Константин Симонов: "Знай, никто ее не спасет, если ты ее не спасешь..."
28 ноября была очередная годовщина Константина Симонова, одного из самых ярких и талантливых литераторов, поэтов, военкоров Великой Отечественной, по мне, так и самого лучшего, при все уважении к прочим.
Такой страсти, такого искреннего пафоса, такой пронзительной глубины и такой боли, веры и отчаяния, любви и ненависти - не было больше ни у кого из великих певцов той народной войны.
Симонов был велик, он был уникален, вобрав в себя все, что бушевало тогда в душах совеских людей и сумев это выразить единственно возможными, точными и хлесткими, берущими за сердце словами, словами - пулями, словами - пулеметными очередями, словами - бинтами на раны, словами - наркомовскими 100граммами - ах, как он умел их найти, отшлифовать и донести до своего слушателя, как никто другой...
Рассказывать о нем нет смысла, кто не знает его, ставшие классикой вещи на все времена, от Жди меня до Живые и мертвые, от Майор привез мальчишку на лафете и Русские люди, до Если дорог тебе твой дом - вершины военной патриотической поэзии, да что там, отечественной, русской и советской военной литературы в целом.
Сколько же за эту его вершину в перестроечные годы пригвождали его к позорному столбу инкриминируя "ненависть и кровожадность", а уж сейчас-то, во времена покаяния перед "иностранными воинами, пришедшими к нам не с миром, к сожалению" (по МашеСталинхужеГитлера) - Симонов и вообще персона нон-грата в официальном литературоведении, где царят безраздельно иуды Солженицыны...
И, знаете, мы победили благодаря тому, что у нас преобладали Симоновы, мое глубокое убеждение, просто он сумел максимально точно и полно выразить чувства и ощущения, владевшие большинством советских, русских людей тогда, в те страшные, трагические и великие годы, ставшие вершиной торжества нашей страны и народа над силами зла, побежденного нами тогда и вернувшегося к нам потом.
А потом были горькие размышления о Сталине в период развенчивания "культа личности", те, что ему ставили в вину обе стороны, чем его попрекали все, кому не лень, смея называть предателем человека, честно пытавшегося разобраться в том, что и сейчас не все понимают до конца, а кто-то и не пытается понять, успокоившись на одном из клише: ошибок, преступлений, или величия и непогрешимости.
Что бы и кто бы сейчас ни говорил о великом певце народного подвига, плоть от плоти и кровь от крови русского, советского народа, народа-победителя, не сломленного, не прогнувшегося, не склонившегося гордой головой, все преодолевшего и возродившегося из пепла горьких месяцев трагического 41-го с его катастрофой , но и его геройством...
Как о нем пишут в последние годы?
По разному, вот два типичных образца, один от политологов из охранителей, другой от журналистов из лоялистов.
Оцените сами, тут видна любопытная игра ума с попыткой потрафить официальному тренду, не слишком погрешив против истины при этом -
Константин Симонов - тот, кому было разрешено говорить о Сталине
[Spoiler (click to open)]
...Читая его произведения нельзя, невозможно не понять, что Константин Симонов писал о Великой Отечественной войне не по обязанности, а по глубокой внутренней потребности, которая с юных лет и до конца дней определила основную тему его творчества. На протяжении всей жизни поэт, драматург, мыслитель Симонов продолжал думать и писать о людских судьбах, связанных с войной. Он был воином и поэтом, способным зажечь в сердцах миллионов людей не только ненависть к врагу, но и поднять нацию на защиту своей Родины, вселить надежду и веру в неизбежную победу добра над злом, любви над ненавистью, жизни над смертью. Будучи непосредственным очевидцем и участником многих событий, Константин Симонов как журналист, писатель, сценарист, художник слова внёс немалую лепту своего труда в формирование отношения к событиям Великой Отечественной войны у всех последующих поколений...
Он один из немногих деятелей советской интеллигенции, кто о Сталине отзывался не как либералы - охаивая, а более умно - двояко, противоречиво, работая на дальнюю перспективу перерождения партократии СССР в олигархический капитализм 90-ых.
Он вполне искренно говорил о своей приверженности сталинской линии в послевоенные годы. И следует отметить, что довольно надуманны объяснения ревностного служения Симонова сталинскому режиму внутренним страхом поэта из-за его дворянского происхождения. Константин Симонов умнее - он не сжигает мосты, а оставляет себе возможности для манёвра. В какой-то мере его позицию можно назвать позицией «середняка» между либералами-антисталинистами и сталинистами-ура-патриотами, поскольку Симонов оказывался полезен любой власти, кроме откровенно троцкистcкой, власти Хрущёва. Хотя, оценивая одну из последних его работ «Глазами человека моего поколения. Размышления о Сталине» (1979 году, издана в 1988 году), можно сделать вывод, что в ней он сработал на очернение Сталина и Берии, чем помог диссидентскому движению развалить СССР.
Но вне зависимости от личной позиции К.М. Симонова по отношению к политическим деятелям той эпохи, его творчество стало одной из наиболее ярких страниц в истории русской словесности и потому заслуживает должного внимания.
ГДЕ ЧИТАТЕЛЬ?
Проблема сегодняшнего дня в том, что произведения К.М. Симонова сегодня читать просто некому. За всё время, прошедшее в условиях абсолютной литературной «свободы», в русскоязычной литературе постсоветского пространства так и не появилось ни одного произведения, действительно любимого народом. Российский литературный рынок, в том виде, в котором он существует сейчас, ориентирован исключительно на потребности любителей «лёгкого чтива» - низкопробных детективчиков, разного рода фэнтези и дамских романов.
К.М. Симонову досталась другая, более суровая эпоха. Его стихотворение-заклинание «Жди меня» читали, как молитву. Пьесы «Парень из нашего города», «Русские люди», «Так и будет» стали героическими примерами для целого поколения советских людей. Далеко неоднозначный, слишком откровенный цикл лирических стихов, посвящённый В.Серовой («С тобой и без тебя», 1942), ознаменовал собой недолгий период «лирической оттепели» в советской военной литературе и принёс его автору воистину всенародную известность. Читая эти строки нельзя, невозможно не понять, что Константин Симонов писал о Великой Отечественной войне не по обязанности, а по глубокой внутренней потребности, которая с юных лет и до конца дней определила основную тему его творчества. На протяжении всей жизни поэт, драматург, мыслитель Симонов продолжал думать и писать о людских судьбах, связанных с войной. Он был воином и поэтом, способным зажечь в сердцах миллионов людей не только ненависть к врагу, но и поднять нацию на защиту своей Родины, вселить надежду и веру в неизбежную победу добра над злом, любви над ненавистью, жизни над смертью. Будучи непосредственным очевидцем и участником многих событий, Константин Симонов как журналист, писатель, сценарист, художник слова внёс немалую лепту своего труда в формирование отношения к событиям Великой Отечественной войны у всех последующих поколений. Роман «Живые и мёртвые» - самое масштабное произведение писателя - являет собой глубокое осмысление прошедшей войны, как огромной, общечеловеческой трагедии. Им зачитывалось не одно поколение читателей: и те, кто прошёл и помнил ту войну, и те, кто знал о ней по рассказам старших и советским кинофильмам. Излюбленный жанр Симонова - очерк.
В очерках К. Симонова, как правило, находит отражение то, что он видел своими глазами, что сам пережил, или судьба другого конкретного человека, с которым свела автора война. В его очерках всегда присутствует повествовательный сюжет, и зачастую очерки его напоминают новеллу. В них можно найти психологический портрет Героя - обыкновенного солдата или офицера переднего края; обязательно отражены жизненные обстоятельства, сформировавшие характер этого человека; подробно описывается бой и, собственно, подвиг.
В 1942 году Константину Симонову было присвоено звание старшего батальонного комиссара, в 1943 году - звание подполковника, а после войны - полковника. В качестве военного корреспондента он побывал на всех фронтах. В 1945 году Симонов стал свидетелем последних боёв за Берлин. Он присутствовал при подписании гитлеровской капитуляции в Карлсхорсте. Награждён четырьмя боевыми орденами.
Биографию писателя и поэта советуем прочитать по этой ссылке (http://ptiburdukov.ru/История/родился_К.М._Симонов), где она изложена очень сжато и доходчиво, хотя и не без либеральных ноток, а мы же обратимся к некоторым фактам послевоенного творческого пути писателя.
ВЗЛЁТ В ПАРТИИ И «ОПАЛА» ПОСЛЕ XX СЪЕЗДА
По окончании войны в течение трёх лет К.М. Симонов находился в многочисленных зарубежных командировках: в Японии (1945 - 1946), США, Китае. В 1946 - 1950 годах он занимает пост редактора одного из ведущих литературных журналов «Новый Мир». В 1950 - 1954 годах - редактор «Литературной газеты». С 1946 по 1959 годы, а затем с 1967- по 1979 год - секретарь Союза писателей СССР. За период с 1942 по 1950 годы К.Симонов получает шесть Сталинских премий - за пьесы «Парень из нашего города», «Русские люди», «Русский вопрос», «Чужая тень», роман «Дни и ночи» и сборник стихов «Друзья и враги».
Константин Симонов - сын царского генерала и княжны из старинного русского рода - исправно служил не просто советской власти. Во время войны он отдал весь свой талант сражающемуся народу, своей Родине, той великой и непобедимой стране, которой он хотел видеть Россию. Но, однажды попав в партийную «обойму» (Симонов вступил в партию только в 1942 году), он сразу же обрёл статус обласканного властью, «нужного» поэта. Скорее всего, он и сам верил в то, что делает всё правильно: победа в войне и та позиция, которая была занята Россией в мире после 1945 года, только убедили Симонова в правоте избранного пути.
Его восхождение по партийной лестнице было ещё более стремительным, чем вход в литературу и обретение всероссийской славы. В 1946 - 1954 годах К.Симонов - депутат ВС СССР 2 и 3 созывов, с 1954 по 1956 - кандидат в члены ЦК КПСС. В 1946 - 1954 - заместитель генерального секретаря правления Союза писателей СССР. В 1954 - 1959 и в 1967 - 1979 - Секретарь правления Союза писателей СССР. С 1949 года - член президиума Советского комитета защиты мира.
Да, повинуясь «генеральной линии партии», он участвовал в кампании травли Зощенко и Ахматовой, писал «заказные» пьесы о космополитах («Чужая тень») и стихотворения-баллады, пытался уговорить И. Бунина, Тэффи и других видных писателей-белоэмигрантов вернуться в Советскую Россию. В качестве главного редактора в 1956 году Симонов подписал письмо редколлегии журнала «Новый мир» с отказом в публикации романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго» а в 1973 году - письмо группы советских писателей в редакцию газеты «Правда» о Солженицыне и Сахарове.
Но в то же самое время невозможно не признать, что деятельность Симонова на всех его высоких литературных постах не была столь однозначной. Возвращение читателю романов Ильфа и Петрова, выход в свет булгаковского «Мастера и Маргариты» (в сокращённом журнальном варианте в 1966 году уже после смещения Хрущёва) и хэмингуэевского «По ком звонит колокол», защита Л.О. Брик, которую высокопоставленные «историки литературы» решили вычеркнуть из биографии Маяковского, первый полный перевод пьес А.Миллера и Юджина О’Нила, выход в свет первой повести В. Кондратьева «Сашка» - вот далеко не полный перечень заслуг К.Симонова перед советской литературой. Было ещё и участие в «пробивании» спектаклей в «Современнике» и Театре на Таганке, первая посмертная выставка Татлина, восстановление выставки «ХХ лет работы» Маяковского, участие в кинематографической судьбе Алексея Германа и десятков других кинематографистов, художников, литераторов. Хранящиеся сегодня в РГАЛИ десятки томов подённых усилий Симонова, названные им «Всё сделанное», содержат тысячи его писем, записок, заявлений, ходатайств, просьб, рекомендаций, отзывов, разборов и советов, предисловий, торящих дорогу «непробиваемым» книгам и публикациям. В архиве писателя и возглавляемых им редакций журналов нет ни одного неотвеченного письма. Сотни людей начали писать военные мемуары после прочитанных Симоновым и сочувственно оцененных им «проб пера».
В отличие от многих своих коллег по литературному цеху, за годы своей «симфонии» с властью, К.Симонов не разучился совершать поступки, направленные на то, чтобы отстаивать свои взгляды и принципы.
Сразу после смерти Сталина он опубликовал в «Литературной газете» статью, провозгласившую главной задачей писателей отразить великую историческую роль Сталина. Хрущёв был крайне раздражён этой статьей. По одной из версий, он позвонил в Союз писателей и потребовал немедленного смещения Симонова с поста главного редактора «Литературной газеты».
По большому счёту, редактор Константин Симонов сделал то, что считал нужным сделать в тот момент. Его честная натура солдата и поэта противилась таким формам обращения с ценностями прошлого и настоящего, как «оплёвывание и облизывание». Своей статьёй Симонов не побоялся выразить мнение той части общества, которая действительно считала Сталина великим руководителем и победителем фашизма. Им, вчерашним ветеранам, прошедшим все тяготы минувшей войны, претили скоропалительные отречения «оттепельных» перевёртышей от своего недавнего прошлого. Неудивительно, что вскоре после XX съезда партии поэт подвергся жестокому разносу и был освобождён от своего высокого поста в Союзе Писателей СССР. В 1958 году Константин Симонов уехал жить и работать в Ташкент в качестве собственного корреспондента «Правды» по республикам Средней Азии.
Однако эта вынужденная «командировка»-ссылка Симонова не сломала. Напротив, освобождение от общественно-административной работы и той доли публичности, что сопровождала его практически всю жизнь, дало новый импульс творчеству писателя.
Когда есть Ташкент, - мрачно, но с мужественным достоинством шутил Константин Симонов, - незачем уезжать на семь лет в Круассе, чтобы написать «Мадам Бовари».
После того как Хрущёва сместили, Симонова опять решают «вернуть в обойму». Он стал чуть ли не единственным «партийным» писателем, кто мог высказываться в 70-ые годы о Сталине. Причём его высказывания во многом отражают состояние советской интеллигенции, которая была обработана несколькими информационными вбросами, вроде доклада Хрущёва на XX съезде, творений Солженицына, слухов и прочих средств изменения общественного мнения. Свою лепту в деле формирования ментальности диссидентского движения таким образом вложил и Константин Симонов, будучи плодовитым писателем. В этом плане наибольшее значение играла последняя его работа «Глазами человека моего поколения: Размышления о И. В. Сталине» (http://modernlib.ru/books/simonov_konstantin_mihaylovich/glazami_cheloveka_moego_pokoleniya_razmishleniya_o_i_v_staline/read), написанной в 1979 году, а опубликованной в 1989, аккурат в разгар «Перестройки»
КОНСТАНТИН СИМОНОВ О СТАЛИНЕ
О Сталине и его роли в войне
Интересно отношение К.М. Симонова к Троцкому, который был идолом диссидентов 1930-ых:
У меня, когда я был на западе Америки уже один, без Эренбурга, как-то спросили на пресс-конференции, читал ли я книгу Троцкого, в которой он излагает биографию Сталина? Я ответил, что нет, не читал. Тогда спросили, хотел бы я её прочесть, эту книгу? Я сказал, что нет, не испытываю такого желания, потому что книги подобного сорта меня не интересуют. Тогда меня спросили, что я подразумеваю под «книгами такого сорта». Я ответил, что это те неспортивные книги, в которых человек, получивший нокаут и проигравший матч на первенство, начинает подробно описывать, как именно он его проиграл, и жалуется на происшедшее с ним. Ответ удовлетворил аудиторию. Пожалуй, дело было не только в проявленной мною в данном случае известной доле находчивости, а в чем-то более существенном для американцев в сорок шестом году.
Сталин был для них фигурой достаточно далёкой, достаточно загадочной, во многих отношениях неприемлемой, но в то же время для многих из них - я говорю о тех американцах, которых вообще в какой-либо мере интересовали проблемы, связанные с нами, - Сталин был человеком, в двадцатые годы пославшим в нокаут такого, куда более известного в те времена в Америке, чем он, политического лидера, как Троцкий, а в недавние годы нокаутировавшим и Гитлера. Разумеется, с помощью их, американцев, их ленд-лиза, их поставок оружия, их бомбардировок Германии, их вторжения в Европу, но тем не менее в нокаут Гитлера отправил всё-таки Сталин, окончательно и бесповоротно загнав его в Берлин, в бункер имперской канцелярии, где Гитлер кончил самоубийством.
Показательно, что Константин Симонов не умаляет заслуг Сталина в войне, поскольку, сам пройдя через неё, хорошо понимал, что Победа была выкована совместными усилиями руководства, солдат и народа, трудившегося в тылу. Такая позиция выгодно отличает Симонова от основной массы диссидентов 70-ых и 80-ых не знавших войны, либо прошедших её в раннем своём возрасте.
Ещё на что хотелось бы обратить внимание. Константин Симонов очень точно поймал настрой американцев не только по отношению к Сталину, но и к русским вообще, ко всей нашей цивилизации в целом. Если в его словах заменить Сталина на русских - мало что изменится, поскольку люди Русской цивилизации всегда были для людей Запада достаточно далеки, достаточно загадочны, во многих отношениях неприемлемы, но в то же время для многих из них, которых в какой-либо мере интересовали проблемы, связанные с нами - русские люди были теми, кто нокаутировал не только Гитлера, но в недавние годы - турков, шведов, Наполеона, поляков, тевтонцев и многих других.
Возвращаясь к Сталину следует отметить, что Константин Симонов трезво и адекватно оценивал его какглобального политического лидера:
К лету сорок шестого года, несмотря на фултонскую речь Черчилля, несмотря на начавшуюся с этой речью холодную войну, популярность Сталина была максимальной - не только у нас, но и во всем мире, по сравнению с любым другим моментом истории, через десятилетия которой проходило его имя. Сорок четвертый, сорок пятый, сорок шестой год, - можно даже, пожалуй, считать с сорок третьего, с пленения Паулюса и Сталинградской катастрофы немецкой армии, - это был пик популярности Сталина, носившей, разумеется, разные характеры, разные оттенки, но являвшейся политической и общественной реальностью, с которой нигде и никто не мог не считаться...
Тогда, кстати роль России в Победе над нацизмом не оспаривалась никем, что также отмечает Симонов. К сожалению, сегодня антиросскийская пропаганда уже так поработала с мировоззрением людей, что будут те, кто неадекватно воспримет следующие слова писателя:
Наша победа над фашизмом произвела в этой среде сильнейшее впечатление, это впечатление продолжало сохраняться, многие эмигранты участвовали в Сопротивлении, многие хотели ехать домой, на родину. Встречаясь даже с людьми, стоявшими, в общем, на правом фланге этой эмиграции, не понимавшими нас, непримиримо относившимися к нашему строю и к нашему образу жизни, не желавшими принимать советское гражданство, отказывавшимися от такой возможности, - я мог убедиться, что уважение к сделанному нашей страной в годы войны было в тот момент, пожалуй, почти всеобщим чувством.
Правый фланг - это либералы. Много ли сегодня среди них тех, кто не поддался на антиросскийскую пропаганду и отстаивает правду истории?
О своём отношении к Сталину
Очень интересно проследить, как в Симонове, человеке старшего по отношению к диссидентам 70 - 80-ых годов поколения, менялось восприятие Сталина под давлением информационного воздействия разнообразных вбросов и какое воздействие сам Симонов ощущал и описал в своих воспоминаниях. Сначала приведём его оценку своей позиции до «либерализации» мировоззрения советской интеллигенции:
В начале ноября сорок первого года на Рыбачьем полуострове я, ещё не зная о предстоящем параде на Красной площади, написал стихи «Суровая годовщина», начинавшиеся словами: «Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас? Ты должен слышать нас, мы это знаем». Стихи эти целиком посвящены нашему тогдашнему отношению к Сталину и нашим, связанным с ним надеждам. Стихи были написаны очень далеко от Москвы, полного представления о том, что там, под Москвой, происходит, у меня не было, - в стихотворении выразилась тревога и обостренность всех чувств. Я и сегодня не стыжусь этих стихов, не раскаиваюсь в том, что написал их тогда, потому что они абсолютно искренне выражали мои тогдашние чувства, но я их не печатаю больше, потому что то чувство к Сталину, которое было в этих стихах, во мне раз и навсегда умерло. То значение, которое имел для нас Сталин в тот момент, когда писались эти стихи, мне не кажется преувеличенным в них, оно исторически верно.
Надо отдать должное Симонову в его честности перед собой:
Но одно стихотворение, где есть имя Сталина, я печатал и продолжаю печатать точно в таком виде, в каком оно было написано. Всё в нём сохранилось для меня так, как звучало и тогда, когда я писал это стихотворение, и тогда, когда происходило то, о чем оно написано. Я говорю о стихотворении «Митинг в Канаде», открывавшем в сорок восьмом году мою книгу «Друзья и враги». Напомню, что речь идет о зале, в первых рядах которого сидят люди, пришедшие, чтобы сорвать митинг:
Почувствовав почти ожог,
Шагнув, я начинаю речь.
Её начало - как прыжок
В атаку, чтоб уже не лечь:
«Россия, Сталин, Сталинград!»
Три первые ряда молчат.
Но где-то сзади легкий шум,
И, прежде чем пришло на ум,
Через молчащие ряды
Вдруг, как обвал, как вал воды,
Как сдвинувшаяся гора,
Навстречу рушится «ура»!
Я написал в этих стихах о том, что в действительности было, и о том, как это было. Я могу и сегодня читать эти стихи, и не раз читал их, потому что выраженная в них подлинная часть истории, все то значение, которое слово «Сталин» имело для меня тогда рядом со словами «Сталинград» и «Россия», остались и по сегодня частью моего ощущения войны.
О либерализации мировоззрения советской интеллигенции
Симонов очень точно уловил процессы, происходившие в советской интеллигенции:
Как я помню, и в конце войны, и сразу после неё, и в сорок шестом году довольно широким кругам интеллигенции, во всяком случае, художественной интеллигенции, которую я знал ближе, казалось, что должно произойти нечто, двигающее нас в сторону либерализации, что ли, - не знаю, как это выразить не нынешними, а тогдашними словами, - послабления, большей простоты и легкости общения с интеллигенцией хотя бы тех стран, вместе с которыми мы воевали против общего противника. Кому-то казалось, что общение с иностранными корреспондентами, довольно широкое во время войны, будет непредосудительным и после войны, что будет много взаимных поездок, что будет много американских картин - и не тех трофейных, что привезены из Германии, а и новых, - в общем, существовала атмосфера некой идеологической радужности, в чем-то очень не совпадавшая с тем тяжким материальным положением, в котором оказалась страна, особенно в сорок шестом году, после неурожая.
Симонов очень аккуратно описывает дух «оттепели», который сегодня можно описать уже точнее - неотроцкизм после войны стал поднимать голову. А основным путём прихода к власти троцкистов всех поколений, что самого Троцкого, что Тухачевского, что Хрущёва, что Горбачёва, был путь предательства с получением после него локальных властных преференций - должности «надсмотрщика». Симонов также точно почувствовал и то, посредством воздействия на какую среду этот «дух» будет последовательно развиваться. Локомотивом обоих «Перестроек» стала художественная интеллигенция, что потвердила вся история вялотекущего сорокалетнего переворота в СССР, основную работу по одурманиванию населения делали режиссёры разнообразных кинокомедий, навязывающих советским гражданам чисто западные стереотипы поведения индивидуализма, крохоборства и пьянства.
Результаты этого процесса почти с документальной точностью зафиксировал в своём фильме «Гараж» Эльдар Рязанов...
Видимо, Сталин, имевший достаточную и притом присылаемую с разных направлений и перекрывавшую друг друга, проверявшую друг друга информацию, почувствовал в воздухе нечто, потребовавшее, по его мнению, немедленного закручивания гаек и пресечения несостоятельных надежд на будущее.
Действительно, Сталин понимал, что троцкистские кланы никуда не делись, а лишь поутихли во время войны и Симонов лёгким намёком указывает на то, кто мог быть заинтересован в заговоре против советского государства, а не против Сталина, как то представляют многие:
Думается, исполнение, торопливое и какое-то, я бы сказал, озлобленное, во многом отличалось от замысла, в основном чисто политического, преследовавшего цель прочно взять в руки немножко выпущенную из рук интеллигенцию, пресечь в ней иллюзии, указать ей на её место в обществе и напомнить, что задачи, поставленные перед ней, будут формулироваться так же ясно и определенно, как они формулировались и раньше, до войны, во время которой задрали хвосты не только некоторые генералы, но и некоторые интеллигенты, - словом, что-то на тему о сверчке и шестке...
Симонов о Берии
Константин Симонов был одним из немногих, приближённых к власти литераторов, кто мог публично высказываться о Сталине, поэтому к его доводам прислушивались многие.
Есть в его «Размышлениях» несколько моментов, которые уж очень смахивают на информационный вброс, совершаемый с определёнными целями. В его мемуарах много внимания уделяется Сталину, как политику жёсткому и жестокому, поэтому его последняя работа во многом стала информационным обеспечением, как сегодня говорят, компании против Сталина и Берии, развернувшейся во время «Перестройки». Мы приведём только одно из таких мест, хотя их много. Данный фрагмент посвящён тому, как Берия якобы организовывал антиправительственный заговор, в котором его обвинил Хрущёв и компания:
Так вся эта серия мероприятий проходит через газеты, лишь потом обнаруживая внутренний смысл как подготовительные шаги по дороге к захвату власти, которые поспешно, один за другим, делал Берия.
Один из этих шагов в газеты не попал, но я принадлежу к числу людей, знающих о нём. Не могу точно вспомнить, в какие дни это было, но, наверное, при старании можно числа восстановить, потому что именно в это время Фадеев и Корнейчук, бывшие членами ЦК, оба ездили в заграничные поездки по делам Совета мира. Вскоре после сообщения о фальсификации дела врачей членов и кандидатов в члены ЦК знакомили в Кремле, в двух или трех отведенных для этого комнатах, с документами, свидетельствующими о непосредственном участии Сталина во всей истории с «врачами-убийцами», с показаниями арестованного начальника следственной части бывшего Министерства государственной безопасности Рюмина о его разговорах со Сталиным, о требованиях Сталина ужесточить допросы - и так далее, и тому подобное. Были там показания и других лиц, всякий раз связанные непосредственно с ролью Сталина в этом Деле. Были записи разговоров со Сталиным на эту же тему. Не убежден, но, кажется, первоначально записанных на аппаратуру, а потом уже перенесенных на бумагу...
Был или нет подобный эпизод в реальности, мы не знаем, но форма подачи очень показательна: какие-то документы, когда-то показали - документальное повествование усиливает доверие к информации. А после этого свидетельство человека, видевшего некие документы, становится чуть ли не историческим доказательством. Такой приём широко применялся многими диссидентами во время «Перестройки»...
http://xn--80ajoghfjyj0a.xn--p1ai/konstantin-simonov-tot-komu-bylo-razresheno-govorit-o-staline
---
Имя себе придумал сам. Почему Константин Симонов нарушил волю родителей
[Spoiler (click to open)]
Правда ли, что знаменитый поэт Константин Симонов был вовсе не Константином? Что имя это он себе придумал сам?
Чего он был лишён?
28 ноября 1915 года в семье генерала русской императорской армии Михаила и княжны Александры, в девичестве Оболенской, родился шестикратный лауреат Сталинской премии. По совместительству - русский Киплинг и Хемингуэй. Именно так впоследствии будут воспринимать поэта Константина Симонова.
Младенца назвали Кириллом. Позже мать Александра Леонидовна сокрушалась: «Испохабил своё имя. Выдумал какого-то Константина...» В его оправдание можно сказать, что причина для смены имени была веская: Симонов не выговаривал ровно половину букв своего первоначального имени. «Р» и «л» ему не давались, сливаясь в какую-то кашу.
Какова цена мужества?
В европейской мифологии есть традиционный штамп описания героев древности: «Три недостатка было у него - он был слишком молод, слишком смел и слишком прекрасен». Если к этим «недостаткам» прибавить дефект речи, то получится достоверный портрет Константина Симонова.
Почти всякий, кто встречался с ним, прежде всего обращал внимание на его внешность. «Симонова я никогда прежде не видела. Он статен и красив. Читает прекрасно, полнозвучным музыкальным голосом» - это писатель и мемуарист Ирина Одоевцева. «Худощавый, стремительный, красивый, по-европейски элегантный» - это сотрудница журнала «Новый мир» Наталия Бианки. Оба воспоминания датированы 1946 г. - Одоевцева встречалась с Симоновым в Париже, Бианки - в Москве. Поэту 31 год, он в расцвете сил, женщины от него без ума, что вполне естественно.
Но то же самое можно сказать и о мужчинах. Вот каким увидел уже изрядно постаревшего Симонова актёр Олег Табаков в 1973 г.: «Он был красив той несуетливой, спокойной мужской красотой, которой, каждый год прибавляя седины в волосы, прибавлял всё больше терпкости и обаяния. Пожалуй, очень немногие люди вызывали столь сильное желание подражать. И в быту, и в мужском человеческом поведении». Насчёт последнего с Табаковым согласен и Евгений Евтушенко: «Мужества ему было не занимать».
Как правило, мужество понимают несколько однобоко, имея в виду работу Симонова как журналиста в годы войны. Да, пулям он не кланялся. Под Могилёвом вырывался из окружения сквозь огонь немецких танков на изрешеченной осколками полуторке. Высаживался с десантом на Керченский полуостров. На Карельском фронте ходил в разведку по тылам финских частей. Летал бомбить Берлин. Но всегда повторял, что так в те суровые годы поступали многие его коллеги, и особого повода для гордости в этом не находил.
Чем прогневал Хрущёва?
Новый лидер страны, Никита Хрущёв, взявший курс на разоблачение культа личности Сталина, любил и умел показать свой нрав. И решил надавить на Симонова, который к Сталину относился с подчёркнутым уважением. На встрече партийного руководства с писателями он грубо перебил выступавшего Константина Михайловича: «После XX съезда голос писателя Симонова звучит как-то невнятно!» На что тот ответил: «Никита Сергеевич! Даже шофёр не сразу может дать задний ход. Одни писатели изымают из собрания своих сочинений произведения о Сталине, другие спешно заменяют Сталина Лениным, а я этого делать не буду». Результат - смещение с поста секретаря правления Союза писателей, освобождение от должности главного редактора «Нового мира» и «творческая командировка», а по сути - ссылка в Ташкент.
Почему-то этот шаг считается доказательством то ли слепоты, то ли неразборчивости писателя. В сознании многих не укладывается, как мог уважать «кровавого тирана» человек, написавший такие строки:
«Жди меня, и я вернусь
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: -Повезло.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня».
А объясняется всё очень просто. Симонов так вспоминал детство: «Дисциплина в семье была строгая, чисто военная. Данное кому бы то ни было слово требовалось держать; всякая, даже самая маленькая ложь презиралась». Честь. Долг. Верность. Неумение, как говорили в древности, «играть двумя щитами». А всё вместе - подлинный аристократизм духа.
Что о нём запомнят?
Про стихотворение «Жди меня» тот же Евтушенко говорил: «Это произведение никогда не умрёт».
Видимо, подразумевая, что насчёт остальных стихов уверенным быть нельзя. Но вот интересный момент. В одной современной антиутопии описано будущее, где Россия оккупирована Западом. Там действуют отряды сопротивления. На своих тайных сходках партизаны будущего поют под гитару. И не что-нибудь, а поэму Симонова «Ледовое побоище», где немцы приходят к нам очень пафосно, а заканчивается всё, как и положено:
Одни лежали, захлебнувшись
В кровавой ледяной воде,
Другие мчались прочь, пригнувшись,
Трусливо шпоря лошадей.
Михаил Матусовский: «Симонов говорил: "Не напишешь стих - не выпущу"» На сайтах с песнями и стихами в исполнении авторов Симонов присутствует и сейчас. «Жди меня» там, разумеется, лидирует. А в спину ему дышит стихотворение «Однополчане» со строчками:
Под Кёнигсбергом на рассвете
Мы будем ранены вдвоём,
Отбудем месяц в лазарете,
И выживем, и в бой пойдём.
А ведь написаны «Однополчане» были в 1938 г. До взятия Кёнигсберга оставалось ещё 7 лет.
Наверное, таким должен быть национальный поэт. Тонкая лирика. Сильные, до дрожи, образы. Пророческий дар. И - жизненное кредо, которое выразил сам Симонов в романе «Живые и мёртвые»: «Нет ничего трудней, чем гибнуть, не платя смертью за смерть».
http://www.aif.ru/culture/person/zachem_emu_vtoroe_imya_pochemu_konstantin_simonov_narushil_volyu_roditeley
---
Послушайте это, хотя уверена, что знаете наизусть, и все же, читает сам Симонов, 1977-й год -
Click to viewЭто - не современно, скажете? Нет кругом фашистов и дому ничто не угрожает?
Может быть, в этом все дело, что мы не видим очевидного и не примеряем к себе?
Впрочем, ладно, кто не слышит и не видит, не услышит и не увидит и сейчас...
Военная поэзия и проза Константина Симонова не умрет никогда.
Во всяком случае, пока не перепишут историю Великой Отечественной.
И, что бы он ни написал потом, его имя всегда будет неразрывно связано с трагическим 41-м и победным 45-м, с каждым днем подвига, о котором он, как никто, умел рассказать.
Ему не дали фальшивого западного Нобеля, как Солжу или Бродскому, но он получил несравнимо больше - признание и любовь тех, кто сражался, погибал и победил, несмотря ни на что и вопреки всему, подарив России еще 40 с небольшим лет, что бы там ни было потом, счастливых, полных трудностей, порой предательств, но и великих свершений.
И, знаете, несмотря на то, что сегодня, да уже давно, собственно, признаваться в любви к Симонову не принято, я написала этот пост, просто не смогла не написать, что бы там мне потом ни предъявляли с обеих сторон политического спектра.
А вы - любите Константина Симонова, товарищи и граждане? Если - да, просто лайкните этот пост, хочется знать - сколько нас, таких, осталось...
И - да. Мы забыли главные слова главного симоновского стихотворения о Великой войне, адресованные защитнику Родины: "Знай, никто ее не спасет, если ты ее не спасешь!"
UPD
Кстати, спасибо уважаемому Андрею Колыбанову за то, что напомнил в комментах симоновского Поручика -