(no subject)
Пить кофе, курить кубинскую сигару, вспоминать любимые деревья. У человека могут быть любимые деревья же? Могут. Хотя кому-то это, вероятно, покажется нелепой причудой. Но деревья даже в воспоминаниях умеют приносить радость и душевное умиротворение.
Вот прекрасная липа бальзаковского возраста у старого деревенского дома, в котором я в детстве впервые познакомился с бытом в деревенском доме, с русской печкой и соломенной кровлей. Точнее, не у самого дома, а у хлева перед домом. Чем была так прекрасна эта липа? Как некоторые люди, случается, спрашивают: "за что ты меня любишь?". На этот вопрос не бывает ответа. "За красивые глаза". Но это метафора, это просто фраза, красивая, как и сами глаза - она к ним просто идет. Но любят не "за". Так и липа эта - стройная, симметричная, раскидистая. Душистые, чуть липковатые на ощупь листочки. Ничего в ней нет такого особенного, подобных лип, наверное, в мире миллионы. Но я часто именно перед ней стояла и любовалась, как перед какой-нибудь Венерой Милосской - какая же она, в самом деле, прекрасная!
Или вот древний, замшелый, высоченный клен, перекрывший своими ветвями половину крыши другого деревенского дома, в котором я много провела лет и с которым связано много любви. Возвращаешься с полей или из леса, и еще с другого края деревни заметен этот клен, как маяк возвышается над окрестной порослью, покачивает ветками приветливо - я тут, и дом тут, цел, храню, не заблудись, поспеши, тебя ждут, парное молоко, оладьи с медом, тепло и уют. Как старый дед, что сидит вечерами на заваленке, попыхивая махорочкой, и добродушно улыбается в седую бороду: ну что, детвора, нагулялась, набегалась! Ай, молодец какая!
А вот другой клен, совсем юный, мой ровестник, или немного постарше, у покосившейся изгороди из поблескивающих серебром сосновых жердей, за которой открывается цветущая и благоухающая разнотравьем поляна, и тропинка к колодцу змеится. Вечерами, после захода солнца на поляну ложится плотный туман, почти скрывая из вида ольховую и березовую рощицу вдалеке. И только молодой клен, кажется, храбро стоит на пути тумана, преграждает ему путь на двор - ну, как я справляюсь, а! Погляди! И я гляжу на его взъерошенную, еще реденькую шевелюру, на тонкие ручки-веточки, на гордую, такую по-подростковому вызывающую и немного нескладную осанку - и мне пронзительно радостно, такой вот друг, товарищ, добрый, надежный. Когда я приезжала на очередное лето, первым делом бежала поздороваться и проведать - ну как перезимовал? О, как ты подрос! И я подросла, да. А в городе? В городе что, в городе как всегда. Будем снова все лето играть, любоваться вместе закатами, вглядываться в туман - а вдруг нагрянут из леса кабаны, разорять картошку. Расставаться грустно, но осень, что поделать, в школу. На будущий год опять приеду, не грусти. Любимый друг.
Сколько таких деревьев хранится в памяти. Многих я давным давно уже не видела, но они все равно со мной, как будто вчера расстались. Шлют приветы из прошлого, светлые и добрые, продолжают там, в памяти, расти, цвести, облетать разноцветной листвой по осени и распускаться из набухших почек по весне. Благодаря им моя память - довольно-таки хорошее и приятное место. Не смотря ни на что. И можно под кофе и кубинскую сигару посидеть там с ними на заваленке, послушать шелест листьев, повдыхать их аромат, погреться на солнышке, послушать щебетание птиц и стрекот кузнечиков. Спасибо, друзья.
Вот прекрасная липа бальзаковского возраста у старого деревенского дома, в котором я в детстве впервые познакомился с бытом в деревенском доме, с русской печкой и соломенной кровлей. Точнее, не у самого дома, а у хлева перед домом. Чем была так прекрасна эта липа? Как некоторые люди, случается, спрашивают: "за что ты меня любишь?". На этот вопрос не бывает ответа. "За красивые глаза". Но это метафора, это просто фраза, красивая, как и сами глаза - она к ним просто идет. Но любят не "за". Так и липа эта - стройная, симметричная, раскидистая. Душистые, чуть липковатые на ощупь листочки. Ничего в ней нет такого особенного, подобных лип, наверное, в мире миллионы. Но я часто именно перед ней стояла и любовалась, как перед какой-нибудь Венерой Милосской - какая же она, в самом деле, прекрасная!
Или вот древний, замшелый, высоченный клен, перекрывший своими ветвями половину крыши другого деревенского дома, в котором я много провела лет и с которым связано много любви. Возвращаешься с полей или из леса, и еще с другого края деревни заметен этот клен, как маяк возвышается над окрестной порослью, покачивает ветками приветливо - я тут, и дом тут, цел, храню, не заблудись, поспеши, тебя ждут, парное молоко, оладьи с медом, тепло и уют. Как старый дед, что сидит вечерами на заваленке, попыхивая махорочкой, и добродушно улыбается в седую бороду: ну что, детвора, нагулялась, набегалась! Ай, молодец какая!
А вот другой клен, совсем юный, мой ровестник, или немного постарше, у покосившейся изгороди из поблескивающих серебром сосновых жердей, за которой открывается цветущая и благоухающая разнотравьем поляна, и тропинка к колодцу змеится. Вечерами, после захода солнца на поляну ложится плотный туман, почти скрывая из вида ольховую и березовую рощицу вдалеке. И только молодой клен, кажется, храбро стоит на пути тумана, преграждает ему путь на двор - ну, как я справляюсь, а! Погляди! И я гляжу на его взъерошенную, еще реденькую шевелюру, на тонкие ручки-веточки, на гордую, такую по-подростковому вызывающую и немного нескладную осанку - и мне пронзительно радостно, такой вот друг, товарищ, добрый, надежный. Когда я приезжала на очередное лето, первым делом бежала поздороваться и проведать - ну как перезимовал? О, как ты подрос! И я подросла, да. А в городе? В городе что, в городе как всегда. Будем снова все лето играть, любоваться вместе закатами, вглядываться в туман - а вдруг нагрянут из леса кабаны, разорять картошку. Расставаться грустно, но осень, что поделать, в школу. На будущий год опять приеду, не грусти. Любимый друг.
Сколько таких деревьев хранится в памяти. Многих я давным давно уже не видела, но они все равно со мной, как будто вчера расстались. Шлют приветы из прошлого, светлые и добрые, продолжают там, в памяти, расти, цвести, облетать разноцветной листвой по осени и распускаться из набухших почек по весне. Благодаря им моя память - довольно-таки хорошее и приятное место. Не смотря ни на что. И можно под кофе и кубинскую сигару посидеть там с ними на заваленке, послушать шелест листьев, повдыхать их аромат, погреться на солнышке, послушать щебетание птиц и стрекот кузнечиков. Спасибо, друзья.