(no subject)
『古き塔』("Старая башня"), оргалит, масло, 30х24
С чего древнему человеку пришла в голову идея начать рисовать? Быть может он сидел вечером перед входом в пещеру, насытившись мясом мамонта, успокоенно и удовлетворенно похрюкивая, и смотрел от нечего делать на безбрежное предзакатное небо, расцвеченное всеми вообразимыми красками, и что-то в этот миг в его полуобезьяньей еще душе впервые шевельнулось, что-то пробудилось, что-то взволновало и заставило макнуть пальцы в охру и прочертить по скале первые цветные линии - хоть как-то выплеснуть наружу неудержимый восторг и трепет перед красотой. Мог ли он увидеть? Или, поглощенный всецело изнурительной борьбой за существование, смотрел вовсе не туда, а себе под ноги, где валялись недообглоданные кости, недовыделанные шкуры и недообтесанные каменные рубила.
Человек идет по городу туда и сюда, озабочен растущими как на дрожжах ценами в магазинах, утомлен сосредоточенным созерцанием ящика в офисе, погоняем неотвратимо тикающими часами, стрелочками, цифирьками, покупать, готовить, спать, кофе, на работу. А небо простирается над ним безбрежно, неудержимо и нагло-беззаботно, играет облачками, раскрашивает их в розовое и голубое, сверкает и насмехается: кто здесь всесилен и вездесущ, кто не ведает ни забот, ни запретов, ни границ, ни времен, кто на свете всех милее, всем румяней и белее.
Небо больше не влечет человека, у него так и не выросли крылья, эволюция, зловредная тетка, так и не озаботилась. А ведь знала, не могла же не знать, что человек непременно захочет, туда, ввысь, в совершенство красоты и гармонии, в разреженные слои атмосферы, откуда виды - захватывает дух! Но крыльев нет, и человек разочаровался, разуверился, все это ложь, иллюзия и обман, убедил он себя, а красота никого ни от чего не спасет. Прагматика, realpolitik, ничего личного, никакого эмоционирования по поводу несбывшихся надежд.
С чего древнему человеку пришла в голову идея начать рисовать? Быть может он сидел вечером перед входом в пещеру, насытившись мясом мамонта, успокоенно и удовлетворенно похрюкивая, и смотрел от нечего делать на безбрежное предзакатное небо, расцвеченное всеми вообразимыми красками, и что-то в этот миг в его полуобезьяньей еще душе впервые шевельнулось, что-то пробудилось, что-то взволновало и заставило макнуть пальцы в охру и прочертить по скале первые цветные линии - хоть как-то выплеснуть наружу неудержимый восторг и трепет перед красотой. Мог ли он увидеть? Или, поглощенный всецело изнурительной борьбой за существование, смотрел вовсе не туда, а себе под ноги, где валялись недообглоданные кости, недовыделанные шкуры и недообтесанные каменные рубила.
Человек идет по городу туда и сюда, озабочен растущими как на дрожжах ценами в магазинах, утомлен сосредоточенным созерцанием ящика в офисе, погоняем неотвратимо тикающими часами, стрелочками, цифирьками, покупать, готовить, спать, кофе, на работу. А небо простирается над ним безбрежно, неудержимо и нагло-беззаботно, играет облачками, раскрашивает их в розовое и голубое, сверкает и насмехается: кто здесь всесилен и вездесущ, кто не ведает ни забот, ни запретов, ни границ, ни времен, кто на свете всех милее, всем румяней и белее.
Небо больше не влечет человека, у него так и не выросли крылья, эволюция, зловредная тетка, так и не озаботилась. А ведь знала, не могла же не знать, что человек непременно захочет, туда, ввысь, в совершенство красоты и гармонии, в разреженные слои атмосферы, откуда виды - захватывает дух! Но крыльев нет, и человек разочаровался, разуверился, все это ложь, иллюзия и обман, убедил он себя, а красота никого ни от чего не спасет. Прагматика, realpolitik, ничего личного, никакого эмоционирования по поводу несбывшихся надежд.