счастья лицо, вгрызаться в руку, протянутую тебе, или потихоньку отгрызать у себя самого кусочки кровоточащей души. Одиночество, помогающее отбросить суету шевелящегося вокруг мира, очистить свое сознание от зависти и злобы, жалости и ожидания и прислушаться к голосу внутри себя, как бы со стороны, не ужасаясь, но улыбаясь понимающе.
Огромное Одиночество и светлое бесконечное - Любовь. Ищите ее, не бойтесь ее, берегите ее, не удерживайте ускользающую ее, вспоминайте ее с благодарность и с новой надеждой на новую...
Ева (окончание)
16
Она смертельно устала.Похудела, осунулась лицом, а в глазах ее появился лихорадочный блеск. Отчаянно хотелось быть счастливой, еще больше хотелось, чтобы он был счастлив. Освободить его от себя, прекратить эту бесконечную гонку?
Ты обещала не бросать его, и он обещал...
Сон все не приходил, и Ева попробовала расслабиться, сделала глубокий вдох, всей грудью впуская в себя спокойствие ночной тишины, закрыла глаза и… не услышала Его рядом.
Тревожный выдох вернул ее на землю. Она снова не слышала любимого рядом, не видела, не чувствовала, не знала с уверенностью, где он сейчас или с кем…
Она. С кем осталась она? Не плакать!
Сон не приходил уже бесконечно долго. Ева села в холодной постели, и Маркиз всполошился у ее ног, с готовностью прогнулся своей гуттаперчевой спиной, выгнулся дугой и, высоко поднимая лапы, начал осторожное шествие на свободное рядом с хозяйкой место. Ева молча смотрела, как рыжий комок пристраивается на пустой подушке и засыпает.
Где засыпает этой ночью Он, и рядом с кем дышит ровно и спокойно, или не спит, захлебываясь от… бросив Еву одну, опять одну в пустой квартире? Мысль промелькнула, и тут же взгляд ее отыскал в комнате, освещаемой огнями заблудившихся в ночи авто, фотографию.
Крис не любил фотографироваться. Их единственное с Крисом фото яркой вспышкой вдруг загоралось прямо перед ней и тут же растворялось в безжалостной темноте. В той зазеркальной, текущей совсем по другим законам, жизни, Крис не смотрел в фокус своей камеры, он смотрел на Еву, и она не закрывала от него свое улыбающееся лицо, веря, что эти руки, обнимающие ее, и эти губы, целующие ее, не предадут и не оставят ее один на один с их бьющейся в агонии любовью, никогда…
Сердце стучит все отчетливее, предлагая считать его удары, десятками, сотнями, тысячами. Ночные всполохи все реже, а глаза уже ничего не ищут и ничего не надеются рассмотреть там, где время остановилось и повернуло вспять.
---
Она проснулась, как от толчка. Что-то произошло, что-то должно произойти совсем скоро. Сон, который, наконец, пришел к ней, разбудил ее, заставив открыть глаза…
Это был ее ребенок, ее малыш, долгожданный, отчаянно любимый, еще не родившийся, но уже живущий в ее сердце, как тайная надежда на счастье. Он бежал к ней, улыбаясь и смотря на нее огромными голубыми глазами, и светлые кудряшки волос подпрыгивали вместе с ним, веселясь его смеху, а крепенькие ножки уверенно несли к ней его сладкое тельце. Быстрее, быстрее, еще быстрей, все ближе… он вдруг, не останавливаясь и отвернувшись от нее, пробежал мимо, удаляясь все дальше, прямо к мужчине, тянувшем к нему свои руки. Малыш смеялся. Она не слышала звуков. Она не слышала, но она чувствовала его смех, звонкий колокольчик, переливающийся в рассветном небе разноцветной радугой. Мужчина смеялся вместе с ним…
Ева осторожно села на кровати, положила руки на живот. «Я жду тебя. Я так давно тебя жду». Скоро все переменится в ее жизни. Она и ее малыш. Валера?
Наконец-то спираль, закручивающая в плотный узел их с Крисом отношения, и превратившаяся уже в удавку, начнет раскручиваться. Она сможет вздохнуть, осмотреться вокруг, найти тот уголок в своей жизни, который будет принадлежать только ей. Только ей и ее ребенку. Она совьет гнездо, нет, она забьется в логово, где родит, выкормит, вырастит ее сына, сама. Она будет бороться за своего ребенка, вгрызаться в каждую протянутую к нему руку, бросаться на каждого, кто без спросу посмотрит в его сторону. Никакой мужчина не посмеет посягнуть на ее личную территорию!
Он будет расти, ее ангелочек, и пусть глаза у него будут цвета неба, волосы цвета пшеницы, и пусть его улыбка будет открыта всему миру, а когда он вырастет, походка его будет летящей, смех звонким, и гитара в его руках…
Удавка стала вновь закручиваться, все плотнее и плотнее, пока Ева от удушья не упала на подушку и глаза ее не заполнились тьмой. Сердце затрепыхалось в ее груди, растерянно напоминая, что она уже не одна, что она не может больше так расточительно относиться к своей жизни; и сразу все успокоилось внутри нее, улыбка осветила ее душу, и она уснула мгновенно, а во сне ее жили она, ее ребенок, и мужчина, стоящий вдалеке и ждущий их… «Отойди… не мешай…»
17
Это было невыносимо. Любовь не отпускала, даже не давала передышки.
Ева не могла водить машину, ей постоянно чудилось, что Крис идет по улице, и она боялась, что бросит руль. Когда он звонил - не могла ему ответить, когда он затихал- не отрывала глаз от телефона. Она с опаской выходила из офиса, боялась открывать дверь подъезда, панически боялась встретиться с Крисом лицом к лицу, знала, что не сможет врать ему в глаза, ссылаясь на мифическую занятость, плохое настроение или болезнь. «Встретила другого, к сожалению или к счастью, и не надо никаких разборок, мы оба этого ждали, давно хотели свободы друг для друга, признайся. Хорошо, что это произошло до того, как…»
Это была настоящая агония: бесконечная репетиция расставания, навсегда, навек. И все это она делала собственными руками, для их счастья. Какого счастья, чьего, зачем...
Что ты делаешь?
Обязательные дневные прогулки, как и витамины, и непонятно невкусная еда, которую она через силу впихивала в себя по утрам, и которая мучила, пытаясь покинуть ее сопротивляющееся тело; запахи, выворачивающие наружу ее нутро, звуки, доводящие ее до головной боли; свет- всегда яркий, люди- хмурые или с улыбкой на губах, с издевкой или со счастливыми лицами, всякие, но всегда равнодушно плывущие мимо своим курсом -вот во что превратилась ее жизнь!
А ей плохо, очень плохо и прямо сейчас, и в каждый миг вчера и завтра, и это он, ее ребенок мстит ей… за что?
Следующий день провожал день предыдущий, такой же тягучий, весь состоящий из бесконечных «нужно» и «запрещено», все понимающих взглядов сослуживцев и растерянной холодности Алексея. Ева бежала от них в заметенный снегом и затянутый льдом парк, который манил ее в себя чистой белоснежной сказкой, гулкой пустотой и переменчивым эхом.
Солнце еще не успело спрятаться за верхушками продрогших деревьев, пытаясь отогреть и осветить застывшую землю, хотя бы на мгновение. Безуспешно.
Еве стало смертельно холодно, и теплая шуба уже не спасала от пробирающего до самых костей мороза, кружащего вокруг нее торопливой поземкой, которая собрала острые колючие снежинки в звенящую льдинками горсть и бросила их прямо в ее глаза. Бесполезно было отворачиваться, кутаться в мягкий шелк блестящего меха. Обрушившаяся вдруг на землю темнота была повсюду, снежный вихрь устремился от земли, и невозможно было спрятаться от него, как бы не кружилась Ева в своей жизни. Он все время в лицо, льдинками сомнения, холодными уколами вопросов, на которые придется дать ответ!
Ева неуверенно нащупала дорогу на занесенной снегом тропе, увидела впереди свет вдруг зажегшегося фонаря, как свет надежды, почувствовала горячую искру в своем сердце. Тепло разливалось в ее душе, согревало ее тело, разворачивая его к жизни, поселяя мягкую улыбку на ее лице в ответ на его улыбку, в ответ на свет, льющийся из его глаз, в ответ на тепло его рук, согревающих ее руки, его дыхания…
Чья-то тень накрыла ее, стала расти, но Ева не испугалась своего неизвестного преследователя, с надеждой повернулась навстречу к нему, и мужчина… прошел мимо нее, что-то ласковое нашептывая в трубку телефона.
Ева смотрела ему вслед, и не было никакой возможности сдвинуться с места от разочарования, искривившего ее рот, от отчаяния, подогнавшего рыдания к самому ее горлу.
«Ты сама выбрала это»,- гримасничали ее губы.
«Сама, сама»,- поддакивали ее глаза.
«Сама…»,- слышали повсюду ее уши.
Погруженная в свои мысли, она не заметила, как торопливые шаги вынесли ее из заледеневшего парка прямо на скользкий тротуар, что она уже сделала шаг на пугающее огнями шоссе. Добросовестный пешеход и дисциплинированный водитель в одном лице, она замерла перед угрожающе красным светом светофора, не успев даже шарахнуться в сторону от автомобиля, пронесшегося мимо нее вместе с ревом срывающегося в истерике сигнала и снежным вихрем, обдавшим ее лицо.
Что ты делаешь!
Она испугалась до полусмерти, чуть сдерживая дробь стучащих зубов, и главная тревога и сомнение ее жизни всплыли в ее воспаленном мозгу яснее ясного.
Скрывать от отца его ребенка… Нет, она и ее малыш. Валера? Она не может так бессовестно использовать его, ломать его жизнь... Ты обещала не бросать его!.. Она все решила... Это только ее тайна. Надо попытаться, что именно, она не знала. Еще есть время…
Снег вдруг посыпал огромными хлопьями, укрывая от нескромных взглядов весь этот грешный мир, делая его белоснежно чистым, непотревоженным, неиспользованным ни в чьих интересах, и надежна робко вздохнула в ее душе, вздохнула и притаилась до времени…
Ребенок, ее ребенок смеялся. Мужчина смеялся вмести с ним…
18
-Ева открой!- Крис громко стучал в ее дверь.
Полумрак заполнил квартиру. Ева не открывала. Она боялась открывать. Она подкралась к двери. Побоялась включить свет, а вдруг он догадается, что она дома. Сердце билось в груди так, что она с трудом различала: это его грохот или стук в дверь, разносящийся по дому.
-Ева открой! Я знаю, ты дома!- он стучал не переставая, настойчиво, обреченно.
Нет, никак нельзя открыть, никак, ведь он все увидит по ее глазам, поймет, что она его все еще любит, безумно, безнадежно любит, всегда будет любить, до самой своей смерти, вечно будет любить, только его, одного его, и до самой своей смерти!.. Она смогла, наконец, набрать воздух в легкие… Только его, только его одного. Нет, нет! Он увидит ее и все сразу поймет.
Она отпрянула от двери, попыталась сделать шаг тихо-тихо, на носочках, вдруг уловила свое отражение в зеркале и не узнала себя: бледное лицо, трясущиеся губы, ввалившиеся безумные глаза. В них ужас от того, что она делает, что она уже сделала со всеми.
-Ева, не делай этого с нами!- Крис уже скребся в ее дверь.
Она закрыла ладонями уши, она все решила за всех, ради его блага, ради их блага, ради себя, ради них... Она много раз все решила, она давала Крису шанс жить свободно: семья дети, бесконечные заботы, родительский долг; он так молод, достоин безмерного счастья. Все. Все аргументы перечислены. Она права, права, права...
-Ева, пожалуйста, ты же обещала,- голос его срывался. - Я все знаю, я не могу без тебя,- он уже шептал, рука замерла, он застыл перед дверью.
Ева чувствовала, что ее сердце останавливается, она просто загнала себя в угол, она теряла свою жизнь, она практически умерла... И вдруг ребенок, их ребенок впервые недовольно потянулся, напоминая, что тоже имеет право голоса.
Ева замерла, прижавшись к стене, очнулась. Все стало вдруг просто и понятно. Как она могла! Скорее, только бы он не ушел.
Она бросилась к двери, руки ее не слушались, и замок не поддавался. Она с трудом совладала с английскими секретами, она хотела закричать, но смогла лишь, как рыба, беззвучно открывать свой рот. За дверью было тихо.
Только бы он не ушел! Если она не успеет, и он уйдет- жизнь остановится.
Она распахнула дверь. Крис не посмотрел на нее. Он плакал молча, одними глазами...
Как я могла сотворить это с нами? Ноги ее не слушались, голос пропал. Она не бросилась к нему, тихо осела на пол около двери…