ГАМЛЕТ РАЗЛИВА 2006. КРИВЫЕ ЗЕРКАЛА ОТ ЗНАМЕНИТЫХ РЕЖИССЕРОВ
Историк театра Алексей Бартошевич справедливо замечает: «В пьесе Шекспира Гамлет сравнивает театр с зеркалом. Цель театра была и есть стать зеркалом природы, показывая каждому веку и поколению его точное подобие и отпечаток. Но давно уже саму пьесу «Гамлет» сравнивают с такого рода зеркалом, поставленным на большой дороге, по которой идут народы, государства, поколения. И каждый из них видит в нем своё отражение. Сколько времен - столько и Гамлетов».
[Дальше]
В 2006-м году «Гамлет» шел сразу на двух сценах Москвы. И оба варианта воспринимались зрителями неоднозначно.
В Московском художественном театре имени А.П. Чехова пьесу поставил Юрий Бутусов - безусловно талантливый и работоспособный режиссёр. Он за год способен сконструировать три-четыре спектакля, каждый из которых не оставит зрителя равнодушным.
Вот и «Гамлет от Бутусова» встряхнул публику. Режиссёр дерзнул смешать время и пространство действия. Клавдий (Константин Хабенский) и Гамлет (Михаил Трухин) кружат друг напротив друга с куриным квохтаньем в красных шинелях.
Гертруда (Марина Голуб) бродит неприкаянно по сцене в ночной рубахе и драповом пальто.
Сладкая парочка Розенкранц (Олег Тополянский) и Гильденстерн (Алексей Агапов), похожие на бухгалтеров-романтиков откуда-то из 30-х годов, спешат к своему другу с букетиками полевых цветов. Придворные в черных пиджаках и пальто безмолвной пантомимой движутся по краю сцены под музыку XX века среди конструкций художника-постановщика Александра Шишкина.
В драму Шекспира добавлены «Сцены вне разряда» и «Непредвиденные сочинения». Диалоги прерываются неожиданными подпрыгиваниями и пританцовываниями. Царит всеобщее сумасшествие и смешение жанров. И нервы актеров натянуты словно нити. Казалось бы - талантливо, неординарно, хорошо! Но разочарованный зритель уходит из зала в антракте и не возвращается.
Кому-то показался диким торт, оказавшийся на лице Гамлета в первой же сцене. Кто-то не понял аутичного равнодушия ко всему происходящему королевы-матери. И шутовство с очками «на троих» было не принято многими. Будто зрителя хотели развлечь, чтобы он не заскучал. Будто вековая трагедия в XXI веке обязана превратиться в комедию, фарс, и потонуть в конфетти.
После такого авангарда хочется классики? И публика пошла в Центральный академический театр Российской армии. Главный режиссёр театра Борис Морозов знаменит своим пристрастием к традиционному прочтению произведений. Соединённый с музыкой Д. Шостаковича, спектакль обещал протечь перед зрителями полноводной рекой практически без сокращений и неожиданных поворотов.
Открылся занавес и вышли Клавдий (Николай Козак) и Гертруда (Ольга Богданова). Построились, другого слова не подберёшь, придворные дамы и кавалеры. Чувствуется, что зрители смущены, будто попали лишь на репетицию спектакля. В полсилы голоса, в полдуха роли.
Фото Александры Авдеевой
Но появился Гамлет (Николай Лазарев). Он говорит из зала и через партер выходит на подмостки. Теперь всё вперемешку - зрители, актёры. Как в средние века, когда сцена ничем не отделялась от стоящих вокруг зевак. Спектакль будто ожил, и зритель начинает пропитываться событиями пьесы. Но не на долго.
Аскетизм декораций (художник-постановщик М. Курилко-Рюмин) и костюмов от Александры Суворовой мог бы дать простор для игры актёров. Но драма играется рвано. Зрители, то, затаив дыхание, наслаждаются знакомыми шекспировскими фразами, то равнодушно смотрят на представление лицедеев.
Наполненные жизнью сцены сменяются пустым проговариванием текста. Вот выходит призрак отца Гамлета (Леон Кукулян) и точно выверенный темп речи и движений погружают зал в могильный холод, а вот Гамлет укоряет свою мать и становится немного стыдно за базарную крикливость Гертруды. Молитва Клавдия в сумраке готических арок ярка актёрской подачей, а монолог принца перед черепом Йорика сокрушительно тосклив. С достигнутых высот зритель мгновенно низвергается в пропасть пустых муляжей.
Общепризнано сложная для постановки вещь в ЦАТРА по своей строгости граничит с безликостью. Тут надо бы чтобы вся труппа была на одной высокой ноте, играла бы в едином вдохновенном порыве. Но этого не происходит, и разочарованный зритель опять уходит в антракте.
Те же, кто стойко отсиживает три часа, чтобы увидеть финал, покидают зал в ещё большем недоумении. Пантомима под музыку Шостаковича, вызывает у наблюдателя бешеное желание вспомнить, выудить из своих извилин, хрестоматийный текст. Удаётся это не всем, и кунштюк режиссёра остаётся непонятым.
В обеих постановках, какими бы они не казались разными, один и тот же недостаток - не различима идея трагедии Шекспира. Точнее, её острота на день сегодняшний. Неужели пьеса, которой была дана прописка во всех временах, потеряла свою актуальность? А может быть, эти два зеркала были неудачно отлиты и получились кривыми? Или «нечего на зеркало пенять»?
[Дальше]
В 2006-м году «Гамлет» шел сразу на двух сценах Москвы. И оба варианта воспринимались зрителями неоднозначно.
В Московском художественном театре имени А.П. Чехова пьесу поставил Юрий Бутусов - безусловно талантливый и работоспособный режиссёр. Он за год способен сконструировать три-четыре спектакля, каждый из которых не оставит зрителя равнодушным.
Вот и «Гамлет от Бутусова» встряхнул публику. Режиссёр дерзнул смешать время и пространство действия. Клавдий (Константин Хабенский) и Гамлет (Михаил Трухин) кружат друг напротив друга с куриным квохтаньем в красных шинелях.
Гертруда (Марина Голуб) бродит неприкаянно по сцене в ночной рубахе и драповом пальто.
Сладкая парочка Розенкранц (Олег Тополянский) и Гильденстерн (Алексей Агапов), похожие на бухгалтеров-романтиков откуда-то из 30-х годов, спешат к своему другу с букетиками полевых цветов. Придворные в черных пиджаках и пальто безмолвной пантомимой движутся по краю сцены под музыку XX века среди конструкций художника-постановщика Александра Шишкина.
В драму Шекспира добавлены «Сцены вне разряда» и «Непредвиденные сочинения». Диалоги прерываются неожиданными подпрыгиваниями и пританцовываниями. Царит всеобщее сумасшествие и смешение жанров. И нервы актеров натянуты словно нити. Казалось бы - талантливо, неординарно, хорошо! Но разочарованный зритель уходит из зала в антракте и не возвращается.
Кому-то показался диким торт, оказавшийся на лице Гамлета в первой же сцене. Кто-то не понял аутичного равнодушия ко всему происходящему королевы-матери. И шутовство с очками «на троих» было не принято многими. Будто зрителя хотели развлечь, чтобы он не заскучал. Будто вековая трагедия в XXI веке обязана превратиться в комедию, фарс, и потонуть в конфетти.
После такого авангарда хочется классики? И публика пошла в Центральный академический театр Российской армии. Главный режиссёр театра Борис Морозов знаменит своим пристрастием к традиционному прочтению произведений. Соединённый с музыкой Д. Шостаковича, спектакль обещал протечь перед зрителями полноводной рекой практически без сокращений и неожиданных поворотов.
Открылся занавес и вышли Клавдий (Николай Козак) и Гертруда (Ольга Богданова). Построились, другого слова не подберёшь, придворные дамы и кавалеры. Чувствуется, что зрители смущены, будто попали лишь на репетицию спектакля. В полсилы голоса, в полдуха роли.
Фото Александры Авдеевой
Но появился Гамлет (Николай Лазарев). Он говорит из зала и через партер выходит на подмостки. Теперь всё вперемешку - зрители, актёры. Как в средние века, когда сцена ничем не отделялась от стоящих вокруг зевак. Спектакль будто ожил, и зритель начинает пропитываться событиями пьесы. Но не на долго.
Аскетизм декораций (художник-постановщик М. Курилко-Рюмин) и костюмов от Александры Суворовой мог бы дать простор для игры актёров. Но драма играется рвано. Зрители, то, затаив дыхание, наслаждаются знакомыми шекспировскими фразами, то равнодушно смотрят на представление лицедеев.
Наполненные жизнью сцены сменяются пустым проговариванием текста. Вот выходит призрак отца Гамлета (Леон Кукулян) и точно выверенный темп речи и движений погружают зал в могильный холод, а вот Гамлет укоряет свою мать и становится немного стыдно за базарную крикливость Гертруды. Молитва Клавдия в сумраке готических арок ярка актёрской подачей, а монолог принца перед черепом Йорика сокрушительно тосклив. С достигнутых высот зритель мгновенно низвергается в пропасть пустых муляжей.
Общепризнано сложная для постановки вещь в ЦАТРА по своей строгости граничит с безликостью. Тут надо бы чтобы вся труппа была на одной высокой ноте, играла бы в едином вдохновенном порыве. Но этого не происходит, и разочарованный зритель опять уходит в антракте.
Те же, кто стойко отсиживает три часа, чтобы увидеть финал, покидают зал в ещё большем недоумении. Пантомима под музыку Шостаковича, вызывает у наблюдателя бешеное желание вспомнить, выудить из своих извилин, хрестоматийный текст. Удаётся это не всем, и кунштюк режиссёра остаётся непонятым.
В обеих постановках, какими бы они не казались разными, один и тот же недостаток - не различима идея трагедии Шекспира. Точнее, её острота на день сегодняшний. Неужели пьеса, которой была дана прописка во всех временах, потеряла свою актуальность? А может быть, эти два зеркала были неудачно отлиты и получились кривыми? Или «нечего на зеркало пенять»?