Осмысление Танненберга в немецком плену
В монографии О.С. Нагорной «Другой военный опыт: российские военнопленные ПМВ в Германии» есть любопытный фрагмент, что называется, «ярким цветом рисующий…» Речь идет об интерпретации Восточно-Прусской операции пленными офицерами.
«…В результате обысков в саксонских лагерях, где содержалась основная масса окруженной самсоновской армии, у большинства офицеров были обнаружены многочисленные немецкие издания о сражении при Танненберге и причинах неудач русского командования…
Опросы, проводимые немецкими ведомствами среди пленных, раскрывают постепенный процесс выработки образцов толкования произошедшего. Первоначально главной причиной катастрофы участники называли спешку при мобилизации и продвижении вглубь Германии. Собственное поражение они пытались оправдать указанием на чужое предательство - бездействием Неманской армии после ее первых успешных столкновений с противником. Позднее была сформулирована более значимая моральная трактовка - долг союзнической верности. Пленные генералы акцентировали внимание на том, что ускоренное в интересах Франции продвижение привело к нехватке вооружения в решающем сражении.
В сентябре 1915 года внимание немецких цензоров привлекло письмо офицера, возмущавшегося фактом выплаты его семье половинного жалования. Он убеждал жену, что общие правила не должны распространяться на состав Наревской армии. На допросе в комендатуре автор письма пояснил, что раз атака самсоновских частей была отвлекающим маневром для спасения Антверпена и Парижа, то принесенные командованием фронта в жертву офицеры должны получать полное содержание. Офицеры лагеря Нейссе были уверены, что за сражение при Гумбинене им во Франции были заготовлены ордена Почетного легиона, и также именовали себя «спасителями Парижа». В итоге в качестве наиболее распространенного толкования укрепился топос жертвенности, который вводил в объяснение неконтролируемые силы и снимал персональную ответственность с непосредственных участников».
(При всём этом, заметим, «…неизбежность суда на родине предчувствовал пленный командир 13-го армейского корпуса генерал Клюев в разговоре со швейцарскими делегатами Красного креста»).
Думаю, не ошибусь. Если скажу, что в этой ситуации как в капле воды отразилась одна из особенностей русского менталитета. Вместо того, чтобы, пусть и не имея на руках немецкие источники, серьезно поработать над ошибками, офицеры создали некую «моральную конструкцию», главная цель которой - оправдать собственную сдачу в плен. «Ищи виноватых где угодно - только не в себе».
«…В результате обысков в саксонских лагерях, где содержалась основная масса окруженной самсоновской армии, у большинства офицеров были обнаружены многочисленные немецкие издания о сражении при Танненберге и причинах неудач русского командования…
Опросы, проводимые немецкими ведомствами среди пленных, раскрывают постепенный процесс выработки образцов толкования произошедшего. Первоначально главной причиной катастрофы участники называли спешку при мобилизации и продвижении вглубь Германии. Собственное поражение они пытались оправдать указанием на чужое предательство - бездействием Неманской армии после ее первых успешных столкновений с противником. Позднее была сформулирована более значимая моральная трактовка - долг союзнической верности. Пленные генералы акцентировали внимание на том, что ускоренное в интересах Франции продвижение привело к нехватке вооружения в решающем сражении.
В сентябре 1915 года внимание немецких цензоров привлекло письмо офицера, возмущавшегося фактом выплаты его семье половинного жалования. Он убеждал жену, что общие правила не должны распространяться на состав Наревской армии. На допросе в комендатуре автор письма пояснил, что раз атака самсоновских частей была отвлекающим маневром для спасения Антверпена и Парижа, то принесенные командованием фронта в жертву офицеры должны получать полное содержание. Офицеры лагеря Нейссе были уверены, что за сражение при Гумбинене им во Франции были заготовлены ордена Почетного легиона, и также именовали себя «спасителями Парижа». В итоге в качестве наиболее распространенного толкования укрепился топос жертвенности, который вводил в объяснение неконтролируемые силы и снимал персональную ответственность с непосредственных участников».
(При всём этом, заметим, «…неизбежность суда на родине предчувствовал пленный командир 13-го армейского корпуса генерал Клюев в разговоре со швейцарскими делегатами Красного креста»).
Думаю, не ошибусь. Если скажу, что в этой ситуации как в капле воды отразилась одна из особенностей русского менталитета. Вместо того, чтобы, пусть и не имея на руках немецкие источники, серьезно поработать над ошибками, офицеры создали некую «моральную конструкцию», главная цель которой - оправдать собственную сдачу в плен. «Ищи виноватых где угодно - только не в себе».