"Народное сознание уродливо стало" - 100 лет Володину, писателю о тех: "кому тяжело, кто мучается"
Вообще говоря, наверное, утверждение о том, что Володин один из трех, вероятно, великих российских драматургов, наследовавший Чехову, многие оспорят с ходу, но вдумавшись, возможно, пересмотрят свое мнение - просто потому, что, как окажется, многое не знали кто написал сценарии, или по чьим пьесам были поставлены их любимейшие фильмы, ценность которых не только в том, что сняты они были во времена, "когда деревья были большими", отнюдь...
В этих фильмах была пронзительная искренность и неподдельное сострадание, правда, о жизни, о душе, о чувствах, о боли, о несправедливости судьбы, играющей маленьким человеком и мучающей его, не злой воле, а просто так, иногда дарящей ему чудо, чудо любви, чудо сострадания, доброты, сердечности, порой дарующей талант и спрашивающей потом за него, порой же отнимающей то, что казалось уже вечным и надежным...
Фильмы, снятые по его пьесам или сценариям, миллионы зрителей полюбили с первых же просмотров и на всю жизнь, прежде всего, «Звонят, откройте дверь», «Старшая сестра», потом массу других, бесценных...
Эти и другие кинокартины по Александру Володину уже неизымаемы из золотого отечественного кинофонда, а значит, и из нашей истории, нашей ментальности - признак величия литературной первоосновы: их можно пересматривать сколько угодно, и снова и снова включаться, возвышаться, сопереживать...
«“Лицо без маски” - вот что делает Александра Володина явлением исключительным». Так отозвался однажды о своем друге актер Сергей Юрский. Еще острее исключительность Володина ощущается в наши жесткие и жестокие дни. Причина неувядающей любви зрителя к пьесам Володина - потребность в простой и подлинной человечности. А сегодня - это и ностальгия по собственному прошлому...
Грустный человек Володин писал: «Счастье - это всего лишь пустынное слово среднего рода. Это очень мимолетное состояние - пронзило и прошло. Разочарование наступает мгновенно. А несчастье - длительно. Но мгновение счастья все-таки преодолевает все долгие разочарования и неуверенность в себе».
Неожиданно начав сочинять пьесы в середине 1950-х, он несколькими своими работами определил целую эпоху в истории русского театра.
Верно замечено, что именно Володин, с его «Фабричной девчонкой», «Пятью вечерами», «Старшей сестрой» и «Назначением», заполнил тот вакуум, который образовался со смертью Евгения Шварца, а после Володина, хоть еще и при его жизни, в театр пришел Александр Вампилов.
Воистину, Володин - «музыкант, создатель непревзойденного нового диалога».
«Часто считали, что он бытописатель. Но он поэт! Это видимость бытописательства. Он действительно пишет прозу жизни совершенно обыкновенных людей. Но в этой обыкновенности он видит необыкновенность и поэзию»,
- заметила народная артистка России Лилия Толмачева, игравшая главную героиню «Пяти вечеров» в Москве, в «Современнике» в начале 1960-х. А в Ленинграде, в БДТ у Товстоногова, эту роль тогда же играла Зинаида Шарко.
Но это видели в основном столицы, тогда как вся большая страна широко узнала пьесу лишь в 1979 г., по шедевральной постановке фильма «Пять вечеров» Никиты Михалкова, с Людмилой Гурченко в главной роли, с пронзившим души советских кинозрителей произнесенным полушепотом финальном монологом, адресованном заснувшему любимому человеку (актер Станислав Любшин): «Все терпели. Такое время было. Вся страна терпела. Я как тебя проводила, сразу на курсы медсестер пошла. Уколы, шины... Пять месяцев проучилась. А после Люсиной смерти, когда я Славку взяла к себе... Я тогда в госпитале работала. Он был маленький - два года. Брала с собой. Он набегается по палатам, заснет где-нибудь. Потом ищи его. Потом я болела полгода сильно. А на фабрику вернулась уже в самом конце войны, Саша. Работали по шестнадцать часов. На все хватало. И теперь хватит. Я здесь хорошо жила. У меня было в жизни много счастья. Дай Бог каждому. И потом - я никогда не падаю духом. Никогда. А теперь у нас будет все иначе. Ты спи, Саша. ... Вот, Сашенька, только бы не было войны. Только бы не было войны. Только бы не было войны».
[Spoiler (click to open)]
Нерв послевоенной страны трепещет в этих словах. Словно вся Великая Отечественная война, свернутая в свиток откровения, оживляет в каждом из нас память и боль многих поколений.
На войне Володин (тогда он был еще Лифшицем, без псевдонима) поначалу служил рядовым связистом.
«В одной из атак под Ржевом рухнул в черную воронку. На меня повалились солдаты. Лежу, дышать нечем, только шепчу: слезьте, ребята, слезьте. Оказалось, что на мне лежали трупы, а я “заработал” осколок чуть ли не в самое сердце. Еще одно ранение получил в 44-м. Пуля прошла между ребер и завязла в легком».
Потом был сапером, участвовал в боях на Западном и Белорусском фронтах.
Он вспоминал так: «За несколько дней до призыва в 1941-м раздался телефонный звонок. Милый, умный женский голос предложил встретиться, познакомиться. Мое воображение нарисовало прекрасную девушку, и я, испугавшись, от встречи отказался. “Я для вас неподходящая кандидатура”, - прорывался из меня комплекс. “Да вы не волнуйтесь, я тоже маленькая, серенькая”, - умно успокаивала она меня... Пять дней мы провели вместе. На шестой мне уходить в армию. Провожала меня она одна. Все вокруг плакали, все, кроме моей девушки. “Видишь, какая у тебя будет бесчувственная жена”», - засмеялась она.
Последнюю фразу мы хорошо помним в «Пяти вечерах».
«Пять вечеров» - это ведь, в сущности, сказка о «Снежной королеве», говорил Володин, - женщина ищет мужчину, как Герда искала своего Кая - шла к колдунье, потом к каким-то эскимосам, потом куда-то еще, пока не нашла его».
И добавлял потом: «Все мужчины в моих пьесах - это я. История “Пяти вечеров” - моя собственная. И “Осенний марафон” про меня. Бузыкин, который мечется между двумя женщинами, который делает что-то для бездарной Варвары, потому что не может ей отказать, увы, тоже я...»
А были по его сценариям сняты также известные фильмы «С любимыми не расставайтесь», «Похождения зубного врача», «Фокусник»,
«Дочки-матери», «Слезы капали», «Осенние колокола», «Настя» и другие.
В литературном журнале «Новый мир» критик Владимир Соловьев в 1974 г. писал: «Пьесы Володина - это пьесы о несоответствиях… Герои не принимают созданной без них ситуации, они хотят ее создать сами - по образу своему и подобию. Старшая сестра ведет младшую на экзамен в театральный институт, не подозревая в себе таланта. Некрасивая Настя не знает, что она красива (“Происшествие, которого никто не заметил”). Золушке необходима ситуация бала, чтобы стать принцессой, иначе она останется замарашкой. А суть в том, что естественный герой приходит в неестественную ситуацию».
Вспоминается такая байка. Когда Никита Михалков предложил Володину снять фильм по «Пяти вечерам», тот ответил: «Да это старая пьеса, Никита, простите, не знаю вашего имени-отчества». Михалков рассмеялся: «Сергеевич». И Володин тоже засмеялся: «Надо же, отчество, как у Хрущева». Оказывается, Володин не знал, кто отец Никиты Михалкова.
Отрадно и симптоматично, что сегодня, через полвека после премьеры, пьеса «Пять вечеров в репертуаре «Современника» появилась снова.
Володин говорил: «Я наверняка единственный в мире драматург, который уговаривал режиссеров не ставить мои пьесы». Нам теперь странно, что Володин относился к своим театральным повестям, сами названия которых стали классическими и хрестоматийными, резко отрицательно: «За многое, что мной было написано прежде, стало стыдно. Если кто-нибудь извещал меня о намерении поставить “Фабричную девчонку” или “Старшую сестру”, я уговаривал не реанимировать устаревшее. Никиту Михалкова, который решил снимать «Пять вечеров», я молил: «Не позорьте себя, не позорьте меня!»
О рефлективной натуре драматурга свидетельствует и такой факт: на премьере «Пяти вечеров» в БДТ автор перед входом раздавал знакомым контрамарки, приговаривая: «Не стоит смотреть, это случайная, маленькая пьеса, не получилось…»
Эта негативная самооценка - не только ретро и постфактум - у него всегдашняя.
Когда Михаил Ромм предложил ему сочинить совместно сценарий, Володин попросту сбежал. «…Мысль о том, чтобы стать соавтором Ромма, была для меня кощунственной. Зачем я ему нужен? Что могу дать? Чем могу помочь?.. Я сказал ему об этом как мог и, терзаясь, уехал в Ленинград».
Александр Моисеевич Володин (Лифшиц) родился в Минске в 1919 году, 10 февраля, в день смерти Пушкина. Родителей он не помнил. Мать умерла рано. Отец женился на женщине, которая поставила условие: без ребенка. Потому пятилетнего Сашу взяли родственники к себе в Москву. Не отсюда ли возникло пожизненное самоощущение сиротства, вселенской оставленности, печальной неприкаянности?
«Я влачил ничтожное существование прохиндея, - вспоминал Володин. - Мои родственники даже не знали, есть у меня день рождения или нет. В школе я униженно получал помощь на неимущих - покупали ботинки, пальто. Когда ходили смотреть “Чапаева”, за меня скидывались по десять копеек».
Володин не раз подчеркивал, что его автобиографические подробности вошли в пьесы в немалой степени: «Работал сельским учителем. Плачевно кончилась моя карьера: меня выгнали из комсомола. И знаете почему? Стихи детям читал не те - Есенина. Бдительные коллеги засекли сразу. Ну а мне не привыкать. В шестом классе меня исключили из пионеров. В лагере над кроватью я повесил фото своего любимого артиста Качалова. Вожатый возмутился: это что еще за личность в широкополой шляпе с кольцом на руке? Повесил бы Буденного или Ворошилова!.. И надо мной устроили суд, на линейке сняли с меня галстук. Начальник лагеря грозно кричал: “Мы таких в девятнадцатом году расстреливали!”». Выстроили всех в линейку, Сашу заставили под барабанный бой пройти сквозь строй и выгнали из пионеров. «Возвращаться к родственникам я боялся и две недели ночевал на чердаке с воришками».
Тем не менее именно Володин напишет великолепный сценарий, в котором будут жить пионеры. Фильм Александра Митты «Звонят, откройте дверь», вышедший в 1965 г., тронул всех высоким романтизмом, детской взрослостью, доверительностью и искренностью героев.
А также яркой ролью Елены Прокловой (пожалуй, это лучшая роль в карьере актрисы; режиссеру пришлось просмотреть около 11 тысяч претенденток на роль Тани Нечаевой, пока он не остановил свой выбор на московской школьнице Лене Прокловой, которой было в то время 10 лет), блистательным, как всегда, Роланом Быковым, это были лучшие его годы. В фильме сыграла целая плеяда прекрасных советских артистов даже в эпизодических ролях, в том числе не указанных в титрах, а это было, в сущности, начало их карьер.
Примечательно, что высота, взятая авторами фильма, в новые времена нисколько не развенчана, скажем, сторонним антипионерским пафосом. Фильм этот - о первой любви, о чистоте и верности, хоть и встроенных в эпоху, но живущих вне времен. Свидетельством парадоксальной внеидеологичности ленты является тот факт, что фильм получил большой приз «Лев святого Марка» на международном кинофестивале детских фильмов в Венеции в 1966 г.
Парадоксально: говорящий в своих пьесах о жителях, населяющих эпоху, сам же Володин выпадает из нее. «Я очень часто ощущаю себя человеком вне времени и вне планеты. Живу себе тихонько на своем островке. Никогда не отмечал не только юбилеев, но даже дней рождения. Сначала потому, что жил у чужих людей, потом служил в армии. Потом война. Потом мучительная семейная жизнь, еле дотягивали до зарплаты. …
У меня есть только жалость ко всему, что подавлено, унижено. И неприязнь к тому роскошному, что все время показывают по ТВ. Я с теми, кому тяжело, кто мучается. Я так люблю таких простых людей. Мне с ними легко. Я всегда себя чувствую человеком из очереди, одним из тысяч и тысяч. Этому меня научила война.
Вспоминаю торжество в Царском Селе. Все приветствуют какого-то хорошего начальника. А я поднял тост за официантку и поцеловал ей руку. И было изумление - ведь в этом дворцовом зале целовали руку только принцессам».
«Преклонение и жалость - вот два чувства, которые я испытываю перед женщиной. Галя Волчек сказала обо мне однажды: “Володин любит официанток”, это правда: я люблю усталых женщин, тех, на кого, кроме меня, никто и внимания не обратит».
В беседе с Л. Пайковой, опубликованной в 2000 г. в журнале «Огонек», месяца за два до кончины у себя дома в Петербурге, Володин рассказывал:
«Дети и внуки мои живут за границей... А жена очень больна. Она в другой комнате - целыми днями слушает музыку, сейчас в основном Шопена, которого я тоже люблю. Ей 81 год. Мы ровесники. Иногда она просит: Шурик, можно я с тобой посижу? Садится рядом на диван и смотрит телевизор. Но сейчас на экране совсем другая жизнь, нам менее интересная... Вот лучше смотреть этот холст (показывает на картину). Два домика на улице притянулись друг к другу. Окошки-глазки на задних стенах. Я называю эту картину “ОдиночествЫ”. Одиночество двух близких существ...»
И тогда же, признавшись, что не мог бы написать такие теплые пьесы, как раньше, объяснил причину и дал внятную характеристику первому постсоветскому десятилетию:
«Сейчас я ощущаю, что народное сознание уродливо стало. Это преступная, непорядочная готовность служить кому-то, за это получать от другого что-то, и так снизу доверху - от милиции к бандитам, от бандитов к богатым, от олигархов к Кремлю. Кстати, я очень не люблю Ельцина».
Володин себя никогда нигде не чувствовал на своем месте. Всегда бежал, убегал, уходил. И все его герои обязательно куда-то уходят, уходят... Фабричная девчонка уходит со своей фабрики, в «Пяти вечерах» Саша уходит от своей бывшей возлюбленной, Дульсинея Тобосская уходит из своего дома в никуда, в одиночество...
[Spoiler (click to open)]
Вот и он после школы ушел из дома, уехал в деревню, учительствовал там. И опять сбежал. «Я всю жизнь убегал. Когда начали запрещать все подряд, я бежал из театра в кинематограф, оттуда бежал в “Записки нетрезвого человека”, которые впервые были напечатаны в библиотечке “Огонька” маленькой, тоненькой книжечкой, но диким тиражом - в 150 тысяч экземпляров, и она мгновенно разошлась. Наверное, потому что многие в то время были не уверены в себе, были, как и я, собой недовольны... А после “Записок” я бежал в стихи. Важно было от себя убежать. По-видимому, это еще один серьезный мой недостаток».
Как нам удержаться и не привести хоть несколько ярких афоризмов Володина из «Записок нетрезвого человека» (1999), - последней, прощальной книги, не имевшей отношения к театру и кино.
Вот о наших интеллектуалах: «У интеллигенции вместо идей и страстей - сплетни. Называется “информация”».
А вот - глубоко духовное, даже религиозное: «Грех не случается, а совершается. В результате всего предыдущего, всей жизни твоей»
«Я себя никогда не любил. Не любил, и все; и с этим ничего нельзя поделать», - говорил Володин. «Я каждое утро просыпаюсь с ощущением последней вины, вчерашней или позавчерашней. Тогда я звоню друзьям, прошу у них прощения, хотя они часто даже не понимают, за что. Глупо, но я не могу перестать себя терзать за то, что я виноват, за то, что глуп...»
Люди часто цитируют в соцсетях, а актеры публично читают стихотворение «Манифест» (1976) грустного себянелюбца Володина:
Простите, простите, простите меня!
И я вас прощаю, и я вас прощаю.
Я зла не держу, это вам обещаю,
но только вы тоже простите меня!
Забудьте, забудьте, забудьте меня!
И я вас забуду, и я вас забуду.
Я вам обещаю, вас помнить не буду,
но только вы тоже забудьте меня!
Как будто мы жители разных планет.
На вашей планете я не проживаю.
Я вас уважаю, я вас уважаю,
но я на другой проживаю. Привет!
Но, по счастью, герои пьес и сценариев Александра Володина проживают не только на одной планете с вами, но и в одной стране.
http://www.stoletie.ru/kultura/ja_s_temi_komu_tazhelo_kto_muchajetsa_923.htm
Об обществе в целом:
«Спрос рождает предложение. Выросла порода людей, которые и сами уже подготовлены к зависимости. Рабство последних у предпоследних (по положению), рабство нижележащих у среднесидящих, рабство среднесидящих перед вышестоящими, рабство вышестоящих перед еще более высокостоящими».
«Все глупое, что было некогда сделано, - пустяки, казалось, потом идут с тобой за руку всю жизнь, убивают, не убивая до конца».
«Как заразительна суетность, изощренная зависть, обезумевшая мелочность - это как болезнь, заразиться может любой. Ощущение единственности жизни не заразительно, как здоровье».
---
---
Говорят, что Володина любили все - даже те, кто ему завидовал. А пылать ревностью к его славе было отчего: пьесы Александра Моисеевича шли во многих столичных театрах, в том числе в московском «Современнике» и в БДТ, по его сценариям были сняты горячо любимые советским зрителем кинофильмы, такие как «Дочки-матери», «Звонят, откройте дверь!», «Осенний марафон» и другие.
В составе войск Западного и Белорусского фронтов он прошагал верстами Великой Отечественной войны, был дважды ранен, награжден медалью «За отвагу».
Близко общался с Булатом Окуджавой, Андреем Гончаровым, Георгием Товстоноговым, Олегом Ефремовым, а Владимира Высоцкого - единственный из всего окружения поэта - как-то попросил «больше не петь»: тот, будучи в гостях у Володина, мешал готовиться к экзаменам его детям-студентам.
Многие режиссеры, писатели, музыканты, артисты были знакомы с выдающимся драматургом. У него, кстати, весьма неказистого внешне, маленького и щуплого, с огромным мясистым носом на интеллигентном лице, даже прозвище было поразительное - Любимый. По отзывам близко знавших Александра Моисеевича людей, он был гением эмпатии, никогда не «делавшим вида» для сопереживаний ближнему, но всегда способным понять и встать на чужое место.
Именно это качество располагало к драматургу, делало столь теплым личное общение с ним. Именно это определяло оригинальность и душевность его произведений, относя автора к разряду тонкого лирика и знатока человеческих душ. Однако, будучи многими любимым, он прожил жизнь как человек-одиночка: себя не любил, счастлив не был.
У него никогда не было звездной болезни, наоборот, все, кто знал Володина, отмечали его самоиронию и способность подтрунивать над собой, извечную легкую грустинку. Как-то Володина спросили: «Почему у героев ваших пьес в большинстве своем нет родителей? «Фабричная девчонка», «Дочки-матери», «Старшая сестра»… Ведь все их героини родом из детского дома…». «Это сугубо личное, биографическое», - ответствовал драматург.
И это было абсолютнейшей правдой.
[Spoiler (click to open)]
Десять копеек «на Чапаева»
Александр Моисеевич Володин (настоящая фамилия Лифшиц) родился 10 февраля 1919 года в Минске. Он рано лишился родителей. В возрасте пяти лет Сашу к себе в Москву на воспитание взяли богатые столичные родственники. Но полноправным членом их семьи он так и не стал. "Я влачил ничтожное существование, - вспоминал Володин. - Мои домочадцы даже не знали, есть у меня день рождения или нет. В школе я униженно получал помощь на неимущих - мне оплачивали завтраки, покупали ботинки и пальто... Когда ходили смотреть "Чапаева" в кино, за меня скидывались по десять копеек…».
Взрослея, мальчик увлёкся театром, вероятно, под влиянием своего старшего брата - актёра Студии Алексея Дикого, чрезвычайно популярной в Москве в начале 30-х годов. Он способствовал пробуждению в юноше интереса к театральному искусству.
И, тем не менее, окончив среднюю школу, Александр в 1936-ом году поступил в Московский авиационный институт, который, впрочем, благополучно бросил спустя полгода. Поработав разнорабочим, окончив в Серпухове учительские курсы, он с год преподавал русский язык и литературу в неполной средней школе в деревне Вешки Московской области. Это был отчаянно непростой период жизни Шурика: его беспримерная скромность и самоедство, болезненная неуверенность в себе совпали со сложнейшим периодом тотального стукачества в обществе. Доносы от «бдительных» коллег на Лифщица Александра Моисеевича шли косяком, но, слава Богу, советская власть в действиях молодого учителя подрывов государственных устоев не усмотрела. Хотя на всякий случай из комсомола его выгнали - не те стихи читал детям, Есенина…
Война на западном направлении
В 1939 году Александр поступил на театроведческий факультет ГИТИСа. Однако уже с первого курса был мобилизован в армию. Жизнь и так не баловала этого человека, но, стоя в колонне призывников, Шурик не только мысленно простился с юностью, но и впервые четко ощутил невозможность что-либо изменить в своей судьбе, быть её вольным распорядителем. Впереди был тяжелый солдатский путь, впереди была война.
О Великой Отечественной войне он вспоминать не любил, признаваясь, что самые сильные, незабываемые чувства, что он тогда испытывал, были жалость и стыд. На вопрос о том, почему он, фронтовик, не написал о войне ни одной пьесы, Володин признавался, что «слишком трудно и больно было, слишком много крови, ранений, смерти, голода, горя...».
В 1944 году он был тяжело ранен: осколок мины попал ему в бок и, пройдя между ребер, остался в левом легком, над сердцем. В госпитале под Ржевом от операции отказались - боялись задеть жизненно важный сосуд, поэтому долечивался Володин уже в Москве, в Боткинской больнице. Здесь, неожиданно для самого себя, написал первое в своей жизни стихотворение.
Володин по фамилии и по сути
После демобилизации, имея возможность восстановиться в Театральном институте, он, «перегорев» с актерством, решил попробовать сдать экзамены на сценарный факультет ВГИКа. Был зачислен сразу же: настолько талантливым показалось приемной комиссии его вступительное сочинение всего на полстранички… Закончил ВГИК он в 1949 году и переехал в Ленинград - был направлен на Ленинградскую студию научно-популярных фильмов. Работал то редактором, то сценаристом. И однажды волшебным образом из Лифшица превратился в Володина. Это произошло, когда альманах «Молодой Ленинград» принял к публикации его первый рассказ. Воодушевленный новостью, Александр Моисеевич пришел в издательство со своим шестилетним сыном.
А редактор возьми и предложи стать автору «благозвучным» Володиным, в честь сына. Он им и стал, вскоре прославив фамилию на весь СССР. Первая же пьеса Володина «Фабричная девчонка» была принята к постановке в театрах обеих столиц и других городов Советского Союза, а также за рубежом. Зрителю стало понятно, что появился талант, подкупающий не только знанием жизни, но и необычайно доверительной интонацией, отсутствием фальши.
https://www.postkomsg.com/culture/220900/
«Я стыжусь, следовательно, я существую»
Володин писал на протяжении более четырех десятков лет. Его пьеса «Пять вечеров» переломила ход театральной жизни, дав толчок принципиально новому действу на сцене. Его герои, отстаивая право человека на личную жизнь, постоянно вступали с обществом в конфликт, а не боролись за пресловутые коллективные интересы. Также колоссальный успех имели фильмы по его сценариям.
Но о знаменитых кинокартинах Володин всегда говорил: «Это не я, это режиссеру так удалось…Это артисты замечательные». Будучи известным и, главное, настоящим писателем, он оставался очень скромным человеком.
То был особый вид душевного самосознания. Недаром в своих «Записках нетрезвого человека» он вывел собственную формулу бытия: «Я стыжусь, следовательно, я существую», а его самой знаменитой поэтической строчкой является «Простите, простите, простите меня…»
Вам не кажется, что именно володинской беспощадности к себе, способности стыдиться за свои поступки, и в т о же время сострадания, понимания другого человека, сопереживания ему, нам так остро сейчас не хватает, как ничего другого?
Не в этом ли был феномен успеха лучших пьес и фильмов самого удивительного автора, так умевшего рассказать о каждом из нас?
Что именно он мог бы сейчас достучаться до тех, о ком он сказал:
«Сейчас я ощущаю, что народное сознание уродливо стало.
Это преступная, непорядочная готовность служить кому-то, за это получать от другого что-то, и так снизу доверху - от милиции к бандитам, от бандитов к богатым, от олигархов к Кремлю.»
И еще, о постсоветских людях:
«Спрос рождает предложение. Выросла порода людей, которые и сами уже подготовлены к зависимости.
Рабство последних у предпоследних (по положению), рабство нижележащих у среднесидящих, рабство среднесидящих перед вышестоящими, рабство вышестоящих перед еще более высокостоящими».