История моих бабушки и дедушки. Продолжение
Окончание. Начало см. http://gaidam.livejournal.com/19687.html
ВОЗВРАЩЕНИЕ
С тех пор как в Магнитогорске получили долгожданное известие о возвращении Виктора, ежедневный маршрут Лели стал пролегать через перрон старого вокзала. Она приходила сюда и в теплые дни ранней осени, и в сменившие их дождь и зимний холод. Четыре года разлуки должны были со дня на день завершиться радостной встречей. Но дней проходило все больше, а ожидание становилось бесконечным... Конечно же, они обязательно узнают друг друга в любой толпе. Если не увидят, то почувствуют сердцем - ведь именно так показывались подобные сцены встречи после долгой разлуки в кинофильмах военных лет: широкий разворот солдатских плеч, она, уткнувшаяся в серое сукно военной шинели, и счастливые улыбки сквозь слезы радости...
Но ничего этого на перроне станции Магнитогорск-Товарная так и не случилось. В тот уже неизвестно какой по счету день ожидания, когда в Магнитку прибыл наконец долгожданный состав, ни Леля, ни Виктор не увидели и не почувствовали друг-друга в толпе вокзальной круговерти.
Побродив в толпе, Леля привычной дорогой направилась к трамвайной остановке. Почти машинально поднялась на переднюю площадку второго вагона, встала у окна... Под стук колес на душу наваливалась усталость бесконечных, казалось, лет ожидания. Через пустые провалы окон вагон продувался всеми ветрами, но Леля не замечала ни холода декабрьской стужи, ни странного пассажира, возникшего вдруг в проеме окна переднего вагона.
- Леля!
Она вдруг подняла сверкавшие от слез глаза на этот полупростуженный оклик. Старая немецкая шинель, исхудавшее обветренное лицо, покрытое рубцами от ожогов... И взгляд - взгляд, который невозможно было спутать ни с чьим другим. А Виктор уже бежал, бежал к дверям ее вагона, и эти последние несколько метров, отделявшие их сейчас друг от друга, казались обоим бесконечней той долгой дороги, которую им довелось преодолеть за четыре нелегких года.
Кожу его рук тоже стягивали беловатые ожоговые рубцы, неопределенного цвета обмотки и немецкие сапоги. Но в этот декабрьский день 1945 года можно было наконец поверить в то, что кончилась война.
«Папа приехал! Папа приехал!» - с громким криком вся ребятня как по команде высыпала из дому на крыльцо. Две девчушки-одногодки, Вика и племянница Лида, оказались рядом. Обеим не исполнилось еще и пяти, обе родились одна за другой в конце 1941-го, обе пока плохо понимали, что за «папа» и к кому приехал этот высокий человек в старой шинели и сапогах.
Что касается «невестки Нины», чуть не разрушившей в одночасье семейное счастье Разумовых, то она больше ни разу не даст знать о себе, оставшись в домашних преданиях некоей девушкой из «гражданских», угнанных фашистами в Германию, и по доброте душевной согласившейся сообщить родственникам о местонахождении своего «мужа» лейтенанта Разумова.
ДОЛГИЙ ПУТЬ
Через год их было уже четверо. С огромным риском для жизни и без того слабая здоровьем Леля решилась родить второго ребенка.
Виктор поначалу устроился рабочим: все документы об образовании были безвозвратно утеряны, жизнь приходилось начинать заново, с нуля. А давалось все это не так легко. Позже он перешел работать в гвоздильный цех метизно-металлургического завода простым гвоздильщиком и поступил на учебу в индустриальный техникум. Днем работа, вечером учеба, потом до поздней ночи выполнение домашних заданий. Все приходилось начинать сначала, не оглядываясь на прошлые заслуги. Да и были ли они в «сталинскую» эпоху у человека, вместо войны прошедшего фашистские концлагеря? Советская власть не считала себя ответственной за собственные промахи и чудовищные ошибки…
Леля еще некоторое время продолжала работать инструктором Горкома партии. Позже вновь вернулась к редакционной работе. Мужа ее вплоть до начала 50-х регулярно вызывали в следственный отдел КГБ. Иногда встречи эти проходили ночью. И тогда никто из домашних не знал наверняка, вернется ли Виктор к утру в родные стены или судьба вновь устроит им очередное испытание. После возвращения в Магнитку жизнь стала постепенно налаживаться, но такой, как раньше, стать она не смогла. Казалось, что Виктору так и придется всю жизнь жить с этим страшным клеймом.
Удивительная история их любви и верности была известна многим. Может быть, поэтому никто никогда так и не поставил перед Лелей вопрос ребром о невозможности продолжения работы.
Уже умер Сталин, и в стране прошел «разоблачительный» XX съезд партии. Уже начался процесс реабилитации жертв сталинских репрессий, когда в зале старого здания городского театра проходила очередная комбинатская партконференция. Во время избрания нового состава парткома кто-то выдвинул предложение ввести в него Елену Евгеньевну Разумову, которая работала к тому времени ответственным секретарем газеты «Магнитогорский металл». Возражений не было. И вдруг в тишине собрания отчетливо прозвучало: «Разумову нельзя в партком. У нее муж предатель...»
И эта несправедливая жестокость вихрем взметнула с места Лелю. Взлетев на сцену, где сидел президиум, она, маленькая, слабая женщина, кричала в огромное пространство вмиг смолкнувшего зала о том, что ее муж, летчик Разумов, никогда не был предателем, что самолет его был сбит в бою за Родину и что, случись выбирать, он предпочел бы предательству смерть! Впрочем, большинству присутствовавших все это было известно и так, и кандидатура члена партии Елены Евгеньевны Разумовой ни у кого не вызывала сомнений...
Только в 1956 году Виктора Михайловича восстановят в партии, а год спустя вручат орден Отечественной войны II степени. Но о прошлом «военнопленного» жизнь еще не раз напомнит ему, бывшему боевому летчику, чей самолет оказался подбит врагом через четыре часа после начала первого и последнего в его жизни боя. Может быть, поэтому ни он сам, ни Елена Евгеньевна никогда не рассказывали дочерям свою подлинную семейную историю. А Виктор Михайлович неизменно отказывался от приглашений выступить в детском саду, куда ходили внуки, с рассказами о славном боевом прошлом. Лгать он не умел, а правда была слишком горькой и сложной.
Но когда на экраны кинотеатров вышел фильм Григория Чухрая «Чистое небо», отец, как вспоминает Виктория Викторовна, не мог сдержать слез, говоря: «Этот фильм про меня». Хотя, как нам кажется, картина была сентиментальнее и романтичнее суровой действительности...
Став начальником гвоздильного цеха, принимал к себе на работу людей с четырьмя судимостями, от которых отказывались все уважающие себя цеха «метизки». И удивительным было то, что бывшие рецидивисты никогда не позволяли себе в присутствии Виктора Михайловича ни ругани, ни сквернословия. Этот человек, на лице которого война оставила свой неизгладимый след, вызывал в них безотчетное уважение.
Взять из цеха горсть гвоздей «для личных нужд» было для него равносильно злоупотреблению служебным положением. И это в условиях тогдашнего тотального магазинного дефицита практически на любой товар! Когда однажды Елена Евгеньевна попросила мужа принести кусок металлической сетки для форточки, чтоб комары поменьше летом одолевали, он сказал, будто отрезал: «Запомни, я работаю в гвоздильном цехе и сетку не делаю». А когда все-таки в доме по надобились гвозди, он месяц ходил по заводским кабинетам, оформляя необходимые бумаги. «Старомодный» был человек, что скажешь.
Надорванное суровыми испытаниями и без того нездоровое сердце Елены Евгеньевны начинало все настойчивее напоминать о себе. Но даже когда в ноябре1976-го она в очередной раз слегла в больницу, ни муж, ни дети, ни родственники, ни друзья всерьез не верили в близость роковой развязки.
После смерти Виктора Михайловича в руки дочерей попали четыре альбома с фотографиями.
С альбомных страниц смотрели на зрителя комсомольцы 30-х, молодые люди 40-х, убеленные сединами и умудренные жизненным опытом современники 70-х... Это был рассказ о трудной и счастливой судьбе, созданный автором в тяжелые дни и бессонные ночи за закрытыми дверьми комнаты. Он не хотел, чтобы об этих альбомах узнали раньше времени, и потому никого не пускал к себе во время работы.
Здесь, в этих альбомах, были собраны фотографии маленькой Лели и ее родителей, карточки, запечатлевшие отца, мать и братьев самого Виктора Михайловича, групповые и персональные снимки однокашников по Горпромучу, и почти к каждому шло свое пояснение.
А еще к альбомам этим прилагалось девять обычных школьных тетрадей, в которых мелким четким почерком Виктора Михайловича были воспроизведены утерянные за давностью лет тексты писем и похоронок, маршруты скитаний по концлагерям летчика Разумова и множество других подробностей, которые продолжала цепко удерживать память 63летнего человека, многое повидавшего и испытавшего в жизни.