Крепостная Россия: 370 лет Соборному уложению - манифесту рабства
Сегодня 370 лет с того дня, когда было окончательно оформлено крепостное право в России - принято знаменитое, недоброй памяти Соборное Уложение 1649 года, ставшее зловещим документом, превратившим русских крестьян в рабов, чья печальная участь вызывала ужас и удивление даже у посещавших страну иностранцев, не видевших ничего подобного в других европейских державах...
Собственно, началось все с того, что мелкопоместные дворяне не могли экономическими средствами удержать на своих землях крестьян и по этой причине они упорно добивались отмены урочных лет и окончательного прикрепления крестьян к земле.
Так или иначе - осенью 1948 г. в Москве открылся Земский собор, а в январе 1649 г. комиссия Н.И. Одоевского представила собору новый кодекс законов, получивший наименование Соборного Уложения.
Как значилось в царском наказе, составители Уложения должны были следовать апостольским правилам и законам «греческих царей» (Византийскому кодексу). Но все же важная задача состояла в том, чтобы упорядочить законы, изданные в России при новой романовской династии, и вместе с тем удовлетворить требования сословий, выдвинутые в дни мятежа в Москве - и эта основная задача была решена сполна.
В отличие от предыдущих рукописных Судебников Уложение было первым печатным сводом законов - его издали в количестве 2000 экземпляров (огромный тираж по тем временам) и разослали по городам. Уложение 1649 г. служило основным сводом законов России вплоть до 1830 г. и было главным инструментом установления усиления и сохранения доминирующей политической системы - Романовского ига на Руси.
По ходатайству служилых людей «всех городов» Земский собор принял закон, по которому землевладельцы получали право искать своих крестьян и возвращать их на свои земли без ограничения срока давности - и этого одного хватило бы для характеристики иезуитского документа.
Основной документацией, удостоверяющей принадлежность крестьян землевладельцу были признаны писцовые книги, составленные в 1626 г.
«А отдавать беглых крестьян и бобылей из бегов, - значилось в Уложении 1649г., - по писцовым книгам всяких чинов людем без урочных лет».
[Spoiler (click to open)]
За время после валовой описи произошла смена поколений. Но это не имело существенного значения. Дворяне получили возможность вернуть не только крестьянина, записанного в книги, но и его сыновей и внуков - то есть рабство стало наследственным, едва не генетическим.
Возврату подлежала вся семья крестьянина вместе со всем нажитым имуществом...
Уложение впервые вводило суровое наказание (вплоть до торговой казни и тюремного заключения сроком на год) за поселение у себя беглых крестьян. Виновный землевладелец должен был платить по 10 р. за каждый год укрывательства чужого крестьянина. (При расчете исходная оценка составляла 4 руб. «за голову» крестьянина и 5 руб. за «глухой» живот - неописанное имущество крестьянина).
Соборное Уложение окончательно сформировало систему государственного крепостного права в России - для поддержания государственного фонда земель законодатели запретили землевладельцам переводить крестьян с поместных земель на вотчинные.
По этому же Соборному Уложению устанавливались наследственность крепостного состояния и право землевладельца распоряжаться имуществом крепостного крестьянина. Землевладельцам запрещалось насильно лишать крестьянина имущества, но долги несостоятельного землевладельца погашались за счет его крестьян и холопов.
Соборное Уложение обязывало дворян осуществлять полицейский надзор за крестьянами, собирать с них и вносить в казну подати, отвечать за выполнение ими государственных повинностей. Крестьяне лишались права самостоятельно отстаивать свои интересы в суде.
Законодательное признание податной ответственности землевладельцев за своих крестьян было завершительным делом в юридической постройке крепостной неволи крестьян. На этой норме помирились интересы казны и землевладельцев, существенно расходившиеся. Частное землевладение стало рассеянной по всему государству полицейско-финансовой агентурой государственного казначейства, из его соперника превратилось в его сотрудника. Примирение могло состояться только в ущерб интересам крестьянства.
В той первой формации крестьянской крепости, какую закрепило Уложение 1649 г., она еще не сравнялась с холопьей, по нормам которой строилась. Закон и практика проводили еще хотя и бледные черты, их разделявшие:
1) крепостной крестьянин оставался казенным тяглецом, сохраняя некоторый облик гражданской личности; 2) как такового, владелец обязан был обзавести его земельным наделом и земледельческим инвентарем; 3) он не мог быть обезземелен взятием во двор, а поместный и отпуском на волю; 4) его животы, хотя и находившиеся только в его подневольном обладании, не могли быть у него отняты «насильством», по выражению Котошихина; 5) он мог жаловаться на господские поборы «через силу и грабежом» и по суду возвратить себе насильственный перебор.
Плохо выработанный закон помог стереть эти раздельные черты и погнал крепостное крестьянство в сторону холопства. С установлением крепостного права русское государство вступило на путь, который под покровом наружного порядка и даже преуспеяния вел его к расстройству народных сил, сопровождавшемуся общим понижением народной жизни, а от времени до времени и глубокими потрясениями.
http://www.histotime.ru/htimes-553-1.html
---
Для интересующихся, вот научный и хладнокровный разбор Уложения профессиональным юристом с т.зр. истории юриспруденции, очень рекомендую просмотреть хотя бы выделенные фрагменты, чтобы раз и навсегда сформировать свое отношение к г-да Романовым, Голштейн-Готторпским, первым оккупантам Земли Русской, которым наследуют нынешние гауляйтеры -
[Spoiler (click to open)]
Соборное уложение 1649 г. и крепостное право: размышления о методологических истоках историко-правовой дискуссии второй половины XIX - XX в
(Соколова Е. С.) («Российский юридический журнал», 2011, N 2)
...При изучении специфики правовых норм Соборного уложения к наиболее спорным относится вопрос о юридической сущности процесса закрепощения крестьян, надолго предопределившего законодательную политику и социокультурный облик самодержавия. Наличие противоречий в статьях, закрепляющих принципы имущественной и личной несвободы всех категорий крестьян Московской Руси, не раз отмечалось в историографии вопроса
<1>. Статус лиц крепостного состояния стал объектом постоянного исследовательского интереса на фоне тенденции российской историко-правовой науки второй половины XIX в. к определению социально-политической основы неограниченной монархии и степени ее влияния на организацию социума, сферу экономики и духовно-религиозную жизнь сословий. Наиболее последовательная концептуальная модель крепостного права эпохи правления первых Романовых была разработана ведущими представителями государственно-юридической школы в рамках выдвинутого ими теоретического положения о решающем значении государства для стимулирования «сверху» процесса стратификации по сословному типу.
Юридическим следствием правотворческих инициатив самодержавной власти стало закрепление в Соборном уложении принципа неравенства перед законом, основанного на степени тяжести государственного тягла, предусмотренного законодателем для всех сословий единого Русского государства, включая служилых землевладельцев <2>. ----------- <1>
...Отличительная черта теории крепостного права, разработанной в трудах отечественных историков-юристов, заключается в признании большинством авторов неоднозначности правового статуса частновладельческих крестьян XVI - XVII вв. Отсутствие юридических критериев для определения сословных признаков многочисленных категорий сельского населения средневековой Руси в значительной мере способствовало целенаправленному отказу законодателя от четких дефиниций крепостного состояния применительно к объему поземельных и личных прав крестьянина, проживающего в пределах вотчинно-поместных земель <3>
. Концептуальная парадигма, выдвинутая историками-государственниками, отличалась методологической цельностью по отношению к вопросу о тяглом характере Московского государства. По мнению большинства сторонников государственно-юридического направления историографии, деспотическая основа российского самодержавия XVI - XVII вв. проявлялась в стремлении верховной власти добиться максимального использования материальных и человеческих ресурсов для укрепления обороноспособности внешних границ.
Не последним соображением законодателя в пользу нормативного закрепления сословных обязанностей всех категорий населения стала возможность создания источника постоянных финансовых поступлений в казну, что способствовало формированию законодательно обеспеченной системы, позволяющей каждому подданному московских государей «тянуть» свои публичные обязательства «в меру его хозяйственных сил» <4>. ----------- <3> Общим итогом обозначенной тенденции стало формирование предпосылок для полного прикрепления крестьян к земле, которое сопровождалось постепенным падением интереса законодателя к институту обельного (полного. - Е. С.) холопства в связи с невозможностью распространить на «старинных холопов» денежные повинности в пользу государства. ----------- <7> Там же. С. 13 - 15. Аналогичные оценки Уложения о службе 1556 г. наряду с запретом свободного распоряжения родовыми вотчинами для «старинных» княжеских фамилий, закрепленном в Уложении о вотчинах 1562 г., есть и в историографии последних десятилетий (Колычева Е. И. Огосударствление земель в России во второй половине XVI века // Система государственного феодализма в России во второй половине XVI века: Сб. ст. / Отв. ред. Л. В. Данилова. М., 1993. Ч. 1. С. 93 - 114; Скрынников Р. Г. История Российская. С. 270 - 274, 290 - 291). <8> Скрынников Р. Г. История Российская. С. 117, 128.
..Сергеевич придавал огромное значение данному обстоятельству, полагая, что оно заслуживает самого пристального исследовательского внимания при решении вопроса о степени поземельной зависимости крестьян согласно Уложению. По мнению ученого, законодатель относился к крестьянину как к неотъемлемой принадлежности поместно-вотчинного фонда земель, что способствовало возникновению официально-публичного порядка записи свободного лица в крестьянское состояние, которая осуществлялась при содействии поместного приказа.
Установление кабального холопства, наоборот, сохраняло черты частного договора, основанного на подписании служилой кабалы. Правовое значение этого документа подкреплялось силой обычая и не требовало обязательного заверения приказными людьми. Различный характер носили и юридические последствия указанных договоров. Крепость крестьянина, записанного за господином, являлась в соответствии с Уложением вечной и потомственной «без урочных лет», распространяя свое действие на детей и внуков закрепощенного лица. Кабальная зависимость приобретала лишь пожизненный характер, при этом имущество субъекта, давшего на себя служилую кабалу, передавалось в полное распоряжение владельца будущего холопа.
Именно наличие особой юридической «природы» у каждого из рассмотренных договоров позволило Сергеевичу выявить дифференцированное отношение составителей Соборного уложения к зависимому состоянию крестьян и холопов. По наблюдениям исследователя, законодатель сознательно избегал эпитета «крепостной» применительно к частновладельческому крестьянину, адресуя его «холопам кабальным, полным, докладным, старинным» и подразумевая под ним, очевидно, «дворовый» статус данного несвободного состояния, не всегда связанный с земледельческими работами....
Сопоставляя данные новгородских писцовых книг с материалами духовных грамот московских князей и общерусских переписей, исследователь высказал обоснованное мнение о том, что общинное землевладение крестьян являлось изобретением служилого государства, укреплявшего свои социально-экономические позиции за счет конфискации земель частных вотчинников, прежде управлявших ими по старинному древнерусскому праву «своеземства». Формирование государственного фонда тяглых черных земель сопровождалось быстрым расширением условного поместного землевладения, субъекты которого были в полной социально-экономической зависимости от власти московского государя, осуществляемой через институт пожизненной и наследственной службы. На той же юридической почве, по мнению Сергеевича, выросла и крестьянская несвобода, основанная на самовластном распоряжении великокняжеской власти статусом крестьян-общинников, которые в любой момент могли «из государевых черносошных людей стать крепостными» <14>. ----------- <14> Там же. Т. 3. С. 25, 32.
Не отрицая того факта, что составители Уложения рассматривали крестьянина как неотъемлемую часть земли, ученый все же не был склонен к абсолютизации данного обстоятельства, настаивая на «вечной и потомственной» принадлежности крестьянских семей землевладельцам. Крестьяне и раньше были обязаны работать на своего господина, а с прекращением права свободного выхода работа и повинности стали назначаться по усмотрению вотчинников и помещиков.
Сергеевич предложил собственную интерпретацию запрета обязываться «ростовыми кабалами», предусмотренного Уложением для категории несостоятельных должников из частновладельческих крестьян. По мнению историка, распространение практики подобных обязательств могло бы привести к возникновению большого количества неразрешимых коллизий между притязанием господина на отработку долга по кабальному договору или жилым записям и правом землевладельца, зафиксированным в писцовых книгах.
Таким образом, потребность служилых людей в даровом крестьянском труде имела для законодателя приоритетное значение, приведя к полному уничтожению остатков личной свободы крестьян и предоставлению владельцам вотчин возможности продавать «жилые» земли с крестьянами в том случае, если факт их проживания на проданных угодьях был занесен в писцовые книги. Самодержавное государство, став инициатором юридического оформления крестьянской крепости, сознательно сделало акцент на личной зависимости крестьянина, стремясь обеспечить интересы служилых землевладельцев, в свою очередь, несущих пожизненное служебное тягло в пользу московских государей <15>. ----------- <15> Там же. Т. 1. С. 221 - 222; Соборное уложение 1649 года. Гл. XI. Ст. 7. С. 152.
Методологические принципы теории закрепощения крестьян, выдвинутой Сергеевичем на основе сословной концепции старшего поколения государственно-юридической школы, особо важны для понимания общей модели историко-юридического дискурса, использованной ведущими представителями данного историографического направления. Отводя монархическому государству ведущую роль в историческом процессе, историки-юристы рубежа XIX - XX вв. исходили из тезиса об искусственности сословного концепта, сформулированного старомосковскими законодателями с целью консолидации всех категорий населения вокруг верховной власти. Соотношение между обычаем и законом столь же искусственно стало меняться в пользу последнего.
Неопровержимое доказательство данного положения государственники видели в указной теории <16>, выдвинутой В. Н. Татищевым, по которой прикрепление крестьян происходило по воле законодателя на протяжении XV - XVI вв., а Соборное уложение лишь подтвердило норму утраченного Указа царя Федора Иоанновича о полной и окончательной отмене Юрьева дня, который, предположительно, был принят по настоянию Бориса Годунова между 1592 и 1597 гг. ----------- <16> Подробнее о сущности указной теории см.: Беляев И. Д. История русского законодательства. С. 430 - 431; Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1983. С. 91 - 102; Татищев В. Н. История Российская. Л., 1968. Т. 7. С. 373; Карамзин Н. М. Записка о Древней и Новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М., 1991. С. 70 - 72. О взглядах Б. Н. Чичерина на проблему закрепощения см.: Соколова Е. С. Указ. соч.
Поддерживая тезис Б. Н. Чичерина о решающем влиянии государства на социально-экономическую жизнь средневекового русского общества, Сергеевич проявил научную толерантность к взглядам В. Н. Татищева и Н. М. Карамзина на проблему происхождения крепостного права, возникновение которого оба историка связывали с внутренними потребностями самодержавного государства. В его трактовке «перемещение поземельной собственности из рук своеземцев в руки помещиков» сопровождалось законодательной отменой крестьянского выхода, что служило для московских государей «могучим средством… укрепления своей власти и объединения Русской земли» <17>...
Почва для полемики между Сергеевичем и Ключевским была подготовлена тезисом «безуказной» теории о наличии постоянного противоречия между политическим и экономическим элементами крестьянского правового статуса в XVI первой половине XVII в. Поддерживая концепцию служилого государства, Ключевский говорил о заинтересованности великокняжеской власти в сохранении поземельного тягла крестьян, воплощенной в нормах московских судебников об ограничении условий крестьянских переходов. Новизна в осмыслении сущности крепостного права заключалась в стремлении исследователя выявить влияние социально-экономических факторов на законодательные инициативы самодержавия, связанные с ограничением тенденции к «похолоплению» крестьян, быстро набирающей силу в поместно-вотчинных хозяйствах. По наблюдениям Ключевского, уровень личной зависимости крестьянства от землевладельцев особенно резко вырос к началу XVII в. в связи с распространением господских ссуд на хозяйственные потребности и стабильным ростом крестьянской задолженности, что, по обычаю, вело к утрате свободного статуса, возобновление которого полностью зависело от воли господина <20>. ----------- <20> Ключевский В. О. Русская история: Полный курс лекций: В 3 т. М., 1997. Т. 2. Лекция XLIX. С. 271 - 272.
Отмечая внешнее совпадение интересов государства и служилых людей по вопросу о необходимости закрепощения крестьян, Ключевский подчеркивал, что в данном случае наличие согласованности между обычаем и законом носило исключительно наружный характер, «обе стороны тянули в разных направлениях» <21>. Государство искало законный способ ослабить частные обязательства крестьян-должников, чтобы сохранить их тяглое состояние. Служилые землевладельцы, наоборот, стремились превратить крестьянина в пахотного холопа, «которого сверх того можно было бы при случае продать, заложить и в приданое отдать без земли» <22>. Общим юридическим итогом данного противоречия стало вполне прагматичное желание государства примирить казенные интересы с притязаниями частных лиц. Ради достижения такого консенсуса правительство царя Алексея Михайловича было вынуждено пойти на компромисс: «Личная крестьянская крепость по договору… превращалась в потомственное укрепление по закону» <23>. Составители Соборного уложения закрепили материалы писцовых книг в качестве единственного юридического основания для определения крепостного статуса, что, по убеждению Ключевского, окончательно превратило «частное гражданское обязательство» в «новую государственную повинность». Историк не сомневался в том, что введение бессрочного сыска беглых способствовало вечному укреплению крестьян вместе с «неотделенными членами крестьянских семейств» за частными землевладельцами, превращая утрату личной свободы в решающий признак крепостного права <24>. ----------- <21> Там же. С. 282. <22> Там же. С. 283. <23> Там же. С. 286. <24> Там же.
Факт принадлежности крестьянина к земле не отрицался Ключевским, но играл в его концепции подчиненную роль искусственно сформулированного юридического условия наследственной крепости крестьянина «лицу… за которым его записала писцовая… книга» <25>. По мнению ученого, казуистичность гл. XI Соборного уложения позволяла законодателю достичь временного согласования финансовых интересов государства и заинтересованности служилых людей в уничтожении крестьянской свободы. Прикрепление крестьян к сословному тяглу, осуществленное через личность землевладельца, способствовало выработке многочисленных законодательных запретов «пустошить поместья», разоряя крестьянские хозяйства или отпуская отдельные семьи на волю. Вместе с тем Уложение расширило власть землевладельца над личностью и имуществом крестьянина, допуская даже дробление крестьянских семей и хозяйственного инвентаря для восстановления нарушенного равновесия между интересами служилых людей в случае взаимных исков о незаконном укрывательстве беглых людей <26>. ----------- <25> Там же. С. 287. <26> Там же. С. 292.
Оценивая нормы Соборного уложения как решительный поворот крестьянской политики в сторону «тяглого холопства», Ключевский справедливо рассматривал избранный законодателем путь как тупиковый для дальнейшей судьбы Российского государства. «Плохо выработанный закон» лишь временно примирил интересы казны и частных землевладельцев, приведя в дальнейшем к «расстройству народных сил» и глубоким общественным потрясениям. Негативное влияние норм Уложения ученый увидел прежде всего в разработке юридической основы для последующего отчуждения «рабовладельческого» российского дворянства от остальных сословий благодаря «мелочным дрязгам» крепостнического быта и расслабляющему действию дарового труда, под влиянием которого у рядовых представителей высшего сословия постепенно «тупело чувство земского интереса» и утрачивался вкус к полезной общественной деятельности <27>. ----------- <27> Там же. Лекция L. С. 295....
Например, в содержании ст. 3(XI) прямо сказано о том, что «по суду и сыску» беглые крестьяне должны быть возвращены прежним владельцам «з женами и з детьми и со всеми их животы». О том же идет речь и в ст. 20(XI), где содержится разрешение для вотчинников и помещиков бить челом государю о «беглых своих крестьянах и о бобылях», перешедших «за всякими иными» землевладельцами. В ст. 9(XI) упоминается, что запись крестьян в писцовых книгах предполагала укрепление их зависимости за «кем-то», т. е. от частных лиц. Приведенная формулировка весьма расплывчата, она конкретизируется в ст. 2(XI), где говорится о возможности записи крестьян по писцовым книгам предыдущих лет как за служилыми людьми, так и за монастырями, посадской общиной и даже крестьянскими обществами дворцовых сел и черных волостей <31>. ----------- <31> Соборное уложение 1649 года. Гл. XI. Ст. 2, 3. С. 151; Ст. 9. С. 153; Ст. 20. С. 154.
Во-вторых, отсутствие в Соборном уложении формального определения юридических признаков крепостного состояния связано с уровнем юридической техники XVII в. Несмотря на достаточно высокую по меркам того времени степень абстрактности отдельных норм и глав анализируемого памятника, в целом он изобилует сложными и довольно казуистичными формулировками, приближенными по оборотам речи не столько к разговорному языку посадских людей Москвы, сколько к стилистике книжной культуры того времени, которая отличалась витиеватостью и усложненностью, за что получила от современников выразительное наименование «плетения словес» <32>. ----------- <32> Предположение об идентичности текста Соборного уложения разговорному языку посадских людей Москвы 1640-х гг. было сделано А. Г. Маньковым (Маньков А. Г. Указ. соч. С. 19 - 21). О стилистических особенностях русской литературы указанного периода см., например: Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996. С. 266 - 296.
Наконец, в-третьих, сложно утверждать, что в Московском государстве «бунташного века», социальная структура которого отличалась отсутствием консолидационных процессов «снизу» и неустойчивостью стратификации, можно было по воле законодателя мгновенно сформировать новый правовой институт сословного характера, основанный на предельно четких юридических дефинициях. Учитывая изложенные соображения, можно предположить, что составители Соборного уложения и не стремились к выработке раз и навсегда закрепленного механизма закрепощения крестьян, предпочитая подвергнуть формализации те элементы их зависимости, которые уже были привычными благодаря длительному применению....
Признавая отсутствие обратной силы нормы о бессрочном сыске для дочерей беглых крестьян, вышедших замуж за людей других вотчинников и помещиков до 1649 г., законодатель прямо указал на тот факт, что крестьянин является составной частью вотчинно-поместных земель независимо от личности их владельца, «потому что… государевой заповеди не было, что никому за себя крестьян не принимать… да и потому, что… во многие годы вотчины и поместья за многими вотчинники и помещики переменилися» (ст. 3(XI)). Не последнюю роль в формировании тенденции прикрепления крестьян к земле играло стремление законодателя обеспечить крестьянское хозяйство экономическими ресурсами, необходимыми для несения казенного тягла. О систематических «государевых поборах» говорится, например, в ст. 6(XI), закрепляющей обязанность землевладельцев осуществлять посредничество между крестьянином и казной, причем сумма податей определялась на основании «переписных книг», где было указано количество крестьян, записанных за каждым землевладельцем. В ст. 30(XI) прямо говорится о том, что «крестьяне… в писцовых… книгах и в выписях написаны на поместных… и на вотчинных землях».
Заботясь о хозяйственной сохранности поместного фонда в интересах военной службы, законодатель запретил «пустошити» поместья, переселяя крестьян на вотчинные земли даже в пределах одного землевладения. Нарушая многочисленные гарантии неприкосновенности вотчин, составители Соборного уложения даже предусмотрели возможность принудительного переселения крестьян, «воровски» переведенных из поместья в вотчину. Согласно ст. 31(XI) в случае законной передачи «пустой» поместной земли другому служилому человеку он мог бить челом о возвращении ему крестьян со всем их имуществом и собранным урожаем <33>. ----------- <33> Соборное уложение 1649 года. Гл. XI. Ст. 1, 2. С. 151; ст. 6. С. 152; ст. 30, 31. С. 156.
Приведенные примеры не исчерпывают многообразия норм Соборного уложения, свидетельствующих о попытке законодателя преодолеть черты «похолопления» крестьян на фоне их «вечного и потомственного» прикрепления к земле. Потребность в разработке регулируемых законом ограничений личной свободы крестьянского населения стала складываться в старомосковском обществе под влиянием экономической нерентабельности поместно-вотчинного землевладения, неблагоприятных природно-климатических условий, перманентной социально-политической нестабильности самодержавного государства XVI - XVII вв., вызванной борьбой за власть и уязвимостью приграничных рубежей. Тем не менее окончательное решение вопроса о преобладании тенденции к частновладельческой зависимости крестьянства по типу классического рабства в законодательстве Московской Руси возможно только с учетом анализа судебной практики и актовых материалов, отражающих специфику делопроизводства приказной деятельности в сфере правоприменения.
Bibliography
полностью здесь - http://center-bereg.ru/l1460.html
---
Самое поразительное во всем этом - что мракобесно-средневековый документ, узаконивающий самое вопиющее неравенство, рабство, статус низших сословий как скотины, принадлежащей господам, сейчас преподносится школьникам в обтекаемых формулировках и лукавых оценках, где рассказывается о юридических достоинствах документа и лишь вскользь упоминается о его человеконенавистнической сущности.
Вместо того, чтобы объективно оценить его как манифест крепостного права, детям внушается, что для своего времени это был едва ли не прогрессивный документ, способствовавший развитию российской государственности, а вовсе не закабалению народа и превращению его в бесправный и бессловесный скот...
А теперь просто посмотрите на происходящее в современной России, от вопиющего социального и имущественного расслоения до юридически закрепляемых неравенств прав некоторых фактически сложившихся сословий и одной массы населения - и ответьте, не напоминает ли вам все это дела давно минувших дней.
Кстати же, поразительная любовь нынешних элиток к романовскому семейству, выразившаяся в том числе и в недавнем навязывании, скажем, аэропорту Мурманска имени Николая Второго, вполне отвечает этим напрашивающимся историческим параллелям, не заметить которые сегодня, в день принятия знаменитого Манифеста крепостничества, было просто невозможно...
Сильно подозреваю, что изменения в Конституции, о необходимости которых говорит нынешняя элита РФ, приблизят ее по факту именно к этому историческому документу, узаконив идущее гигантскими темпами построение в России феодально-крепостного общества всесилия господствующих классов и бесправия народных масс.