Чехов и революция - в ожидании 1905-го...
Антона Павловича Чехова, вслед за Пушкиным, можно квалифицировать как "наше все", некий абсолют, сияющая вершина русской литературы, культуры, даже цивилизации.
Его многогранная персона раскладывается на символы: бескорыстного и самоотверженного радетеля за народное благополучие, беспощадного борца с затхлым мещанством, разрушителя устаревшего традиционного театра, утонченного интеллигента. Но каковы были его политические взгляды?
Пушкин был дружен с декабристами и писал "пока свободою горим", а Чехов?
Как Чехов, не доживший год до 1905-го, относился к надвигающимся революционным событиям, к тому, что стояло на пороге и ощущалось всеми как неизбежность?
Суждения можно выносить по отдельным фактам, характеризующим его, как гражданина.
Вот, например, один из них - в 1899 году он был пожалован Николаем II в дворянство и в кавалеры ордена Станислава 3-й степени, однако Высочайший указ оставил без внимания, от нобилитации отказался, а орден проигнорировал.
Немного? Что ж, ведь и по произведениям Чехова можно попытаться восстановить если не политические взгляды, то его мировоззрение.
Вспомним для примеру, что говорит художник-рассказчик в "Доме с мезонином":
"- Не то важно, что Анна умерла от родов, а то, что все эти Анны, Мавры, Пелагеи с раннего утра до потемок гнут спины, болеют от непосильного труда, всю жизнь дрожат за голодных и больных детей, всю жизнь боятся смерти и болезней, всю жизнь лечатся, рано блекнут, рано старятся и умирают в грязи и в вони; их дети, подрастая, начинают ту же музыку, и так проходят сотни лет, и миллиарды людей живут хуже животных - только ради куска хлеба, испытывая постоянный страх. Весь ужас их положения в том, что им некогда о душе подумать, некогда вспомнить о своем образе и подобии; голод, холод, животный страх, масса труда, точно снеговые обвалы, загородили им все пути к духовной деятельности, именно к тому самому, что отличает человека от животного и составляет единственное, ради чего стоит жить. Вы приходите к ним на помощь с больницами и школами, но этим не освобождаете их от пут, а, напротив, еще больше порабощаете, так как, внося в их жизнь новые предрассудки, вы увеличиваете число их потребностей, не говоря уже о том, что за мушки и за книжки они должны платить земству и, значит, сильнее гнуть спину.
[Spoiler (click to open)]
- Мужицкая грамотность, книжки с жалкими наставлениями и прибаутками и медицинские пункты не могут уменьшить ни невежества, ни смертности так же, как свет из ваших окон не может осветить этого громадного сада, - сказал я. - Вы не даете ничего, вы своим вмешательством в жизнь этих людей создаете лишь новые потребности, новый повод к труду....
- Нужно освободить людей от тяжкого физического труда, - сказал я. - Нужно облегчить их ярмо, дать им передышку, чтобы они не всю свою жизнь проводили у печей, корыт и в поле, но имели бы также время подумать о душе, о боге, могли бы пошире проявить свои духовные способности. Призвание всякого человека в духовной деятельности - в постоянном искании правды и смысла жизни. Сделайте же для них ненужным грубый животный труд, дайте им почувствовать себя на свободе и тогда увидите, какая в сущности насмешка эти книжки и аптечки. Раз человек сознает свое истинное призвание, то удовлетворять его могут только религия, науки, искусства, а не эти пустяки.
- Освободить от труда! - усмехнулась Лида. - Разве это возможно?
- Да. Возьмите на себя долю их труда. Если бы все мы, городские и деревенские жители, все без исключения, согласились поделить между собою труд, который затрачивается вообще человечеством на удовлетворение физических потребностей, то на каждого из нас, быть может, пришлось бы не более двух-трех часов в день. Представьте, что все мы, богатые и бедные, работаем только три часа в день, а остальное время у нас свободно. Представьте еще, что мы, чтобы еще менее зависеть от своего тела и менее трудиться, изобретаем машины, заменяющие труд, мы стараемся сократить число наших потребностей до минимума. Мы закаляем себя, наших детей, чтобы они ни боялись голода, холода и мы не дрожали бы постоянно за их здоровье, как дрожат Анна, Мавра и Пелагея. Представьте, что мы не лечимся, не держим аптек, табачных фабрик, винокуренных заводов, - сколько свободного времени у нас остается в конце концов! Все мы сообща отдаем этот досуг наукам и искусствам. Как иногда мужики миром починяют дорогу, так и все мы сообща, миром, искали бы правды и смысла жизни, и - я уверен в этом - правда была бы открыта очень скоро, человек избавился бы от этого постоянного мучительного, угнетающего страха смерти, и даже от самой смерти...
- Грамотность, когда человек имеет возможность читать только вывески на кабаках да изредка книжки, которых не понимает, - такая грамотность держится у нас со времен Рюрика, гоголевский Петрушка давно уже читает, между тем деревня, какая была при Рюрике, такая и осталась до сих пор. Не грамотность нужна, а свобода для широкого проявления духовных способностей. Нужны не школы, а университеты....
- Науки и искусства, когда они настоящие, стремятся не к временным, не к частным целям, а к вечному и общему, - они ищут правды и смысла жизни, ищут бога, душу, а когда их пристегивают к нуждам и злобам дня, к аптечкам и библиотечкам, то они только осложняют, загромождают жизнь. У нас много медиков, фармацевтов, юристов, стало много грамотных, но совсем нет биологов, математиков, философов, поэтов. Весь ум, вся душевная энергия ушли на удовлетворение временных, преходящих нужд...
У ученых, писателей и художников кипит работа, по их милости удобства жизни растут с каждым днем, потребности тела множатся, между тем до правды еще далеко, и человек по-прежнему остается самым хищным и самым нечистоплотным животным, и всё клонится к тому, чтобы человечество в своем большинстве выродилось и утеряло навсегда всякую жизнеспособность. При таких условиях жизнь художника не имеет смысла, и чем он талантливее, тем страннее и непонятнее его роль, так как на поверку выходит, что работает он для забавы хищного нечистоплотного животного, поддерживая существующий порядок..."
---
Чехов и Мусина-Пушкина
Всю жизнь Чехов не оставлял работы врачом, даже будучи уже известным писателем с большими гонорарами, фактически его медицинская деятельность была уже подвижничеством, волонтерством, филантропией, существует масса свидетельств того, что знаменитый писатель, кумир читающей России, много занимался благотворительностью как медик и не только...
«Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные», - писал Чехов в рассказе «Крыжовник». Сам писатель помнил об этом всегда, и в своей благотворительной деятельности одной медициной не ограничивался. Он занимался и сбором средств для нуждающихся, и строительством школ, и общественной деятельностью.
Например, когда в 1891-92 годах из-за неурожая и засухи в Нижегородской и Воронежской губерниях разразился сильнейший голод, Чехов организовал сбор пожертвований для голодающих и сам выезжал на места бедствия. А в Мелихове, глухой деревне, где писатель купил себе имение, он организовал настоящий врачебный пункт, ежедневно с 5 до 9 часов утра принимая больных и снабжая их лекарствами. Кроме того, Чехов сам навещал тех, кто нуждался в его помощи, проделывая порой путь в десятки верст.
[Spoiler (click to open)]
В 1892 году во время эпидемии холеры, угрожавшей средней полосе России, Чехов работал санитарным врачом от земства - объезжал вверенные ему 25 деревень, четыре фабрики и монастырь, проверял состояние изб, строил холерные бараки, собирал средства для борьбы с болезнью, обходя состоятельных людей.
Там же, в Мелихове, на средства Чехова были построены три школы для крестьянских детей, колокольня и пожарный сарай. А в родном Таганроге по инициативе писателя была организована общественная библиотека, куда Чехов пожертвовал более 2-х тысяч томов собственных книг, среди которых было немало уникальных изданий с автографами музейной ценности.
В Ялте, уже будучи тяжело больным, Чехов не прекращал помогать людям. Он участвовал в создании санатория для малоимущих и его работа в Попечительстве о приезжих больных в Ялте.
Долгое время именно в медицине Чехов видел и основной источник дохода, и жизненное призвание, а на рассказы, шутки и фельетоны смотрел как на способ подзаработать. Широко известна фраза Чехова: «Медицина - моя законная жена, а литература - любовница». Сначала - учеба на медицинском факультете Московского университета (где среди его преподавателей был Николай Склифосовский), потом - работа врачом в Воскресенске и Звенигороде. Но со временем «расстановка сил» изменилась - и доктор превратился в литератора.
Докторская табличка исчезла с двери Чехова в январе 1886 года. Причиной тому стала не только литературная нагрузка, но и тяжелый случай из врачебной практики: две его пациентки, мать и сестра художника Янова, умерли от тифа. После поездки по Сахалину в 1890 году Чехов писал: «Брошу даже медицину… отдал уже ей дань в виде книги о Сахалине».
Но в действительности, Чехов продолжал быть врачом всю свою жизнь. В письмах к брату подписывал себя шутливо - «брат и сестра Антоний и Медицина», продолжал участвовать в медицинских съездах и знакомиться с открытиями в этой сфере. Лечил и больных в своем подмосковном Мелихове, помогал больным в Ялте.
Даже перед смертью, весной 1904 года, писал из Ялты знакомому: «Если буду здоров, то в июле или августе поеду на Дальний Восток не корреспондентом, а врачом». https://ria.ru/checkov/20100310/206625192.html
фото - в Мелихово, по возвращении из клиники
---
Кстати. Многие недоумевают, почему столь квалифицированный врач так долго не могу разглядеть у себя чахотки, симптомы которой давно наблюдал, почему не лечился, не обращался к специалистам.
Из писем Чехова следует, что о своей болезни он знал и связывал начало заболевания с поездкой на Сахалин, когда у него «еще по дороге туда случилось кровохарканье», но считать себя больным не хотел.
«Лечение и заботы о своем физическом существовании внушают мне что-то близкое к отвращению. Лечиться я не буду», - писал он. Как врачу ему было ясно, что лечебный режим туберкулезного больного исключает творческую работу - во всяком случае, в тех формах непрестанного напряжения, как это было у него. Выбор делался вполне сознательный.
Чехов и Горький
Известен, например, факт, что именно Чехов «подбил» Горького писать пьесы
В 1898 году Чехов прочел только что вышедшие первые два томика рассказов М. Горького и сразу признал «несомненный талант» молодого писателя. Горький удостоился самых высших похвал: он «сделан из того теста, из которого делаются художники - он настоящий». Позже у писателей завязалась крепкая дружба.
Чехов «подбил» Горького попробовать свои силы в драматургии, в результате были написаны пьесы «Мещане» и «На дне», а повесть «Фома Гордеев» Горький посвятил Чехову.
Вот отрывок из книги: "А.П. Чехов в воспоминаниях современников" -
Последний период жизни Чехова ознаменован его близостью с Горьким. Чехов одним из первых увидел в молодом Горьком «талант несомненный и при том настоящий, большой талант»<1>. О впечатлении, которое производил на Чехова Горький, пишет в своих воспоминаниях О.Л.Книппер-Чехова:
«В это же время был в Ялте и А.М.Горький, входивший в славу тогда быстро и сильно, как ракета. Он бывал у Антона Павловича и как чудесно, увлекательно, красочно рассказывал о своих скитаниях. И он сам, и то, что он рассказывал, - все казалось таким новым, свежим, и долго молча сидели мы в кабинете Антона Павловича и слушали, слушали...» «Горький очень талантлив и очень симпатичен как человек», - пишет Чехов в письме Тараховскому от 15 февраля 1900 года. В свою очередь и Горького влекло к Чехову.
Едва освободившись из-под ареста в 1901 году, Горький надолго приезжает к Чехову в Ялту. Переписка этих двух великих людей, продолжавшаяся до последних дней жизни Чехова, имеет громадное историко-литературное значение. В 1902 году Чехов, вместе с Короленко, демонстративно отказался от звания академика в знак протеста против исключения, по распоряжению Николая II, из состава академиков Горького.
[Spoiler (click to open)]
Ялтинский период жизни Чехова нашел широкое освещение в воспоминаниях современников. В те годы Чехов, уже тяжело больной, принимает живейшее участие в жизни страны. Он оказывается как бы в центре большой группы литераторов и актеров, которые в период мощного подъема революционного движения в канун революции 1905 года выступали с новыми темами.
О ялтинском периоде жизни Чехова писали Куприн и Вересаев, большое место отведено Чехову в книгах воспоминаний Станиславского и Немировича-Данченко. Глубокий и всесторонний образ Чехова дан в очерке Горького, который раскрывает перед нами его богатый духовный мир, обаяние его личности и по праву занимает первое место среди живых свидетельств современников о великом писателе.
В воспоминаниях современников отразилось различное понимание Чехова. Горький тотчас же после смерти Чехова указал на опасность клеветы со стороны бесчисленных «воспоминателей» «уличных газет», за «лицемерной грустью» которых, как писал он, чувствовалось «холодное, пахучее дыхание все той же пошлости, втайне довольной смертью врага своего». Горький имел в виду выступления низкопробных газетчиков, мелких журналистов, давно объявивших себя «истинными друзьями» великого писателя. Все эти охотники поговорить о «живом писателе» пытались подобно тому, как это было в буржуазной критике, умалить мировое значение Чехова, поставить его в ряд с заурядными журналистами и связать его имя с желтой прессой. Сейчас же после смерти Чехова в газетах начали появляться подобные статейки, оскорбляющие память великого писателя. Их и имел в виду Горький, когда в июле 1904 года писал: «Газеты полны заметками о Чехове - в большинстве случаев - тупоумно, холодно и пошло. Скверно умирать для писателя - всякая тля и плесень литературная тотчас же начинает чертить узоры на лице покойника»<2>. Придавая большое значение тому, как будет освещен Чехов в воспоминаниях современников, Горький деятельно хлопотал о создании специального сборника памяти Чехова. «Мы думаем издать книгу памяти Антона Павловича», - писал Горький в июле 1904 года, вскоре после смерти Чехова<3>.
Громадную роль в борьбе с буржуазной критикой сыграла статья Горького «По поводу нового рассказа А.П.Чехова «В овраге». Эта статья впервые в русской и мировой критике определила величайшее идейное и художественное значение творчества Чехова.
Известно, что буржуазно-эстетская критика настойчиво пыталась создать теорию о литературной и общественной неполноценности Чехова. Как справедливо писал Горький, эта критика даже похвалу превращала в «гнездо ос». Особенно много внимания уделялось Чехову в либерально-народнической публицистике. В выступлениях Михайловского упорно доказывалась мысль о безыдейности Чехова, об отсутствии в его творчестве живых общественных интересов. Об одной из лучших повестей Чехова «Мужики» Михайловский писал как о произведении «скудном» и «поверхностном», из которого «никаких общих выводов... делать не следует, да и просто нельзя»<4>. Подчеркивалось в этой критике, что Чехов не поднимается до широких обобщений, находится в плену «частного случая».
Буржуазное литературоведение создало легенду о Чехове как «певце сумерек», скучных людей, жалких обывателей. Такого рода взгляд на творчество Чехова отвергал Маяковский, когда в 1914 году писал: «Из-за привычной обывателю фигуры ничем не довольного нытика, ходатая перед обществом за «смешных» людей, Чехова-«певца сумерек», выступают линии другого Чехова - сильного, веселого художника слова»<5>...
Статья Горького разоблачала ложь и несостоятельность буржуазно-эстетской критики и выдвигала Чехова на то высокое место, которое он по праву занимал в русской литературе. Горький писал: «...когда умрет Чехов - умрет один из лучших друзей России, друг умный, беспристрастный, правдивый, - друг, любящий ее, сострадающий ей во всем, и Россия вся дрогнет от горя и долго не забудет его, долго будет учиться понимать жизнь по его писаниям, освещенным грустной улыбкой любящего сердца, по его рассказам, пропитанным глубоким знанием жизни, мудрым беспристрастием и состраданием к людям, не жалостью, а состраданием умного и чуткого человека, который все понимает»<6>.
Горький указал на «страшную силу» чеховского таланта, заключающуюся в том, что он пишет правду, «никогда ничего не выдумывает от себя». Значение Чехова Горький видел в его беспощадном осуждении нелепостей и хаоса жизни, в разоблачении лжи буржуазно-дворянского общества. Горький резко отделил Чехова от героев его повестей и рассказов, людей, не нашедших места в жизни. «Чехов очень много написал маленьких комедий, - писал он, - о людях, проглядевших жизнь, и этим нажил себе множество неприятелей».
Чехов и Горький в Ялте
В своих воспоминаниях Горький развивает мысли, высказанные им в статье 1900 года. В очерке Горького встает живой Чехов, с его темпераментом общественно активного человека, убежденного врага насилия, лжи и пошлости буржуазного мира. «Он обладал искусством всюду находить и оттенять пошлость, - писал Горький, - искусством, которое доступно только человеку высоких требований к жизни, которое создается лишь горячим желанием видеть людей простыми, красивыми, гармоничными. Пошлость всегда находила в нем жестокого и острого судью».
Передавая впечатления о своих встречах с Чеховым, Горький рисует живой облик писателя. Горький показывает, что Чехов, подобно тому, как он делал это в своих рассказах, - и в жизни изобличал пошлость и ложь, умея находить их под покровом многоречивого либерализма и внешней благопристойности. В мемуарном очерке Горький развил мысль об отношении Чехова к своим героям, «проглядевшим жизнь». Перечислив имена таких людей, взятых из чеховских рассказов и пьес, Горький писал: «Мимо всей этой скучной, серой толпы бессильных людей прошел большой, умный, ко всему внимательный человек, посмотрел он на этих скучных жителей своей родины и с грустной улыбкой, тоном мягкого, но глубокого упрека, с безнадежной тоской на лице и в груди, красивым искренним голосом сказал: «Скверно вы живете, господа!» Статья и мемуары Горького сыграли огромную роль в борьбе с либерально-народнической и эстетской критикой, пытавшейся доказать общественную пассивность Чехова, безыдейность его творчества, отсутствие в нем «направления».
Распространяемым этой критикой взглядам на Чехова как на безыдейного писателя и общественно пассивного человека противостоят воспоминания Короленко, Станиславского, Куприна, Вересаева, Телешова, Немировича-Данченко и других авторов. Все эти воспоминания дают большой материал об общественной активности Чехова и глубокой заинтересованности его в судьбах народа.
Новый подъем революционного движения в годы, предшествующие революции 1905 года, отразился и на творчестве Чехова. Об этом периоде В.И.Ленин писал: «Пролетарская борьба захватывала новые слои рабочих и распространялась по всей России, влияя в то же время косвенно и на оживление демократического духа в студенчестве и в других слоях населения»<7>.
Воспоминания современников свидетельствуют о глубоком интересе, который проявлял Чехов к надвигающимся революционным событиям, и дают основания полагать, что в последний период своей жизни он пришел к мысли о неизбежности революции.
Характерные высказывания Чехова, в разговоре его с В.Ф.Коммиссаржевской, приводит в своих воспоминаниях Е.П.Карпов. Разговор этот происходил в июне 1902 года и касался вопросов, которые остро интересовали писателя в то время. Чехов указал на необычайный подъем общественного движения и на новые задачи, которые вставали тогда перед прогрессивной литературой. «Пережили мы серую канитель, - говорил Чехов, - поворот идет. Круто повернули... Вот мне хотелось бы поймать это бодрое настроение... Написать пьесу... Бодрую пьесу... Может быть, и напишу... Очень интересно... Сколько силы, энергии, веры в народе... Прямо удивительно!»
Показательно его недовольство жизнью в Ялте, которая ограничивала его писательский кругозор и предоставляла в поле его внимания отголоски событий, а не сами события. Подобное настроение Чехова выражено в его письме от 10 ноября 1903 года: «...скучно здесь в Ялте и чувствую, как мимо меня уходит жизнь и как я не вижу много такого, что, как литератор, должен бы видеть. Вижу только и, к счастью, понимаю, что жизнь и люди становятся все лучше и лучше, умнее и честнее - это в главном...»<8>
Врач и писатель Елпатьевский, который, так же как и Чехов, в те годи жил в Ялте, рассказывает:
«Помню, когда я вернулся из Петербурга в период оживления Петербурга перед революцией 1905 г., он в тот же день звонил нетерпеливо по телефону, чтобы я как можно скорее, немедленно, сейчас же приехал к нему, что у него важнейшее, безотлагательное дело ко мне. Оказалось... что ему безотлагательно, сейчас же нужно было знать, что делается в Москве и Петербурге, и не в литературных кругах... а в политическом мире, в надвигавшемся революционном движении. И когда мне, не чрезмерно обольщавшемуся всем, что происходило тогда, приходилось вносить некоторый скептицизм, он волновался и нападал на меня с резкими, несомневающимися, нечеховскими репликами. - Как вы можете говорить так! - кипятился он. - Разве вы не видите, что все сдвинулось сверху донизу! И общество и рабочие!»
<1> Письмо к М.Горькому от 3 декабря 1898 года.
<2> Письмо к E.П.Пешковой от 7 июля 1904 года (Собр. соч., т. 28, М. 1954, стр. 309).
<3> Письмо к Е.П.Пешковой от 11 или 12 июля 1904 года (Там же, стр. 311).
<4> H.Михайловский. На разные темы («Русское богатство», 1897, № 6).
<5> В.Маяковский. Два Чехова (Собр. соч., т. I, M., 1955, стр. 301).
<6> М.Горький. Собр. соч., т. 23, М., 1950, стр. 314-315.
<7> В.И.Ленин. Сочинения, т. 5, стр. 484.
<8> Письмо к В.Л.Кигну-Дедлову.
http://chekhov.velchel.ru/index.php?cnt=10&memory=m1_3&page=3
---
Ну и последнее, хотя можно было бы множить и множить свидетельства того, что Чехов ненавидел царский режим, убивающий Россию, понимал неизбежность революции и ждал ее, осовободительную, с нетерпением...
"Это последнее свидание с Антоном Павловичем мне особенно памятно еще по одной детали. Увлекаясь игрой на скрипке и пением, я совершенно не задумывался над политическими событиями, войной с японцами и близостью революции. И когда я выразил надежду на победу русских войск, то отлично помню, как сидевший на диване Антон Павлович, волнуясь, снял пенсне и своим низким голосом веско мне ответил:
"Володя, никогда не говорите так, вы, очевидно, не подумали.
Ведь наша победа означала бы укрепление самодержавия, укрепление того гнета, в котором мы задыхаемся. Эта победа остановила бы надвигающуюся революцию. Неужели вы этого хотите"
Я был сражен и уехал пристыженный, глубоко задумавшись над этими словами и тем волнением и силой, с которыми они были сказаны Антоном Павловичем."
(Книппер-Нардов о последней встрече с Чеховым весной 1904 года
http://chehov.niv.ru/chehov/vospominaniya/knipper-nardov.htm)
А теперь ответьте сами - был ли Чехов "революционно настроенным", или нет? Ждал ли он революцию, желал ли ее, звал ли ее, принял бы ее?
Заметьте, это всего лишь преддверие 1905-го, до которого наш национальный гений не дожил, но в действиях его, зная о его взглядах и поступках, можно было не сомневаться.
Последующие адовы 12 лет, которые сделали революции 1917-го года неизбежными, вероятно, способствовали тому, что в России буревестником революции - стал бы не только Горький, но и Чехов...
последняя фотография Антона Павловича