(no subject)
『橋のある風景』("Пейзаж с мостом"), оргалит, масло, 21х28
Человек придумал парки, чтобы показать свою власть, свою победу над природой. Заставить ее приносить пропитание, одежду и материал для жилищ - это была победа лишь телесная. Достигнув этого, ему захотелось большего - победы духовной, захотелось ощутить себя на деле тем венцом творения, которым он себя вообразил. А путь к духовному пролегает через эстетическое. Так природа стала не только объектом прямого потребления, но средством и средой для искусства.
Искусство же несет в себе некий дуализм. С одной стороны, оно утверждает в человеке самомнение творца, создателя, а на правах создателя - и обладателя созданной красоты. С другой же стороны - пленяет, подчиняет его своей неумолимой власти. Человек становится одновременно и хозяином, и рабом. Неслучайно в этой связи появление мифа о Пигмалионе, создавшем прекрасную статую и попавшем под ее же чары. Если бы не милость Афродиты, кто знает до какого безумия дошел бы скульптор. Только нисхождение искусства обратно до уровня живого человека - равного - спасло незадачливого творца.
Но с парками такие фокусы не проходят: никакие боги не смогут низвести их с сотворенного человеком пьедестала. Просто не существует эквивалентной формы. И будет этот человек всю жизнь неприкаянно скитаться по тенистым аллеям, припадать к шелковистой траве, со сладостной и горькой истомою вглядываться в отражения узорчатых кущ в глади пруда, обнимать шероховатые стволы дерев и вслушиваться в журчание ручейка на искусственых перекатах - как в нежный лепет возлюбленного существа.
Человек придумал парки, чтобы показать свою власть, свою победу над природой. Заставить ее приносить пропитание, одежду и материал для жилищ - это была победа лишь телесная. Достигнув этого, ему захотелось большего - победы духовной, захотелось ощутить себя на деле тем венцом творения, которым он себя вообразил. А путь к духовному пролегает через эстетическое. Так природа стала не только объектом прямого потребления, но средством и средой для искусства.
Искусство же несет в себе некий дуализм. С одной стороны, оно утверждает в человеке самомнение творца, создателя, а на правах создателя - и обладателя созданной красоты. С другой же стороны - пленяет, подчиняет его своей неумолимой власти. Человек становится одновременно и хозяином, и рабом. Неслучайно в этой связи появление мифа о Пигмалионе, создавшем прекрасную статую и попавшем под ее же чары. Если бы не милость Афродиты, кто знает до какого безумия дошел бы скульптор. Только нисхождение искусства обратно до уровня живого человека - равного - спасло незадачливого творца.
Но с парками такие фокусы не проходят: никакие боги не смогут низвести их с сотворенного человеком пьедестала. Просто не существует эквивалентной формы. И будет этот человек всю жизнь неприкаянно скитаться по тенистым аллеям, припадать к шелковистой траве, со сладостной и горькой истомою вглядываться в отражения узорчатых кущ в глади пруда, обнимать шероховатые стволы дерев и вслушиваться в журчание ручейка на искусственых перекатах - как в нежный лепет возлюбленного существа.